В начале февраля 1928 года в Нью-Йорк прибыла женщина, утверждавшая, что она – великая княжна Анастасия Николаевна, чудом спасшаяся дочь последнего русского царя.
Ужель та самая царевна?
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
На пресс-конференции, проведенной на борту парохода «Беренгария», Анастасия сообщила, что прибыла в Америку, чтобы вставить зубы, которые выбил ей прикладом солдат, когда в июле 1918 года царевна выскользнула из рук красных палачей. Число Анастасий в России и за ее пределами на тот момент зашкаливало за два десятка, но великую княжну признал и величал «ваше высочество» игравший в детстве вместе с царевнами Глеб Боткин, сына лейб-медика Николая II, расстрелянного вместе с императорской семьей. В гостинице Анастасия записалась как «Анна Андерсон» – и вошла под этим именем в историю.
Фройляйн Унбеканнт
Анна Андерсон появилась ниоткуда в 1920 году – берлинская полиция выловила ее из Ландвер-канала, в котором она пыталась свести счеты с жизнью. Изможденная женщина (44 кг при росте 170 см) не имела при себе документов и отказывалась отвечать на вопросы. Врачи обнаружили на ее спине следы ранений, а на затылке – шрам в форме звезды; решено было, что от сильного удара по затылку пациентка потеряла память. При осмотре выяснилось, что женщина родила ребенка. Говорила она «с восточным акцентом», из чего был сделан вывод, что несчастная – беженка из большевистской России.
С диагнозом «депрессия» женщину поместили в клинику в Далльдорфе под именем «Унбеканнт» (по-немецки – «неизвестная»). Пациентка любила поговорить о Романовых и понимала по-русски, но вообще мало чем отличалась от других больных; одна из сиделок вспоминала, что фройляйн Унбеканнт умоляла ту записаться с ней в Иностранный легион и бежать в Африку, а не то состоящие в сговоре с большевиками врачи-евреи сживут ее со свету. Она много читала, но только на немецком, выказывала признаки образованности и не любила фотографироваться.
В одной палате с фройляйн Унбеканнт лежала швея Мария Пойтерт, якобы поставлявшая платья фрейлинам Романовых. Пойтерт обратила внимание на сходство неизвестной с великими княжнами на газетной фотографии и, выписавшись из клиники, принялась за дело. Она разыскала бывшего капитана императорского кирасирского полка Швабе и уговорила его навестить соседку по палате. Капитан Швабе позвал в дурдом Зинаиду Толстую. Та позвала баронессу Софию Буксгевден. Та позвала баронессу Марию фон Кляйст. Вскоре в психушке было не протолкнуться от русских эмигрантов. Фон Кляйст даже забрала женщину к себе, и – вот чудо! – спустя два дня после переезда Унбеканнт призналась, что она – Анастасия Романова. В 1918 году ее спас солдат Александр Чайковский, вместе с ним она уехала в Бухарест, где родила солдату сына, а в 1920-м, когда Чайковского застрелили на улице, бежала в Берлин, чтобы повидаться с «тетей Ирен» (принцессой Гессенской), но никто ей не поверил, и Анастасия бросилась в хладные воды Ландвер-канала...
Анастасия или нет?
«Тетя Ирен» ездила смотреть на Анастасию, когда та переселилась от фон Кляйстов в берлинский дом полицейского чиновника Грунберга, и племянницу не признала, да еще и удивилась, почему та, будучи в Бухаресте, не обратилась к двоюродной тетке, королеве Марии. Подолгу Анастасия не задерживалась нигде из-за истерик и скверного характера. После Грунберга она жила у прибалтийской немки Гарриет фон Ратлеф и так поверила в свое августейшее происхождение, что во время поездки с Гарриет за границу требовала от той селиться отдельно, потому что «не привыкла спать с прислугой».
