Варблане: для нас государство — клуб миллиардеров

иллюстрация: Pm

Бюджет Эстонии настолько зависит от евродотаций, что во многих сферах ничего не делается на местные средства, утверждает член совета Банка Эстонии экономист Урмас Варблане.
 

Что такое зависимость от дотаций?

Зависимость от дотаций — это болезнь, причем такая болезнь, что поначалу мы не понимаем, что она охватила нас. В чем это выражается? Получая финансовую помощь, мы думаем, что сделаем на эти деньги нечто особенное, что-нибудь такое, чего в другом случае не сделали бы. Но потом мы задумываемся, а не пустить ли эти деньги на то, чтобы оплатить какие-то свои расходы, с этого все и начинается.

В документе об использовании средств ЕС в 2014-2020 годах, который правительство обсуждало в ноябре, прямо так и сказано, что эти средства следует рассматривать как возможность добиться серьезных перемен.

Что происходит на самом деле? Сегодня инвестиции в общественный сектор на 75-90% осуществляются за счет различных дотаций Евросоюза, а также за счет продажи квот на выбросы тепличных газов, то есть не за счет доходов от наших налогов.

Если исходить из того, что бюджет Эстонии состоит из ста единиц, то 76 из них зафиксированы законами — пенсии, пособия, прочие расходы, предусмотренные законами. Свободными являются 24%, эта та часть бюджета, которую может обсуждать парламент. В последние годы доля средств ЕС составляла в бюджете Эстонии 16-18%.

Легко подсчитать: поскольку доля собственных налоговых доходов Эстонии в бюджете составляет 82% и для исполнения законов требуется 76%, следовательно, если бы не было средств ЕС, свободных бюджетных денег у нас было бы всего шесть процентов.

Другими словами, не будь финансовой помощи ЕС, то спикер Рийгикогу вполне мог бы спросить у парламента: «В Эстонии законы действуют?». «Действуют», — ответил бы парламент, и спикер тогда сказал бы: «Бюджет принят, можем расходиться».

Мы должны осознать, что реально наша страна постоянно находится в ситуации, когда мы не можем покрывать свои расходы за счет доходов от налогов. И это продолжается уже много лет. Мы исхитряемся направлять помощь ЕС в те сферы, где она раньше не была задействована.

За последние семь лет в Эстонии созданы тысячи рабочих мест, которые связаны с дотациями Евросоюза. Мы создали новую отрасль экономики, в которой трудятся десятки тысяч людей и объем которой доходит до одного миллиарда евро в год. Будь это вечный двигатель, perpetuum mobile, то можно было бы сказать, что все замечательно, и другие поступают так же.
Но процессы, происходящие внутри Евросоюза, говорят о том, что это не может продолжаться вечно.

Очевидно, что этот механизм будет действовать и следующие семь лет?

Да. Этот процесс только углуб­ляется. Финансовая помощь ЕС увеличивалась с каждым годом, и росла ее доля в бюджете страны. Посмотрите, Эстония уже почти отказалась от инвес­тиций за счет своих налоговых доходов — дороги и школы, лыжный трамплин в Техванди, спортзал Английского колледжа, новое здание химического факультета ТУ и Морской музей — все это построено за счет евродотаций. И это лишь отдельные примеры.

Для Эстонского национального музея средств от ЕС мы не получали.

А все потому, что мы занеслись слишком высоко, попытались обмануть Европу и представить сокровищницу нашей культуры как туристический объект. Порой мы пытаемся пускать в ход нашу крестьянскую хитрость, полагая, что другие по глупости или недомыслию этого не поймут.

Эстония в Европе — страна, которая получает больше, чем дает. Но почему другие страны должны нам давать? Мы говорим здесь о солидарности и о том, что для того, чтобы Европа была сильной, богатые страны должны помогать бедным. Что, собственно, Европа и делает.

Вы помните, какие страс­ти разгорелись, когда встал вопрос о вкладе Эстонии в стабилизационный фонд EMS. Мы тут же забыли о солидарности и о финансовой помощи, которую получали много лет подряд.

Во время долгового кризиса странно была читать рассуждения о том, что ленивые европейцы живут за счет трудолюбивых эстонцев, и это при том, что каждый год мы получали от этих «ленивых» европейцев помощь почти на миллиард евро.

Структурные фонды ЕС до сих пор очень помогали Эстонии. В период кризиса финансовая помощь Европы составляла пять процентов ВВП. Когда в 2009 году налоговые доходы правительства, несмотря на повышение налогов, снизились почти на 400 млн евро, мы получили дополнительно 360 млн евро евродотаций, то есть помощь Европы покрыла снижение налоговых доходов. Важнейшим средством выхода Эстонии из кризиса стала финансовая помощь, которую мы получили за счет бюджета ЕС. Без этой помощи наш спад был бы еще более ощутим.

