Министерство культуры представило предложение о формировании плана развития «Интегрирующаяся Эстония 2020». Спустя двадцать лет 39% иноязычного населения не чувствуют себя влившимися в эстонское общество, однако нам все равно предлагают продолжать катиться по накатанным рельсам, пишет член Рийгикогу Яак Аллик (СДПЭ).
На встрече с учениками 9-го класса Кохтла-Ярвеской русской гимназии я спросил, кто из них сможет в следующем году изучать основные предметы на эстонском языке. В ответ поднялось четыре руки. На вопрос, кто этого хочет, не поднялось ни одной.
Здравомыслящий человек не предпочтет обучение на чужом языке обучению на родном. К этому может привести только позитивная мотивация или острая необходимость.
Заставляя молодых людей, которые в 9-м классе не знают эстонского даже на уровне В1 (т.е. понимание беседы на повседневные темы), изучать гимназические предметы на эстонском языке, правительство признает, что провалилось с созданием позитивной мотивации.
А таких молодых людей тысячи, поскольку средняя оценка за выпускной экзамен по эстонскому языку в 2011 году в 36 основных русскоязычных школах составляла менее 60 баллов.
Министерство образования считает, что таким образом иноязычный молодой человек станет конкурентоспособным на эстонском рынке труда и высшего образования. Но станет ли?
Исследования показывают, что русскоязычные жители получают значительно меньшую зарплату даже в том случае, если все остальные данные (образование, знание языка, гражданство) у них с эстонцами равные.
А хорошо говорящий по-эстонски русский гражданин Эстонии на госслужбе кажется особенно подозрительным. «Как волка ни корми, он все в лес смотрит» — эта убеждение глубоко засело в мозгу и некоторых работодателей, и высокопоставленных политиков.
Не одна только нехватка хороших учебников, учителей или методик, а именно отсутствие мотивации — основная причина того, почему за 20 лет независимости уровень владения эстонским языком среди русской молодежи не улучшился.
Правящая коалиция взяла курс на то, чтобы сделать владение эстонским в Эстонии острой необходимостью. Об этом говорит и высказывание министра юстиции в парламенте о том, что он не видит причин переводить эстонские законы на русский язык, и отказ правительства поддержать законопроект социал-демократов о добавлении русскоязычной (и англоязычной) инструкции к лекарствам.
Почему социал-демократы против такой политики, и говорят об интеграции в понимании ее по существу? Почему мы видим путь к овладению эстонским языком именно в базирующемся на мотивации улучшении обучения языку в детском саду и основной школе, а не в принудительном обучении в гимназии? Из абстрактного гуманизма, страха перед Россией или желания перехватить на выборах голоса русских у Центристской партии?
Нет, мы просто убеждены, что нынешняя политика даст противоположный желаемому результат, т.е. она вредна и опасна именно для Эстонии и самих эстонцев. Во многих школах возникнут «потемкинские деревни», где за эстоноязычным фасадом будет скрываться преподавание предметов на русском языке.
Что касается обучения в школе языку, то вряд ли можно сказать лучше, чем это сделал Ханнес Тамъярв: «Если нас чему-то заставляют учиться, то эта учеба превращается в вечную вражду. И результат — когда как — иногда скверный, иногда нулевой.
Но хуже всего, что порой со знаком минус, поскольку неприязнь к этой теме возникает быстро». Это означает, что даже если владение языком и улучшится, то этому может сопутствовать озлобление как в отношении эстонского языка, так и к эстонского государства.
Судя по результатам недавнего исследования интеграции, у нас возникла значительная группа (14%, самые молодые) русских, которые знают эстонский язык выше среднего, но и к Эстонии относятся более враждебно. «Пусть убираются туда, где можно прожить без эстонского языка!» — скажет на это обычный эстонец. И наиболее способная часть уезжает (вместе с наиболее способными эстонцами).
Реальным результатом отношения «пусть убираются» стало то, что между двумя переписями населения число эстонцев в Эстонии уменьшилось больше (40 500), чем число русских (30 000), т.е. никакого результата нет.
Гораздо больше беспокоит тот факт, что за 20 лет независимости число лиц с российским гражданством в Эстонии выросло и достигло 100 000. В Эстонии граждан России пропорционально больше, чем в любой другой стране мира. Выходит, что, опасаясь т.н. пятой колонны («волк в лес смотрит»), мы сами ее создаем.
Что следовало бы сделать иначе, чтобы увеличить число русских, лояльных к Эстонии, желающих получить эстонское гражданство и владеющих эстонским языком?
