«Мне говорят: ничего бы не случилось, если бы я не вышла за него замуж»

Ирина Каблукова
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Олег Богданов встретил тестя на улице, возле конторы на Петербургском шоссе, где тот работал.
Олег Богданов встретил тестя на улице, возле конторы на Петербургском шоссе, где тот работал. Фото: Вейко Варес

Жертва громкого преступления, чудом оставшаяся в живых после того, как в нее три раза выстрелил собственный муж, и потерявшая отца, которого убил не взятый под стражу преступник, впервые решила рассказать свою историю и попросить о помощи.

Трагедия, произошедшая в семье Веры Сорокиной, привлекла внимание всей Эстонии. Для обывателей этот триллер начался 27 июля 2011 года. Тогда со ссылкой на правоохранительные органы СМИ сообщили, что в одной из квартир дома в таллиннском районе Ыйсмяэ молодая женщина получила три пулевых ранения в живот. Стрелял муж пострадавшей. Уголовное дело возбуждено по статье о причинении тяжкого вреда здоровью.

Потом об этом инциденте как-то подзабыли. А 26 октября 2012 года появилась другая новость: о том, что некий мужчина нанес смертельные ножевые ранения другому мужчине. Все произошло во дворе дома на Петербургском шоссе. Нападавший задержан.

Неудобная правоохранительным органам информация всплыла еще через несколько дней, когда выяснилось, что «преступник с ножом с Петербургского шоссе» и «ыйсмяэский преступник с пистолетом» – одно и то же лицо. Его уже осудили на семь лет за нанесенные жене ранения, но решение еще не вступило в силу, поскольку приговор обжаловался в суде высшей инстанции. И – что самое страшное и удивительное – ни во время следствия, ни после вынесения приговора этот человек не находился под стражей. Итогом «доброты» государства стало убийство: во дворе дома на Петербургском шоссе преступник зарезал одного из свидетелей по первому делу – собственного тестя.

И суд, и прокуратура поспешили заверить СМИ, что все сделано в соответствии с законом. Преступника не взяли под стражу, поскольку причин думать, что он опасен и может совершить новое преступление, не было. Все в белом, только Вера в трауре. Именно на ее долю досталось больше всего обвинений от интернет-комментаторов и знакомых: мол, почему не бросила этого «подонка» раньше.

Обиды росли как снежный ком

Отношения Веры и Олега развивались на протяжении шести лет: два года встречались до женитьбы, совсем чуть-чуть не дотянули до четвертой годовщины свадьбы. В феврале 2009 года у молодой пары родился сын. А примерно за год до трагедии семья приобрела квартиру в Ыйсмяэ.

Вера говорит, что на покупку собственного жилья ее очень активно подвигал муж. Надоело скитаться по съемным квартирам, тем более с маленьким ребенком. Собственных денег у супруга не было. А Вера до замужества жила с родителями, до кризиса получала хорошую зарплату и поэтому могла позволить себе кое-что откладывать.

«Олег был категорически против кредита, поэтому на квартиру были потрачены мои сбережения, достаточно крупной суммой помог мой папа. Муж на тот момент уже год сидел без работы, поскольку с началом кризиса, когда многим стали сокращать зарплаты и увеличивать объем работы, решил, что ему это не подходит, и просто уволился», – рассказывает Вера.

Первое время Олег говорил, что является настолько классным специалистом (по образованию он электрик и многие годы работал в фирмах, занимающихся починкой бытовой и оргтехники), что найдет себе работу получше. Вот чуть-чуть отдохнет – и сразу начнет искать новое место.

«В семье можно на многое закрыть глаза, переждать сложный период... Если в остальном все хорошо. Но обиды начали накапливаться как снежный ком», – вспоминает Вера. Супруг целыми днями сидел у компьютера, не считая нужным помогать замотанной жене. Ребенок был еще грудным, на родительскую зарплату Веры и жили.

Заниматься сыном Богданов не желал: «Сначала он был маленьким, и муж не брал его на руки, потому что боялся что-то ребенку повредить. Памперсы менять не хотел, потому что они плохо пахнут. А мне говорил, мол, ты дома, ты и занимайся. Мне было обидно: я и деньги получаю, и ребенком занимаюсь, и за мужем ухаживаю. А он просиживает целыми днями перед компьютером, не ищет работу, не делает ремонт в квартире, которую мы купили за мои деньги. Сплошные стрелялки, пулялки, истории про конец света или глобальные катаклизмы, когда нужно будет уходить в лес, рыть землянки, копить там провизию и оружие. Я поначалу смеялась, а потом поняла, что дело попахивает каким-то сдвигом. По лицу человека было видно, что он серьезно ко всему этому относится. Я его просила: вернись на землю, у тебя ребенок. Он не слышал».

