От нынешней ситуации с русским языком в Эстонии не выигрывает никто

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Главное здание Таллиннского университета
Главное здание Таллиннского университета Фото: Marianne Loorents / SL Õhtuleht

Вчера в Таллиннском университете состоялся семинар, посвященный проблемам русских гимназий в Эстонии и вопросам мультиязычного образования. Вела семинар руководитель курса Cultural Studies, в рамках которого он и проходил, преподаватель сравнительного литературоведения Пирет Пейкер. Сразу же было заявлено, что мероприятие не носит чрезмерно академического характера, скорее, это площадка для обмена мнениями и дискуссий.

В частности поэтому в нем, помимо слушателей курса и еще одного его лектора, культуролога Тыниса Каху, приняли участие литературовед Мярт Вяльятага, политолог Райво Ветик, приглашенные преподаватели Таллиннского университета и другие. Открыла семинар научный сотрудник Тартуского университета Валерия Якобсон, которая занимается проблемами двуязычного образования с начала 1990-х.

Выступление Валерии Якобсон условно можно было разделить на две части. В первой она обрисовала проблемы с интеграцией в эстонском обществе и на политическом поле, а также ситуацию с русским языком, в частности с гимназическим обучением на русском языке и его переводом на систему 40-60. Эта часть была адресована, скорее, зарубежным гостям, которые, однако, прибыли в Эстонию не вчера, и, например, Дерек Саундерс из ЮАР, как позже оказалось, бегло говорит на эстонском (преподавал английский в Вырумаа), а лектор антропологии из Испании Франсиско Мартинес блестяще владеет русским. Не говоря об английском, который был рабочим языком семинара.

Якобсон отметила, что дискуссия о языке преподавания в школах началась с самого восстановления независимости Эстонии. Условно говоря, тогда было обозначено две позиции: одна, представляемая Яаном Каплинским, а вторая – подавляющим большинством во главе с Роялистской партией, идеологию которой в обсуждаемом вопросе позже подхватил Союз отечества. Фракцию роялистов в парламенте возглавлял Калле Кульбок. Он, например, говорил, что не существует турецких школ в Швеции или русских школ во Франции, так что положение, которое имело место в Эстонии на тот момент, было с его точки зрения невероятным и неприемлемым. На это министр образования и культуры Пауль-Ээрик Руммо уже тогда указывал, что изменение ситуации немедленно невозможно.

Что касается Яана Каплинского, то он считал, что русские в Эстонии должны иметь право получать образование, вплоть до высшего, на родном языке. «Это не может повредить эстонскому народу и эстонскому государству. В таком случае Эстонии будет, что показать мировой общественности, она может стать примером для других». Обратная ситуация приведет к выдавливанию русских из Эстонии. «На самом деле, это был глас вопиющего в пустыне», – констатировала Якобсон.

Позже Пауль-Ээрик Руммо предположил, что радикально решить вопрос с русским образованием можно к 1997 году, когда основная часть русскоговорящих уедет, а остальная – ассимилируется. Этого не случилось, хотя между 1992 и 1994 годами из Эстонии эмигрировало около 200 000 человек.

И никто тогда не задумывался о процессе перевода русских школ на эстонский язык обучения. К 1997 году стало ясно, что ничего не готово, и сроки введения в русских гимназиях обучения на эстонском передвинули еще на 10 лет. Вопросом о том, во сколько это обойдется, также никто не задавался, как и о том, что нужны учителя, учебники, необходимо сформировать общественное мнение и т.д.

Якобсон отметила, что вообще исторически в Эстонии образование было многоязычным. С конца XVII века обучение в начальной школе велось на эстонском языке, в высшей школе – на латыни, затем на немецком, в частности, в Тартуском университете. Когда Эстония была частью Российской империи, образование на местном языке сохранялось, а тираж первого русского издания, «Губернские ведомости», вышедшего в 1836 году, все равно в значительной степени издавался на немецком.

Таким образом, многоязычная и мультикультурная среда в Эстонии – это опыт столетий. И во время Эстонской Республики образование было как на русском, так и на эстонском языке. То же сохранилось в советское время – эстонским детям никто не запрещал получать образование на родном языке. На эстонском языке была возможность получать образование любой ступени, причем обучение на многих вузовских специальностях велась только на эстонском, не на русском, и русским зачастую приходилось уезжать учиться в Москву, Ленинград, Псков.

«На самом деле, никто не обосновал, почему русское население в Эстонии должно учить эстонский язык, дискуссии велись в основном вокруг того, что является более важным – образование или язык», – указала Якобсон.