Прежде всего, следует сделать обучение эстонскому языку бесплатным для каждого желающего, как это принято, например, в Скандинавии. Необходимо прекратить относиться к гражданству как к «высшей награде Эстонской Республики», т.е. пойти навстречу каждому, кто изъявил добрую волю, и стимулировать такое желание.
Это могло бы означать, например, отмену требования о сдаче письменного языкового экзамена для людей старше 65 лет (а не за 82, как сейчас!), возможность сдавать экзамен на знание Конституции на родном языке (важно ведь содержание!) и, может быть, предоставление гражданства тем, чьи дети получили эстонское гражданство.
Индрек Тедер и Рейн Таагепера выступили с еще несколькими предложениями на эту тему, но все они натолкнулись на противостояние правящей коалиции, которую, кажется, мучит страх, что каждый иноязычный гражданин Эстонии даст лишний голос Центристской партии.
Было бы глупо вводить какие-то национальные квоты для публичной службе, но нынешняя ситуация, при которой даже уполномоченной по равноправию не остается ничего, кроме как обвинить МИД в дискриминации по национальному признаку, выявившейся при отборе кадров, неразумна. (В аппарате МИДа лишь у 3% работников можно «заподозрить» неэстонское происхождение, а в Госканцелярии этот процент ниже двух!).
Социологи назвали это «феноменом стеклянного потолка», который мешает нашим инородцам подняться по карьерной лестнице. Сейчас такая ситуация, как и анализ всего нашего законодательства и его применения, с точки зрения национальной политики никого не волнует. Крайне необходимо восстановить должность министра по делам народонаселения вместе с его бюро в Ида-Вирумаа, хотя бы для того, чтобы и у «них» был свой министр.
Обмен учениками между Ида-Вирумаа и Центральной Эстонией, к сожалению, позабыт. Стажировка русских педагогов в эстонских школах (и наоборот) оказалась лишь одноразовым экспериментом.
Серьезное укоренение эстоноязычного гимназического обучения для иноязычных учеников означало бы, помимо дополнительной учебной литературы, которой сейчас практически не существует, создание различных по языковому уровню учебных групп, использование помощников учителей и т.д.
Нарве нужен отдельный план развития, который поддерживался бы на государственном уровне. Третий по величине город Эстонии с точки зрения социально-культурной инфраструктуры стал похож на вымирающий монофункциональный поселок. Социальный взрыв при сохранении такой тенденции неизбежен.
Для позитивного развития эстонской политической элите нужна смелость взглянуть правде в глаза и признать, что наше географическое положение и национальный состав — это неизбежность, которая нам «не по зубам».
Следовательно, нет смысла переживать дальше и демонстрировать это миру как ужасное несчастье. С этим следует смириться и увидеть в этом возможность.
Эстония могла бы стать плацдармом для ЕС и НАТО, действительно нуждающихся в экономической интеграции и стратегическом партнерстве с Россией. С внутриполитической точки зрения это означало бы, прежде всего, признание того, что воспроизводство русской интеллигенции полезно и важно для Эстонии.
Но именно к вытеснению этой социальной группы (на Запад!) мы приложили руку. Помимо отстранения от государственных должностей и уничтожения высшего образования почти полностью ликвидированы русскоязычные СМИ.
А это — рабочие места для образованных людей! Даже такими учреждениями, как Русский театр и Радио 4, у нас годами почему-то руководят эстонцы (ну да, за «волком» же надо присматривать…).
Наряду с изменением менталитета на такую интеграционную программу понадобятся, конечно, и деньги. Но если подумать спокойно, от кого или против кого мы обороняемся, и вложить, к примеру, 5% от расходов на оборону (примерно 18 млн евро в год) в «ослабление пятой колонны»? Будет ли это антигосударственным мышлением?
И наконец — поскольку я, будучи членом Рийгикогу, в курсе происходящего в Ида-Вирумаа, меня сподвигло выступить с данными рассуждениями именно отношение эстонцев из Ида-Вирумаа. Там, где эстонцы находятся в меньшинстве, а эстонский язык местами оттеснен, можно было бы ожидать особую напряженность и желание отомстить.
На самом деле все наоборот: эстонец из Вирумаа относится к национальному вопросу прагматично-позитивно. Он ежедневно видит вокруг себя разных русских и понимает, что к ним нужен разный подход. Именно в Ида-Вирумаа пришли к реальному пониманию тревог и страхов друг друга.
В остальной Эстонии продолжается безответственное по отношению к судьбе народа и государства запугивание «русской картой». Может, стоило бы сделать из «русской карты» козырь?