Наталия Лапина: Я начала любопытное и большое дело...

Ушедшая летом с поста художественного руководителя Русского театра Наталия Лапина вернулась сюда в качестве обычного режиссера. 14 декабря на большой сцене состоялась премьера ее музыкальной сказки «Малахитовая луна» по мотивам сказки Бажова «Серебряное копытце» – история девочки Дарёнки и ее деда Коковани, которые при свете малахитового месяца встречают хитрых лесных духов, оживающие деревья и волшебного оленя.

«Пьесу „Малахитовая луна” я написала, когда передо мной встала задача создать музыкальный спектакль для самых маленьких, но с расчетом на большую сцену – говорит Наталия Лапина. – Я перечитала всего Бажова, напиталась его языком и сочинила историю о зеленой бабушке Малахитовой луне и одиноких людях, потерявшихся в морозном уральском лесу. Сказки я очень люблю и считаю их высшим пилотажем литературы – это же миф, легенда, изложение вечных сюжетов простым, но образным языком. Для меня сказки невозможны без двух составляющих – красоты и юмора».

– По сравнению со спектаклями для взрослых сказки ставить сложнее?

– Если режиссер умеет рассказать сказку, то он справится и с Шекспиром, и с Островским. Это такая лакмусовая бумажка, проверка на владение профессией.

– Как вам работается в театре, худруком которого вы были буквально только что?

– Если говорить о чувствах, то вернувшись, я не ощутила ничего, кроме радости от встречи с дорогими сердцу людьми. И еще – огромного облегчения оттого, что сейчас проблемы Русского театра – это уже не мои проблемы. Поработав худруком, понимаешь, какое же это счастье: просто ставить спектакль и не думать ни о вентиляции, ни о продаже билетов, ни о том, что делать к концу финансового года. И говорить то, что на самом деле думаешь, без опасений навредить положению театра.

– Как вы оцениваете нынешнее состояние Русского театра и деятельность нового худрука, Марата Гацалова?

– Пока рано как-то оценивать деятельность Марата: о результатах можно будет говорить, когда он поставит несколько спектаклей с труппой. Сейчас он готовит почву для следующего года. До декабря театр существовал по планам предыдущего руководства, и я с интересом посмотрела все премьеры осени. Рада, что эксперимент со спектаклем Евгения Корняга «Можно я буду Моцартом» всколыхнул публику – пожалуй, на то и был расчет, а эстетические предпочтения обсуждать не имеет смысла, – и не рада тому, что «Волки и овцы», на мой взгляд, не случились. «Обрезание» – интересный, сложный, холодный спектакль; когда мы его планировали, мне казалось принципиальным поменять название, чтобы акценты самого материала оказались верно расставлены. Но название не сменили, и акценты сместились не в пользу работы.

– Как складывается ваша профессиональная карьера после Русского театра?

– Я думала, что, завершив работу в Русском театре, наконец-то отдохну, наберусь сил, буду много читать, писать и вышивать крестиком. Не тут-то было. Во-первых, я начала любопытное и большое дело с талантливой компанией людей, актеров и художников; мы сейчас создаем театр, который нам кажется интересным: на сегодняшний день уже выпустили и играем в Петербурге «Человека-подушку» Мак-Донаха, репетируем «Кислород» Вырыпаева, и в планах еще столько, что непонятно, как это все можно успеть за одну жизнь. Во-вторых, с группой режиссеров из десяти стран – все говорят на разных языках – мы создаем Международный Режиссерский Словарь. Центр этого дела находится в Нью-Йорке, где я провела несколько месяцев, занимаясь и этим проектом, и еще двумя, и в связи с «во-первых» туда еще вернусь. В-третьих, я продолжила педагогическую практику: у меня студенты в Санкт-Петербургской государственной академии театрального искусства, летом был набран первый курс, тридцать с лишним человек. Кстати, на курсе учится талантливый парень из Нарвы. Так что свободного времени, к сожалению или к счастью, не появилось.