Интимная башня Марата Гацалова

Такого позора Русский театр не видел давно. Только представьте себе: открытие сезона; премьера спектакля; наконец, первый спектакль художественного руководителя, который, по идее, работал над ним целый год. Актеры выходят на поклон. Раздаются жидкие аплодисменты; многие зрители демонстративно не поднимают рук. Быстро утихнув, аплодисменты не возобновляются. Зрители не хлопают стоя и не вызывают актеров на бис.

Кто бы художественно ни руководил Русским театром в последние годы, ничего похожего в его стенах не случалось ни разу. Беда в том, что, как ехидно подметил посмотревший «Башню» российский кинорежиссер, недавно выступавший в клубе «Импрессум», Гацалов про свое творение все сказал сам – со сцены: «Я не могу!.. Я не умею!.. Это п****ц!..» Данным термином Илья Нартов, играющий Марата Гацалова, справедливо характеризует во время спектакля то, в чем играет. Но обо всем по порядку.

Десять бессмысленных тонн

В «Башне» Гацалова плохо всё. Это длинное, на два с лишним часа, нудное и бессюжетное действо, состоящее из пятерки не связанных один с другим этюдов (говорят, их по заданию режиссера придумали сами актеры), линии Кати (Лариса Саванкова) и Марата (Нартов), о чем ниже, а также хорового стенания, жужжания, причмокивания, цыканья зубом и позвякивания железяками. Когда актеры причмокивают первый раз, возникает мысль, что ты попал в болото со стадом брачующихся лягушек. Видимо, в этой сцене запрятана глубокая мысль про коммуникацию, но режиссер, увы, в коммуникации со зрителем не понимает ни черта. Ближе к концу хоровое исполнение разных звуков уже не пугает – может быть, потому, что ты порядком перепуган всем остальным.

Очень жаль актеров. На сцене присутствуют 27 (прописью: двадцать семь) исполнителей, едва ли не вся труппа. Ключевое слово – «присутствуют». Играет при этом хоть что-то – иногда ровно одну необязательную реплику, выпавшую на долю Сергея Черкасова, – чуть больше половины. Прочие актеры низведены до положения даже не массовки, но мебели.

С мебелью вообще вышло странно. Гацалов помещает действие в недешевую декорацию – десять тонн, извините, металлоконструкций занимают все пространство большого зала; для зрителей место остается только на балконе. Зачем нужны эти металлоконструкции, если все, что происходит на трехъярусной сцене, можно сыграть на обычной? Нефункциональность декораций поражает: на верхнем ярусе установлены спортивные тренажеры, до которых актеры даже не дотрагиваются.

Теперь о сюжете. Сюжета у «Башни» нет. Есть попытка рассказать о том, как режиссер Марат Гацалов и драматург Катя Бондаренко натужно придумывают спектакль, исходя из ну очень глубокой идеи Марата: «Каждый из нас – Вавилонская башня, и ее нужно разрушить». Концепция, как можно понять, состоит в том, что вербальная коммуникация мешает общению человеков. Как сказал в интервью Гацалов, «иногда лучше играть в бадминтон, чем говорить». И чем ставить спектакли, кстати, тоже.

Не уверен – не пиши

Катя с Маратом общаются по скайпу. У них ничего не получается. Катя пишет пьесу, потом теряет ее. Марат истерит, вопит про п****ц, про то, что он, Гацалов, пуст внутри – и ему нужно наполнить пустоту собой (гусары, молчать!). Катя хочет чего-то эдакого, но чего – не знает. Перемежается все это этюдами, которые как бы иллюстрируют ужасы вербального и прочего общения. Тут и девушка, любящая кота больше людей, и муж, любящий парашют больше жены, и снимающий девушку пьяница. Иные этюды смешны – скажем, разговор медсестры с парализованным мужчиной: она его так раздражает, что мужчина, превозмогая себя, велит ей заткнуться. В этюде из древнеримской истории нам предлагают отрывок из трагедии, причем актеры дважды изображают сношение с трупом; мужчина, любящий парашют, тоже налегает на него чересчур эротично. Местами кажется, что актеры намеренно издеваются над Гацаловым – но, может быть, фигу в кармане никто из них и не держал.

