Как документ становится настоящим искусством

Елена Скульская
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Все три книги — поиск правды в мутном и запыленном окружении милой глупости и очаровательной пошлости.
Все три книги — поиск правды в мутном и запыленном окружении милой глупости и очаровательной пошлости. Фото: Андрес Хаабу

Искусство иногда так близко подходит к жизни, что мы видим и узнаем в нем ее мельчайшие черты; а бывает, жизнь и искусство расходятся так далеко, что силуэты реальности, размытые и невнятные, пугают концом света и исчерпанностью человеческого бытия. Так происходит и сейчас, когда писатели жадно осваивают все жанры фантастики, лишь бы не сознаться в полнейшем непонимании того, что происходит вокруг.


Знаменитые парадно-праздничные фильмы «Волга-Волга» и «Свинарка и пастух» не имели ни малейшего отношения к реальности, пропитанной страхом и безумием. Они были чистым идеологическим вымыслом, но постепенно жизнь научилась им подражать, песни и улыбки перетаскивались в действительность и, спустя десятилетия, эти художественные картины стали восприниматься, как документальные.

Так сегодня воспринимаются телевизионные сериалы: они построены на чистейшем вымысле низкой пробы, но зомбированная жизнь начинает им подражать, и уже возникает литература, описывающая эту отраженную жизнь, как единственно существующую.

В таких ситуациях растерянности искусства очень важны произведения, построенные на документах, на фактах, на дневниках, записных книжках, где реальность сохраняется в ее бесценном алмазном виде, не дошедшем до огранки. Именно эти книги нам всем и пригодятся в дальнейшем, когда мы захотим добраться до правды.

Поэтому, подводя итоги литературного года, я хочу выделить три книги: Дневники Валерия Золотухина «Медея», биографию Варлама Шаламова, написанную Валерием Есиповым в серии «Жизнь замечательных людей», и «Изломанный аршин» Самуила Лурье — документальный роман, посвященный жизни и судьбе полузабытого писателя Пушкинской эпохи Николая Полевого.

Приступ правды
«Медея» Золотухина вышла как раз в тот момент, когда театральный мир был потрясен изгнанием девяностопятилетнего Юрия Любимого из созданного им Театра на Таганке. Как это могло произойти? Не знаю. То ли сыграл Юрий Любимов короля Лира, то ли оказался голым королем. И место Любимого, место своего учителя и мэтра, занял Валерий Золотухин.

И самым неожиданным образом эти трагические события высветили по-новому золотухинскую прозу с лермонтовским романтическим героем в центре ее, который не устает восклицать перед уютным обывателем: «Яд, рельсы, свинец — на выбор».

Этот герой не признает середины, он способен жить только в пространстве отчаяния и света, предательства и жертвенности, у него всегда есть наготове нож, но есть и место на собственном теле, куда этот нож может войти.

Дневники Золотухина — затяжной приступ правды, которая не ищет справедливости. Артист присматривает за писателем. А писатель присматривает за актером. Актер жаждет успеха, счастья, восторга, а писатель ищет помех жизни, ищет испытаний и бед, которые одни даруют настоящую прозу.

Эпоха Таганки, когда драматический театр был театром военных действий, грозившим стать анатомическим театром, встает со страниц этой книги в каждодневных мелочах, обидах, страхах, раздумьях. Шаг за шагом идет артист от роли к роли, и разграбленная его жизнь наливается дородством смысла и понимания.

Больше, чем правда
Монография Валерия Есипова — глубокий и потрясающий рассказ о судьбе выдающегося писателя, на долю которого выпало столько страданий, что с ними не справляется арифметика. Почти вся жизнь прошла в лагерях. Почти вся дальнейшая проза гениально отразила испытания.

Творчество Шаламова стало приговором эпохе, смертным приговором, и эпоха предпочла смерти компромиссные романы Александра Солженицына, а Шаламова списала в архив, в документ, который может пригодиться только специалистам.

Варлам Шаламов был категоричным, бескомпромиссным носителем последней правды о человеке; он показал, что человека очень легко превратить в зверя, и зверь этот ненасытен в кровавых преступлениях.

Варлам Шаламов рассорился почти со всеми своими друзьями, которые его ценили — от Пастернака до Надежды Мандельштам; расстался со всеми женщинами, готовыми его любить.
 Он кончил в глухоте, одиночестве и нищете, пока книги его выходили за рубежом и нечистоплотные издатели наживались на них. Редко судьба так жестоко и последовательно доводит свой замысел до конца...

Посмертный жест
«Изломанный аршин» Самуила Лурье обдумывался автором лет сорок перед тем, как стать книгой. Началось все в молодости, когда Лурье узнал, что Николай Полевой завещал похоронить себя в халате и небритым.

Это было дикое, странное, нарушающее все приличия желание, и никому, ни одному исследователю литературы не пришло в голову попытаться этот жест разгадать. А Лурье разгадал — как последнюю реплику в споре, которую важно романтически прокричать, хоть и после смерти. А что за спор?

А такой спор, за который в литературе платят жизнью.
Буквально на следующий день после похорон Белинский назвал Полевого великим литератором. Написал прославляющую статью.

И словно сам забыл, а вместе с ним и вся история литературы забыла, что Белинский совсем недавно травил Полевого и сильно способствовал его жизненному крушению.

Эта книга легко и остроумно (эта легкость дается колоссальными знаниями и глубочайшим пониманием) показывает, как именно создается, лепится, придумывается и выравнивается история литературы, как мало в ней правды и справедливости.

И как любимейшие наши фигуры, как обожаемое наше все подтачивается изъянами — очевидными, но тщательно забытыми поступками.

...Я далека от мысли уравнять три книги в литературном качестве и вкладе в историю культуры. Но все три — поиск правды в мутном и запыленном окружении милой глупости и очаровательной пошлости.

Комментарии
Copy

Ключевые слова

Наверх