Другие страны Европы постоянно оказывают нам финансовую помощь, мы им — нет.
Например, без сельхоздотаций ЕС наше сельское хозяйство, наверное, вообще бы перестало существовать.

Накануне присоединения к ЕС я проводил соответствующие исследования по ценам, уже тогда было ясно, в каком неравном положении находятся наши сельчане. Сегодня мы тоже говорим, что ситуация в нашем сельском хозяйстве несравнима с другими странами. Но благодаря евродотациям она значительно улучшилась.

Сельское хозяйство Эстонии, по сути, встало на ноги за счет средств ЕС. Например, по производству молока мы уже занимаем верхние строчки. В советское время 4000 кг молока в год от коровы считалось чудом, сейчас продуктивность составляет 7600 кг, и мы считаем это само собой разумеющимся.

Сельхоздотации будут расти еще до 2020 года.

Это однозначно та область, в которой, с точки зрения равных условий для конкуренции, дотации безусловно должны расти.

Однако развитие может пойти и по другому пути — пути сокращения уровня дотаций во всех странах Евросоюза, в этом случае эстонские производители получили бы равные возможности. К сожалению, по этому пути идут очень медленно.

Кое-что все же делается. Так, например, скоро в Европе отменят квоту на производство молока, не будет больше предписаний, сколько молока можно производить и по каким схемам дотации, и будет больше конкуренции на основе эффективности производства.

Нам это только на руку. Есть надежда, что в результате мы сможем восстановить тот объем производства, который был в советское время,
1,2 млн тонн молока в год, сейчас он ограничен квотой до примерно 700 000 тонн.

Это было бы замечательно, но вы говорите, что мы попадаем в зависимость от дотаций, при этом мы одна из самых бедных стран Евросоюза. Что же делать — отказаться от той помощи, которую оказывают нам богатые страны ЕС?

Действительно, уровень нашего дохода составляет только 70% от среднего по Европе, и за счет дотаций ЕС Эстонии удалось добиться значительных результатов. Можно также сказать, что Эстония очень успешно осваивала деньги структурных фондов ЕС, заключала договоры и осуществляла выплаты. Но эта медаль имеет и оборотную сторону, о которой упоминают намного реже.

Если составляя бюджет Эстонии, мы постоянно учитываем почти 20% дополнительных доходов в бюджет, то возникает иллюзия, что перемены не нужны. Мы оставляем все, как есть, и говорим о новых финансовых потоках. На самом деле многие проблемы не решены или отложены.

Но обиднее всего, когда не хотят даже обсуждать необходимость перемен. Нам нужна содержательная дискуссия о стратегическом развитии страны, но, например, Фонд развития Эстонии больше не занимается мониторингом исследований будущего, считая это делом ненужным.

Самым наглядным примером того, к чему может привес­ти промедление, является государственная и административная реформа. Мы относимся к государству как к клубу миллиардеров. У нас на самом деле нет сил его содержать.

Это возможно только за счет европейских денег. Примером отказа от перемен (и их обсуждения) можно считать вопрос о доходной базе нашего государства.

Получая постоянные европейские вливания, мы можем говорить о том, что в Эстонии не нужно обсуждать вопрос о налогах и что у нас все хорошо. Однако Министерству финансов прекрасно известно, что нынешняя налоговая база не обеспечивает такой доход, чтобы сохранять баланс госбюджета без дотаций. Вопрос не просто в том, каков тот или иной налог, а в том, сможем ли мы обеспечивать развитие государства и впредь.

Еще одна проблема состоит в том, что большое количество имеющей специальную подготовку рабочей силы как в общественном, так и в частном секторе занимается ходатайствами о получении помощи из-за рубежа, составляет отчетность и надзирает за использованием средств. Когда в такой небольшой стране, как Эстония, тысячи людей занимаются только дотациями, это очень серьезно.

Мы любим говорить, что в период кризиса в общественном секторе сократили рабочие места и что он стал работать эффективнее. Но если взглянуть на данные Департамента статистики, то окажется, что за последние четыре года в самоуправлениях было создано еще почти 4700 рабочих мест, цифры трудовой занятости в центральном правительстве остались на прежнем уровне. Не стану утверждать, но очевидно, что значительная часть новых рабочих мест связана со всевозможными проектами за счет европейской финансовой помощи.

Схемы дотаций, которые становятся все более разветв­ленными, служат сигналом и частному сектору, что можно обойтись без признания рынка, достаточно одних дотаций. По оценке коммерческих банков, все чаще подают ходатайства о предоставлении кредита фирмы и предприниматели, бизнес-планы которых строятся в расчете исключительно на дотацию ЕС, и без дотации их бизнес не может развиваться.

Но самая главная проблема связана с отношением к финансовой помощи, которую рассматривают как какие-то чужие деньги и не считают нужным использовать их эффективно. Так же относились к краже госимущества в советское время.