Еще одной темой для скандалов стали родители Веры. По ее словам, Олег упрекал родственников в излишнем внимании к их семье, что тесть его поучает. «У меня такая семья. Папа – настоящий мужчина. Выпускник Суворовского училища, человек с высшим образованием. Когда были проблемы, не гнушался никакой работы, потому что знал: семью нужно кормить. Но не было никаких скандалов – он не дрался с Богдановым, не крыл его матом. Один раз по телефону назвал его шкодливым котом, но я и представить себе не могла, что это будет воспринято как серьезное оскорбление. А Олег хотел, чтобы мои родители давали нам побольше денег и поменьше приходили к нам».

«Это был звериный ужас»

Скандалы происходили все чаще. Вера терпела, сколько могла. Сама нашла работу. Но мало-помалу созрела мысль о разводе.

Олегу предложили уйти. Он стал угрожать. Обещал, что убьет и Вериных родителей, и Вериного брата, и саму Веру. Она обратилась за помощью к свекрови, но та лишь отмахнулась, сказав, что лающая собака не кусает: ничего ее сын не сделает. Вера надеялась, что некогда любимый мужчина поймет, сколько ему прощают, оценит это и постарается хоть что-то изменить. Он и изменил: в ночь с 26 на 27 июля 2011 года в квартире прогремели выстрелы.

«В общем-то, ничего не предвещало беды, – вспоминает Вера. – Несмотря на то, что в газетах писали, что был какой-то скандал. В полвторого ночи скандалить я просто физически не могла, потому что в шесть утра мне нужно было вставать на работу. Я спала в комнате ребенка».

Она говорит, что проснулась от шороха. Видимо, спросонок огрызнулась: мол, что тут ходишь, мешаешь спать. И в этот момент муж накинулся на Веру, стал ее душить. А потом со словами: «Ну, теперь ты у меня увидишь» убежал в другую комнату.

Вера поднялась и отправилась следом. Вышла за Олегом в коридор и была встречена оглушительными хлопками: «Я не сразу поняла, что происходит. Сначала ощущения были такие: ну, бьет тебя что-то, но острой боли или чтобы что-то летело – брызги в разные стороны – нет. А потом, когда почувствовала, что по животу что-то течет, стало понятно, что, наверное, там дырка. Я бросилась бежать, а он бежал за мной и стрелял. Последняя пуля – четвертая, пролетела где-то у головы. Тогда я совсем испугалась, это был уже какой-то звериный страх. Закричала, что на все согласна, чтобы прекратил стрелять и вызвал скорую».

Но в скорую Вере пришлось звонить самой. Муж стоял в коридоре, не пускал к матери выскочившего на шум двухлетнего сынишку и причитал, что теперь она его точно засудит. А Вера легла на пол. Она говорит, что слышала звонок домофона, а потом сознание стало плавать, и из двух последующих недель она помнит только кошмары от наркоза и свет больничных ламп над головой.

Борьба насмерть за жизнь

Как позже узнает Вера, ей было сделано множество операций. Всего она получила три пулевых ранения: две пули прошли на вылет, одна осталась внутри. Повреждены были печень, почка, желудок, толстая кишка, тонкая кишка, двенадцатиперстная кишка, селезенка, поджелудочная железа. Врачи не были уверены в том, что женщина выживет. Двенадцать дней ее держали в медикаментозной коме. Спасителя Веры зовут Яан Тепп. Это один из ведущих хирургов Северо-Эстонской региональной больницы, которому помогали и другие врачи.

Отец Веры пробовал поговорить со следователем Яне Вахтер, но та сообщила, что сначала хочет допросить Веру, да к тому же не владеет русским языком. Он пытался добиться взятия Богданова под стражу, но того отпустили через два дня, сославшись на то, что у него есть место жительства, на него зарегистрирована фирма (по словам Веры, за много лет не принесшая ни цента), он не судим и вообще хороший, но оступившийся. Отец не знал, как быть с внуком: мальчик оставался как бы ни с кем, не отдавать же его Олегу? Знакомые посоветовали нанять адвоката, которым стала Надежда Киккас.