Слухи об Анастасии дошли до вдовствующей императрицы Марии Федоровны, жившей в Копенгагене. Бывший камердинер императрицы ездил в Берлин и доложил, что это «не она»: Анастасия отказывалась говорить по-русски (якобы из-за пережитого шока) и «вспоминала» только то, о чем писали газеты. Не опознали ее ни воспитатели царских детей Жильяр и Гиббс, ни великая княгиня Ольга Александровна. Жильяр, однако, вступил с Анастасией в переписку – и сделался главным источником сведений царевны о собственном прошлом.
К 1925 году Анастасия прославилась, она часто давала интервью и рассказала даже о тайном визите в Россию в 1915 году великого герцога Гессенского Эрнста-Людвига, брата Марии Федоровны. Эрнст-Людвиг, чья репутация честного военного была поставлена под сомнение, забеспокоился и нанял детективов, которые выяснили, что настоящее имя Анастасии – Франциска Шанцковска: эта полячка из крестьянской семьи работала на производстве взрывчатки и в 1916 году пострадала при взрыве. С тех пор Шанцковска скиталась по психбольницам, а в 1920 году пропала. Позднее герцог Лёйхтенбергский устроил «Анастасии» встречу с братом Франциски, Феликсом, и тот узнал сестру. Герцог отмечал, что псевдо-Анастасия говорит только по-немецки, слабо понимает русский и не знает английского и французского, в то время как царевна владела этими тремя языками, а по-немецки знала «хорошо если десять слов».
На четырех ветрах
Тем не менее царевну узнал Глеб Боткин, тепло принявший ее в Нью-Йорке. Сам Боткин содержать Анастасию не мог, но богатые опекуны чуть не выстраивались в очередь. Царевна пожила у великой княгини Ксении Георгиевны; муж княгини, бизнесмен Уильям Лидс, прогнал царевну, потому что та «уверяла всех, что великая княгиня тайком подсыпает ей в пищу яд и промышляет воровством у гостьи денег и драгоценностей, и дни напролет беседовала с птицами, пролетавшими мимо окна». Анастасия переселилась в отель, где ее счета оплачивал сам Сергей Рахманинов, а оттуда – к одинокой богачке Энни Дженнингс. Психическое здоровье Анастасии ухудшалось, ее поместили в лечебницу «Санаторий на четырех ветрах», потом отправили в Германию, в ганноверскую клинику, где она стала готовиться к судебному процессу о признании себя дочерью царя. Инициатором процесса стал все тот же Боткин. Речь шла не столько об имени, сколько о деньгах – в случае успеха Анастасию ждали 100 тысяч долларов, помещенных Николаем II на иностранный депозит.
Суд, начавшийся в конце 1930-х, завершился лишь в 1961 году (за это время Анастасия успела стать героиней голливудского фильма с Ингрид Бергман). Судьи сочли, что ни доказать, ни опровергнуть слова истицы невозможно. Как и раньше, царевна жила за чужой счет: сначала в домике принца Саксен-Кобургского в Шварцвальде, потом, с 1968 года, – в США, где вышла замуж за своего поклонника профессора Манахана. Этот Манахан любил ее так сильно, что когда в 1983 году его жену поместили в клинику, выкрал ее, и престарелые супруги три дня бегали от полиции. Умерла миссис Манахан 12 февраля 1984 года. Ее похоронили в часовне баварского замка под могильным камнем с надписью: «Анастасия Романова. Анна Андерсон».
Споры об Анастасии не утихали до 1990-х. Сторонники царевны указывали на портретное сходство и искривленный большой палец ноги, такой же, как у великой княжны, а также на строение уха. Масла в огонь подлили раскопки Поросенкова лога, где были зарыты тела членов царской семьи: в 1991 году там не нашли останков одной из дочерей царя и царевича Алексея. Обнаружены они были через 16 лет, но загадка Анны Андерсон раскрылась еще в девяностых, когда ее ДНК сравнили с ДНК Романовых и Карла Маухера, внучатого племянника Франциски Шанцковски. В первом случае ДНК не совпали, во втором – совпали полностью. Так и закончилась эта грустная, если вдуматься, история.