Спектакль исследует «фундаментальную проблему языка» (в частности, Марата бесит и то, что «эстонцы словно на другом языке говорят»; развития тема не получает; впрочем, то, что эстонский язык не русский, – не новость уже не первый год). Слово Бондаренко: «Мы понимаем, что над нами есть насилие языка... мы не можем не говорить, и мы никогда не уверены, что сказали именно то, что думаем, мы никогда не уверены, что нас поняли... мы никогда ни в чем не уверены...» Если ты ни в чем не уверен – воздержись от творчества. Не трать чужие деньги и время. Подумай, приди к чему-нибудь – и потом уже твори.

Но самый ужас начинается в финале, когда вдруг выясняется, что это не просто спектакль о Марате и Кате – это еще и постановка о том, как они возлюбили друг дружку. Жаль, спектакль не родился, зато чувство – родилось, и какое чувство! Ура, товарищи!

О чем не писал Шекспир

Примеры такого саморазоблачения в истории были – скажем, «Всё на продажу» Анджея Вайды, лента, в которой польские актеры играют самих себя. Но одно дело, когда перед тобой – история Анджея Вайды, Беаты Тышкевич и Даниэля Ольбрыхского, легенд кино с прекрасной творческой и личной биографией, и совсем другое – какие-то малоизвестные Марат и Катя. Почему зрителя Русского театра должна взволновать жизнь Гацалова? Не то чтобы мы ночами не спали, думая о том, с кем сожительствует Марат Мисостович. К чему обнажать в спектакле свою личную историю, а? Может, именно поэтому не ставили спектакли о себе, любимых, Станиславский, Товстоногов и Эфрос? Да и Шекспир не написал ни одной пьесы о чувствах Билли Шекспира и супруги его Энн.

Ладно бы история Марата и Кати была какой-то суперской. Их обрывочные переговоры по скайпу («Марат, привет! Я...» – «Катя! Ой, я так занят, так занят, у меня три звонка и две встречи, я тебе перезвоню!» – «Да! Конечно!..») воображение не поражают: в Интернете случаются куда более любопытные романы. О любви в спектакле говорят, но ее там нет вообще. По сути, нам предлагают верить Гацалову и Бондаренко – уже не актерам, ибо в финале мы видим видеозапись с фигурантами «Башни», – на слово. Любовь – прекрасная штука, ради бога, любите друг друга в горе и в радости. При чем тут Русский театр?

В итоге мы имеем не «новую искренность», а старый эксгибиционизм. С простодушием эгоманьяка и неумелостью дилетанта Марат Гацалов воздвигает себе и своей большой, но чистой любви типа нерукотворный памятник. Как сообщает Ветхий Завет, сыны человеческие стали возводить башню, чтобы «сделать себе имя», почему Господь и вмешался. «Башня» столь беспомощна, что Богу нет необходимости вмешиваться: спектакль рушится сам собой и падает на головы актеров и зрителей, как в одном из этюдов падает с большой высоты наполненный водой презерватив.

Ну а Екатерине и Марату мы пожелаем счастья в совместной жизни. Эта их жизнь должна быть счастливой по меньшей мере в одном аспекте: Гацалов в театре на большой зарплате, Бондаренко за «Башню» заплатили гонорар. Неважно, что вышла халтура. И что любовная история Екатерины и Марата обошлась театру – а значит, частично и налогоплательщику, – примерно в 17 тысяч евро (точнее театр сказать не смог). И что впереди нас ждут еще два спектакля о башне в тех же жутких декорациях, но других режиссеров – в ноябре и декабре афиша этими башнями буквально утыкана. Пусть, так уж и быть, п****ц. Нам ведь не жалко?