По словам Веры, после случившегося Богданов пытался поговорить с ее отцом, но тот отказался. Тогда начались звонки ее перепуганной матери. Зять требовал (в письменной и устной форме) пустить его в ыйсмяэскую квартиру, чтобы он мог забрать свои вещи. Но его не пускали: сначала не было ключей, которые оставались в полиции, а после – из соображений безопасности.

Вера рассказывает, что когда полиция вернула ключи, ее брат со своей женой поехали в ее квартиру, чтобы навести порядок и отмыть коридор от крови. Там они нашли целый арсенал: охотничьи ножи, патроны и чехол от винтовки... Значит, где-то есть и винтовка, решили Верины родные, которые два месяца упрашивали следователей провести в квартире обыск. Следственные действия возобновятся только после того, как следователь Вахтре уйдет на другую работу и дело передадут Ирине Гудовски, которая, по словам Веры, подошла к делу ответственно: допросила всех свидетелей, провела обыск в квартире, обнаружив два незарегистрированных обреза, и назначила экспертизу ДНК, которая установила, что Богданов по крайней мере прикасался к этому оружию.

Впрочем, потерянное время сыграло свою роль: в суде адвокат подсудимого Леонид Оловянишников возразил обвинению, что раз оружие нашли лишь два месяца спустя, кто знает, откуда оно взялось. Может, его подбросили родственники пострадавшей. Прокурор лишь вздохнул и настаивать на продолжении рассмотрения этого эпизода не стал.

Снисходительность привела к убийству

К прокурорам у Веры особые и оправданные претензии. Следствием руководил прокурор Тоомас Томберг. Именно он ответил отказом на ходатайство Вериного отца о взятии Олега Богданова под стражу. Он же после откажет в просьбе арестовать имущество подозреваемого, в результате чего оно в течение двух дней будет передано в собственность матери Олега, и Вера не сможет даже потребовать у бывшего мужа компенсацию на лечение.

В суде дело будет представлять уже другой прокурор, Айнар Койк, но и ему не придет в голову взять Богданова под стражу или переквалифицировать дело. Вера уверена, что и ее защита на этом не настаивала. «Ни прокурор, ни судья, ни даже наш адвокат не сказали, что для этого нужно представить ходатайство. А расплатились мы: я, мой отец, мой ребенок, моя мать, которая 40 лет прожила с папой. Она в прямом смысле слова сейчас сходит с ума, все не может поверить, что он больше не придет... И никаких извинений. Наоборот, представители прокуратуры и суда говорят журналистам, что ни в чем не виноваты, сделали все возможное. Как это может быть? Я обычный человек, я не знаю, что нужно делать. Есть судья, есть прокурор, которые за это получают большие зарплаты и должны знать законы».

Тогда Вера еще пыталась, как могла, сгладить ситуацию. Сначала предложила рассмотреть дело в упрощенном порядке, чтобы не вызывать в суд свидетелей. Говорит, что не хотела тащить на новый допрос папу, которому и так досталось. Но от упрощенного порядка отказался сам Богданов, заявив, что будет сидеть столько, сколько ему даст суд (хотя при упрощенном производстве он мог получить на треть меньше). В своем последнем слове Вера, как бы ни было это больно, приняла извинения бывшего мужа, не задав ему дополнительных вопросов и не высказав сомнений в его раскаянии.

Молодая женщина даже на алименты и лишение родительских прав заявлений не подавала. Говорит, будто предчувствовала беду. Но отца не уберегла.

26 октября Вере позвонила мать и сообщила, что Олег убил своего тестя.

«Вы будете следующими»

«Я не знаю всех деталей, да и не могу, наверное, пока об этом распространяться, но, судя по всему, он готовился к этому убийству, – говорит Вера. – Отец работал на Петербургском шоссе. Олег пришел к нему на работу. У моего сына скоро должен был начаться утренник в детском саду. Отец вышел с фотоаппаратом, видимо, собрался ехать в садик, фотографировать ребенка. Во дворе они с Олегом и встретились».