Какое самоуправление поступает правильно — то, которое составляет проект и стремится получить евродотацию, чтобы отремонтировать школу и дом культуры, или то, которое ничего не делает, и школа разрушается?

Я не виню местные само­управления за то, что они так поступают, они действуют в рамках существующих правил. Они оказались в ситуации, когда каждый действует в одиночку, пытаясь решать проблемы за счет евросредств. Только теперь начинает проясняться картина того, сколько ненужных инвестиций было сделано.

Эти решения об инвестициях следовало бы принимать на уровне уезда, а еще лучше тремя-четырьмя уездами сообща, а не на уровне самоуправления с населением в несколько сотен человек.

Что нужно сделать, чтобы изменить эту ситуацию?

Мы должны вернуться к Эстонии, которая рассчитывает исключительно на собственные средства. Государство, 16% бюджета которого ежегодно зависит от финансовой помощи из-за рубежа, не может быть хозрасчетным. Если сложить все деньги, которые мы за последние десять лет получили в виде дотаций, и представить их в виде кредита, то наш внешний долг составил бы не 10, а примерно 35% от ВВП, а с процентами и больше.

Мы должны выработать стратегию выхода из зависимости от дотаций. Ведь если у нас есть зависимость, то должен быть и план, как от нее избавиться и что мы должны делать, чтобы через семь-восемь лет сказать: мы можем сбалансировать свой бюджет и без денег Евросоюза.

Политики не любят долговременных перспектив, ограничиваясь, как правило, одним избирательным циклом в четыре года. Главное — снова выиграть выборы. То, что будет в 2018 или 2020 году, интересует их лишь в той мере, чтобы мы соответствовали евродирективам.

И новые деньги будут потрачены на то, чтобы заявить людям: что вы ноете, смотрите, как хорошо жить в Эстонии! И сказать, что Эстония самая лучшая в ЕС страна с финансовой дисциплиной.

На самом деле это не так, ведь не будь европейских денег, дефицит бюджета составил бы 16 и больше процентов бюджета. В этом случае мы бы, наверное, не тратили так много евросредств и урезали бы свои расходы. Но жизнь в Эстонии была бы совсем другой. Мы удивляемся тому, что люди недовольны жизнью в Эстонии, и уезжают из страны. Но если бы не было европейских денег, то эта проблема стояла бы намного острее.

На ваш взгляд, какая часть дотаций ЕС была потрачена не напрасно, а какая просто проедена или израсходована на проекты, которые нам не под силу содержать?

На этот вопрос трудно ответить, так как такого рода анализы не проводились, и в любом случае они будут субъективными. Примерно 20% всей суммы, предназначавшейся сельскому хозяйству, помогли повысить конкурентоспособность этого сектора.

Не все деньги были потрачены с умом. Но большая часть была израсходована не напрасно. Значительная часть средств была вложена также в дороги и крупные объекты инфраструктуры.
Эти вложения оправданы, вопрос только в том, сможем ли мы поддерживать их в порядке. Если наши доходы продолжат расти такими темпами, как сейчас, изыскать на это деньги будет сложно.

Возьмем, к примеру, Тартуский университет, который каждый год вводит в строй новый корпус. Сейчас университеты соревнуются между собой, кто кого обойдет, и это делается за счет европейских средств. Должен наступить такой период, когда все эти инвестиции должны будут заработать в интересах развития нашей экономики. И политикам следует подумать о том, как надавить на университеты, чтобы эти здания стали что-то зарабатывать, а фирмы могли бы использовать эти великолепные сооружения.

Возвращаясь к вашему вопросу, предположу, что две трети евроденег были потрачены не зря, они реально были использованы для повышения нашего благополучия. Ну, а треть денег вылетела в трубу.

Тем не менее, в Эстонии немало людей, которые не ощущают этого благополучия.
Всегда хочется чего-то большего. Уже в 2006 году было понятно, что правительство, пришедшее к власти, останется надолго. Благодаря огромному потоку европейских денег можно заткнуть рты всем критикам и существенно улучшить жизнь в стране.

Сегодня мы, очевидно, достигли стадии, когда уже не понимают, почему недовольство народа растет. Ведь денег все больше, бюджет увеличивается, а люди все равно недовольны. Одну из причин этого следует искать в том, что у нас на практике реализовалось свободное передвижение рабочей силы. Если в других странах открываются лучшие возможности, то недовольные или просто ищущие перемен уезжают из Эстонии.

Хотелось бы закончить на позитивной ноте: мы должны признать, что существует такая проблема, как зависимость от евродотаций, и уже сейчас нужно думать о том, как из этого вый­ти. И первый шаг на этом пути следует сделать, когда мы будем думать, как наиболее разумно потратить 5,8 млрд евро, которые налогоплательщики других стран выделят нам в 2014-2020 годах.