Далее она приступила ко второй части своего доклада, в которой по результатам разного рода социологических исследований продемонстрировала ряд таблиц, касающихся обучения русских на эстонском языке. В целом вопрос так и стоял – что важнее: хорошо знать язык или хорошо знать предметы? Помогает ли обучение на эстонском языке на рынке труда, в социальном плане и т.п.? Продемонстрированные данные относились к тому времени, когда перевод на эстонский язык обучения только начинался, и, как было сказано другими участниками семинара, не оценочные, а реальные результаты можно будет узнать лишь через несколько лет, когда программа перевода будет запущена полностью. Тем не менее, Валерия Якобсон констатировала, что социологические исследования показали, что вне зависимости от того или иного отношения к обучению на эстонском, никто не отрицал необходимости изучения эстонского языка.

Затем семинар перешел в стадию обсуждения, содержание которой Postimees.ru попытается вкратце передать.

Говоря о возможностях изучения языка и его роли в интеграции общества, участники мероприятия отметили, что очень важно наличие единой среды общения, в качестве которой вполне подходят даже разного рода общественные заведения, вроде клубов и баров. Впрочем, было сказано, что в Таллинне таких мест не так уж и много. Чего реально нужно добиться, так это уважения права русских говорить на родном языке, права участвовать в общественной жизни.

Пирет Пейкер указала на две взаимоисключающих ситуации, когда речь идет о языке общения. С одной стороны, русский язык исторически является в Эстонии языком национального меньшинства, и его следует уважать. С другой стороны, для построения настоящей демократии в стране должен быть какой-то общий язык.

Франсиско Мартинес отметил, что, на его взгляд, к русскому языку в Эстонии относятся с пренебрежением и не уважают его.

Мярт Вяльятага сказал: «В этом, к сожалению, очень много политики. Я лично считаю, что реформа неверна, не говоря уже о том, что она противоречит желаниям русскоязычного населения. Конечно, существуют разные точки зрения, но я думаю, что большинство русских против нее».

Райво Ветик поддержал коллегу, также указав, что в данном вопросе слишком много политики, поскольку Эстония позиционирует себя как национальное государство... Поэтому государство здесь нередко прибегает к насилию по отношению к русским. Насилию – в академическом смысле... Насилию, которое в данном случае совершенно неприемлемо. Напряжение в обществе – это естественно, оно будет, но должен соблюдаться определенный баланс».

«И все же, что вы подразумевали под «насилием»? Наступление на национальную идентичность русских? Но я считаю, что национальная идентичность не является правом человека», – откликнулся Мартинес.

На это Мярт Вяльятага пояснил, что в конституции Эстонии написано очень много хороших слов, которые дают и в части языка очень много свобод – например, право школам выбирать язык обучения. Однако правительство, на стороне которого выступил даже канцлер юстиции, использует всевозможные трюки, чтобы этого ни в коем случае не допустить.

Также было уточнено, что «насилие» – слишком резкий термин, точнее было бы сказать «принуждение», «давление».

В целом участники семинара сошлись на том, что у русских по большому счету в Эстонии нет выбора, а в демократическом государстве выбор должен быть обязательно. Было также отмечено, что в Финляндии, где шведов в процентуальном отношении гораздо меньше, чем финнов (да, конечно, там есть свои исторические причины), шведский все же является государственным языком.

«В ЮАР государственных языков 11, – сказал Дерек Саундерс. – Почему нельзя в Эстонии сделать два государственных языка? Ведь это могло бы помочь достигнуть более высокой степени интеграции в обществе, благодаря культурному обмену и т.п.». Его поддержал Франсиско Мартинес.

Мярт Вяльятага сформулировал своего рода резюме семинара, указав, что от нынешней ситуации, которая сложилась в Эстонии с русским языком и с преподаванием на русском языке, не выигрывает никто.

Общее мнение состояло в том, что политики, конечно, играют в свои игры, но поезд еще не ушел, ситуацию с русским языком и русским образованием в Эстонии еще можно повернуть так, чтобы от этого, все-таки, выиграли все, и в этом смысле крайне важно обсуждать данные вопросы, чтобы в конце концов выработать конкретные шаги.

Одному из присутствующих было пора идти, и он направился к двери. Попытался открыть ее – дверь зловеще не открывалась. Ему стали помогать, но оказалось, что изнутри открыть невозможно. Принялись звонить коллегам, которые еще могли бы находиться в здании, – безрезультатно. И тогда услышали, как по коридору кто-то шагает...

Это было спасение.

Комментарии
Copy
Наверх