По официальной информации, Олег встретил тестя на улице. Первый удар, насколько известно, он нанес в спину. Кто стал свидетелем случившегося, вызвал скорую и полицию – пока не уточняется в интересах следствия. При этом достоверно известно, что отца Веры пытались реанимировать, и умер он в машине скорой помощи. Олега же задержали на месте. На сей раз суд выдал разрешение на арест подозреваемого. Пока на полгода. Когда дело будет передано в суд, еще не известно, поскольку расследование находится в начальной стадии.

Когда Богданова увозила полиция, он, проходя мимо примчавшихся на место происшествия Вериного брата и его жены, как рассказывает Вера, процедил: «Вы будете следующими».

После новой трагедии жизнь Веры окончательно перевернулась. Дело даже не в том, что она не понимает, как жить дальше. Отец был главным добытчиком в семье. Теперь это бремя легло на плечи молодой женщины, имеющей 80-процентную нетрудоспособность. Дорогие адвокаты Вере больше не по карману, но она хочет попытаться добиться наказания для тех, по чьей вине стало возможно убийство ее отца, или предупредить общество. Есть ли у нас юристы, способные помочь Вере в этом?

Пока же молодая женщина получает не помощь, а только соболезнования и глупые нравоучения. А от одного из представителей прокуратуры, которому Вера позвонила через два дня после убийства отца, она и вовсе услышала фразу: «Ничего бы не случилось, если бы вы не вышли за него замуж».

Комментарий

советника по прессе Пыхьяской окружной прокуратуры Арно Пыдера:

Олег Богданов сам сразу отдал полиции оружие, из которого стрелял в свою жену, и всячески содействовал следствию. Именно поэтому оснований для обыска квартиры, с точки зрения раскрытия данного преступления, не было.

По закону, причин для ареста подозреваемого может быть две: суд может взять человека под стражу, если есть обоснованная угроза, что он продолжит преступную деятельность или начнет уклоняться от следствия. Тяжесть совершения преступления сама по себе не может быть причиной для ареста, поэтому не исключено нахождение человека на свободе до вступления приговора в силу и в случае, когда ему назначается длительный реальный срок заключения.

В случае Олега Богданова было известно, что он совершил первое преступление по личным мотивам и в результате длительного конфликта. После этого он сам вызвал полицию и больше не применял насилия в отношении пострадавшей, но остался на месте происшествия, признал и раскаялся в содеянном. Ранее Богданов в уголовном порядке не наказывался, не находился он под следствием и в связи с другими преступлениями.

Это крайне прискорбное происшествие, но при выборе меры пресечения для человека нужно исходить лишь из того, что написано в законах. В то же время, никогда нельзя предугадать поведение человека.

От автора:Представитель прокуратуры подтвердил, что в самой прокуратуре не было и не планируется проводить никаких внутренних расследований. Пыдер напомнил, что прокуроры опирались на закон.

Комментарий

Надежды Киккас, адвоката Веры Сорокиной:

У потерпевшего нет процессуальной возможности влиять на избрание для обвиняемого или подозреваемого меры пресечения. Это исключительно в компетенции органов следствия и прокурора.

На протяжении предварительного следствия я и письменно, и устно обращалась к различным должностным лицам в Пыхьяской окружной прокуратуре с тем, чтобы они изменили свою точку зрения и заключили Богданова под стражу. Но меня всякий раз отсылали к статье 128 УПК, где сказано, что мера пресечения Богданову может быть изменена только в том случае, если он нарушит  предписания или совершит новое преступление.

Я даже предпринимала попытку доказать, что в этот промежуток он совершил новое преступление. И подавала заявление в полицию о том, что подследственный незаконно воспользовался личными данными отца Веры – Алексея Сорокина. (Речь идет о том, что Богданов вышел на сайт выпускников Суворовского училища и от имени Алексея Сорокина писал, что виновен в том, что дочь стала инвалидом, а зять – преступником. Факт был установлен следствием, было возбуждено уголовное дело, но после приговора по делу Богданова прекращено по заявлению самого Сорокина в связи с нецелесообразностью наказания, т. к.  по основному делу вынесен достаточно суровый приговор и новое дело уже ничего не изменит – прим. И.К.).

Второй момент, когда Богданова можно было взять под стражу, – вынесение решения суда, когда вместе с оглашением приговора суд имеет право изменить  и меру пресечения.  Но такая практика в судах не доминирует.

