Середенко: об омбудсменах

, Русский омбудсмен
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Сергей Середенко
Сергей Середенко Фото: Сергей Трофимов

За последнее время мне пришлось несколько раз довольно резко высказаться в адрес всевозможных эстонских омбудсменов, что вызвало вопросы. Отвечу так – не давайте повода.

Эстонская система имитации правозащитной деятельности наплодила пока трех омбудсменов – первого, государственного, совмещенного с постом канцлера юстиции, второго, уполномоченного по гендерному равноправию и равному обращению, и третьего, таллинского.

Что позволяет говорить именно об имитации? Отсутствие полномочий, отсутствие компетенции. Особенно анекдотично отсутствие полномочий проявлено в названии должности «уполномоченного по гендерному равноправию и равному обращению».

Все три указанные должности – персональные, личные. Подобный «личный» подход – редкость в публичном администрировании, и в Эстонии он, если говорить о количестве, выдавлен на обочину публичной администрации. «Личными», с именами, являются в основном не чиновники, а «носители публично-правовых должностей» - нотариусы, судебные исполнители, присяжные переводчики и пр. «Личных» чиновников несравненно меньше, и омбудсмены – как раз из их числа. Понятно, что такое выделение имеет смысл тогда, когда к этому прилагается личная широкая компетенция и личная ответственность. Способность самому принимать решения, вызывающие правовые последствия, самому контролировать их исполнение, и самому отвечать за них.

А что может тот же уполномоченный? В специальном постановлении Правительства Республики на этот счет читаем: «собирает данные…, собирает и анализирует данные…, собирает информацию…, собирает иную правовую и социальную информацию…, следит…, рассматривает…, анализирует…, анализирует…, заказывает исследования…»

Если это и компетенция, то ее характер принято называть штабной, и она характерна для компетенции советника в каком-то управленческом коллективе, но никак не тянет на личную компетенцию, так как ни одного «решает…» в этом списке не нашлось.

Таллинский городской омбудсмен внешне «независим» и даже «решителен» - «осуществляет контроль». А что дальше? А дальше вот что: «Если учреждение не исполняет рекомендацию или предложение омбудсмена или не отвечает на запрос омбудсмена, то омбудсмен может сделать по этому поводу доклад учреждению, осуществляющему надзор за данным учреждением, городской управе или, при необходимости, городскому собранию». То есть права решать в рамках своих полномочий и добиваться исполнения своих решений у городского омбудсмена Таллина тоже нет.

Чем можно компенсировать такую «некомпетенцию»? Только одним – личным авторитетом. Требование личного авторитета предъявляется к канцлеру юстиции (а заодно, видимо, и к омбудсмену, раз у нас два в одном). Он, согласно закону, должен быть «опытным и признанным юристом». Человеком, с чьим словом будут считаться. В Эстонии, по моему личному мнению, был только один такой – старик Юхан-Ээрик Труувяли. Аллар Йыкс, бывший судья, превратил этот пост из «независимого» в откровенно политический, а бывший присяжный адвокат Индрек Тедер успешно завершает начатое Йыксом. У нас на глазах.

Данные заметки появились не просто так, а в связи с двумя скандалами, связанными как раз с указанными персонажами. Героем первого стал Тедер, усмотревший неконституционность в том, что созданные местными самоуправлениями частные школы вправе сами выбирать язык обучения. По этому поводу он, как канцлер юстиции, направил свое представление в Рийгикогу, которое радостно за него ухватилось. Напомню забывшим, или даже не знающим, что в Эстонии надзор за законностью – вообще открытая тема: президент не является «гарантом конституции», а прокуратура – вообще неконституционный орган. То есть про прокуратуру в конституции нет вообще ни слова.

Все бы ничего, и Тедер, наверно, вправе блистать своим эстонским пониманием эстонской же законности, но закавыка в том, что он тем самым явно пошел добивать и без того кастрированные права национальных меньшинств. Которые, как известно, подпадают под общую охрану прав человека. За соблюдением которых призван наблюдать уже омбудсмен Тедер. То есть налицо очевидный конфликт интересов. Жаловаться Тедеру на Тедера – терять время, а вот разделить эти две должности надо бы, а для этого кто-то должен этот вопрос в Рийгикогу поднять. Центристы отказались. Права чего-то требовать от них у меня нет – я за них не голосовал. Поэтому если кто-то из депутатов захочет (по делу) увидеть свое имя в прессе – милости просим! Документы подготовлю.

Другой, еще более яркий конфликт на тему имитации произошел с этой самой уполномоченной по гендерному равноправию и равному обращению Мари-Лийз Сеппер. Нет, то, что она на мой запрос не отвечала год, и ответила только под угрозой суда – это не конфликт, это рутина. Конфликт у Сеппер произошел с МИД. Фабула конфликта широко освещалась, и в двух словах такова: Сеппер установила факт дискриминации со стороны МИД при проведении конкурса на занятие вакансии дипломата, а МИД с этим «категорически не согласился».

Тщательно выстроенная система имитации посыпалась, причем виноваты обе стороны. Во-первых, не для того платят Сеппер зарплату, чтобы она устанавливала факты дискриминации русских. А МИД сдуру, забыв об «общих» интересах, забыв про eesti asi, кинулся отстаивать свои частные интересы. И его «Девочка, иди на фиг!» в адрес Сеппер оказалось услышанным. Вместо того чтобы отработать номер с «авторитетом» Сеппер, и поддержать государственные симулякры, потихоньку спустив скандал на тормозах, МИД перешел в публичную конфронтацию, выявившую полное отсутствие полномочий у уполномоченной. Хороший повод потаскать Паэта за уши на закрытом заседании Правительства.

Прописывать лекарство от этой имитационной чумы я не буду, так как больной заведомо отказывается от всех лекарств, поступающих от русских. Отмечу другое: омбудсмен совершенно не должен быть «личным», возможны и «коллективные» омбудсмены. Яркий пример последнего десятилетия – это Комитеты солдатских матерей в России. (В Швеции, кстати, насколько помню, есть специальный омбудсмен по правам призывников). Российские женщины совершили, казалось бы, невозможное – взломали армейскую косность и открыто бросили вызов дедовщине. И – побеждают, потому что общество сначала прислушалось к ним, а потом и пошло за ними.

А у нас, к нашей чести, тоже за примерами далеко ходить не надо – РУШКЭ.

Комментарии
Copy
Наверх