Последнее заседание суда перед вынесением приговора судом первой инстанции состоялось 2 июля, с того дня ни с Верой, ни с Алексеем я не встречалась. С Верой и ее отцом я говорила только по телефону. У нас было согласовано, что вынесенный приговор нас устраивает. До оглашения приговора родственники боялись (на фоне того, что Богданов находился на свободе), что приговор будет условным.

Также моей задачей было показать все обстоятельства и подоплеку этих событий. И, нужно сказать, на это было потрачено довольно много времени. Большая часть доказательств была представлена в суде потерпевшими. И та картина, которая в итоге была нарисована, была создана потерпевшими. Там каждое слово доказано. Причем не только чьими-то показаниями, но и документами, подтверждающими факты и обстоятельства жизни этой семьи.

Но предположить, что события будут развиваться таким образом, не мог никто. Визуальных или поведенческих признаков не было вообще. На судебном заседании Богданов принес извинения, на которые никто и не рассчитывал.

То лицо, которое он демонстрировал публично, не соответствует его поведению в семье. Когда он вышел на свободу через достаточно непродолжительный период задержания, 48 часов, он был активен – защищал свои имущественные интересы, пытался добиться общения с ребенком. Но даже в этот период он не демонстрировал никакой агрессии. А потом вообще тишина. Он не беспокоил ни Веру, ни отца, ни ребенка. Были проблемы с тем, что он пытался устанавливать контакт с Вериной матерью, что не нравилось Алексею.

Но при всем этом он отказывался перед судом ото всех преференций с нашей стороны. Если бы он согласился на возмещение имущественного вреда, у него появился бы шанс на смягчение. Ему неоднократно предлагалось провести ускоренный процесс, в результате которого его срок сократился бы сразу на треть – он дал категорический отказ. Такого в моей практике еще не было.

Я очень просила отца Веры Алексея, чтобы он не пытался выяснять с Богдановым отношения и вообще не вступал с ним в контакт. Было это сделано или нет, я не знаю. Моей целью было не ввести подсудимого в дополнительное состояние стресса, поскольку, по моим данным, несмотря на первое решение психолого-психиатрической экспертизы, что он абсолютно вменяем и не имеет даже патологии характера,  проблемы все же могли быть. Этот факт теперь будет изучать вторая экспертиза. Но я и тогда понимала, что нельзя создавать для Богданова излишнего эмоционального напряжения, поскольку разрядка могла быть непредсказуемой.

Поскольку после суда я не общалась со своими клиентами, я не могу знать, контактировали они с Богдановым или нет, мне неизвестно, и что происходило накануне убийства Алексея. И говорю вам совершенно откровенно: удар по моему клиенту – это удар и по мне. После 26 октября мне не живется весело и хорошо, потому что у меня есть еще и личное отношение  к погибшему Алексею Сорокину, как человеку очень нравственному, заслуживающему большого уважения.

Комментарий

Леонида Оловянишникова, адвоката Олега Богданова:

– Для меня то, что произошло 26 октября, стало громом среди ясного неба. В  последний раз я видел Богданова дней за десять до случившегося. Он был спокоен, о семье ничего не говорил. Мы обсуждали детали кассационной жалобы, которую направили в Государственный суд и в которой должны были указать, что он устроился на работу и начал платить алименты и погашать имущественный ущерб. Мне казалось, что ситуация радикально изменилась. Он начал становиться таким, каким его хотели видеть.

Что произошло за эти десять дней? Может, какой-то звонок, разговор спровоцировал его? Но, я вам клянусь: поначалу, когда мне сообщили о случившемся, я не поверил. Такого просто не могло произойти!

Да, он был тяжелым в общении клиентом. Доверительного контакта у нас  не возникло. Он действительно сам отказался от ускоренного производства, которое сократило бы срок наказания. Но, я думаю, что он и хотел открытого процесса, чтобы все увидели беды его семьи и поняли, что не только он виноват в случившемся.

Свою работу по делу Веры Сорокиной я практически закончил, но по второму эпизоду, даже если Богданов попросит, я защищать его не буду. Поймите меня правильно: это просто неэтично.

И хотел бы отметить, что понять до конца, почему произошла вся эта чудовищная история, дать случившемуся объективную оценку, наверное, не сможет никто и никогда. Мне, по крайней мере, многое понять не удалось. Если бы вы пообщались с Богдановым лично, вы бы увидели причины такого непонимания.

Комментарии
Copy

Ключевые слова

Наверх