Творческий девиз Дмитрия Астрахана – делать кино для всех, а не для избранных, и это ему удается: начиная с драмы «Изыди!» (1991) и комедийных мелодрам «Ты у меня одна» (1993) и «Все будет хорошо!» (1995), почти каждый фильм режиссера становится событием.
Встреча с Дмитрием Ханановичем, которую организовал международный медиаклуб «Импрессум», стала одной из самых запоминающихся в череде встреч с представителями российской творческой интеллигенции: Астрахан – кроме прочего, великолепный актер и тонкий психолог, – два часа подряд рассказывал захватывающие истории из своей жизни: о выборе пути, о том, как он работал режиссером в театре ВМФ, стажировался у Товстоногова, бился с актерами разных театров, чтобы те подчинялись его режиссерской воле («режиссер купается либо в своей крови, либо в крови актеров, третьего не дано!»). Впрочем, в Эстонии Астрахан оказался в качестве именно актера – в телесериале «Параллельная жизнь», съемки которого проходили под Раквере, он сыграл финансового советника главного героя.
Кому нужны национальные конфликты?
– Судя по вашей краткой биографии, в детстве вы подавали самые разные надежды – и в знаменитой питерской физматшколе учились, и классической борьбой занимались... Как случилось, что в итоге вы остановились на профессии театрального режиссера?
– Все произошло достаточно спонтанно. Сам поиск призвания был спонтанен, а потом вдруг возникло ощущение некоторой уверенности – когда я стал заниматься самодеятельностью, то понял: это то, что мне надо. Мне было тогда 18 лет, я случайно попал в театральную студию при Институте целлюлозно-бумажной промышленности. Это был такой год, что меня тянуло в театр. Я посмотрел на одну студию, походил в другую... От этих студий у меня осталось очень странное ощущение, а потом я попал в студию, где мне все понравилось, и стал там заниматься. Мой выбор профессии зависел во многом от руководителя студии – Владимира Яновича Бродянского, он был очень одаренный человек, уже потом я понял, что он был еще и прекрасный режиссер. А чтобы с детства тянуло – такого не было, хотя на спектакли я ходил, конечно, с удовольствием.
– Приобретенные в физматшколе математические, «технарские» навыки вам в работе пригождаются?
– Да там нет никаких особенных навыков. Что такое математика? Некая логика мышления, здравый смысл. Это, да, пригождается весьма.
– В 1990-е годы вы достаточно плавно перешли из театра в кино – почему?
– Когда я только начал работать в кино и снял ленту «Изыди!», это получилось как-то сразу так удачно, что стало ясно – кинематограф займет некую часть моей жизни. Дальше все произошло опять-таки спонтанно. Отделаться от кино я не мог, наоборот, мне хотелось этим заниматься...
– 1990-е годы в России принято ругать, россиянам они часто кажутся отвратительным десятилетием...
– Для меня это было время перемен. Я понимал, что страна меняется, и связывал с этими изменениями всякого рода надежды. Мне было интересно, я жил полной творческой жизнью, был абсолютно востребован... Я знаю, что людям тогда было очень тяжело, но лично у меня никогда не возникало желания, например, уехать из страны. В 1990-е я очень активно работал, так что в целом эти годы были для меня счастливые.
– Ваш первый фильм «Изыди!» поставлен по Куприну, Шолом-Алейхему и Бабелю, и еврейская тема в нем – одна из главных. Насколько эта тема важна для вас?
– Я всегда знал, что я еврей. Моя семья никогда не была религиозна, хотя мой дядя Александр Менделевич Маневич был очень верующим человеком, он был такой диссидент от религии в советское время, и в Израиле его похоронили с почестями – как человека, внесшего особый вклад в развитие еврейства. Но в моей семье национальность никогда не акцентировалась, я просто знал, что я еврей, и никогда не считал нужным это скрывать. При этом у меня была масса русских друзей, и ощущал я себя абсолютно советским человеком, воспитанным в советских традициях. Никакой еврейской гордости – мол, я избранный и все такое, – во мне не было. Другое дело, что я осознавал: из-за моей национальности у меня будут разного рода сложности. И они у меня были. Я знал, что такое антисемитизм, но общее ощущение от окружения у меня было все-таки позитивное. Не было чувства, что я живу в такой, знаете, антисемитской среде.
– Тем не менее «Изыди!» – в том числе про антисемитизм.
– Вы вспомните: девяностые годы, страна разваливалась, везде национальные конфликты... Наш фильм к Бабелю и Шолом-Алейхему имеет весьма опосредованное отношение, он довольно абстрактен – из Шолом-Алейхема взята глава «Изыди!» из «Тевье-молочника», история фиктивного погрома. Мы культурные люди, мы ссылаемся на источники... Все остальное сочинено, и мессидж у нас другой, и тип героя другой – это вовсе не маленький запуганный еврей. «Изыди!» – история о том, что национальная вражда чужда нормальным людям, а за всякой национальной рознью стоят чьи-то интересы, обычно – государства, все это кем-то инспирируется и умело проводится в жизнь. Нормальные люди не бросаются друг на друга с ножами. Эти конфликты кому-то нужны – вот тогда-то они и вспыхивают.
Критики рыдали – и ругали мое кино
– Я правильно понимаю, что о кинорежиссере Дмитрии Астрахане серьезно заговорили после вашего второго фильма «Ты у меня одна»?
– Нет, прорывом был все-таки «Изыди!» – его посмотрел весь мир, он был представлен на соискание «Оскара», меня приглашали на студию LucasArts, я беседовал с Джорджем Лукасом... Профессионалы, по крайней мере, узнали обо мне после «Изыди!». Широкий зритель – это другой вопрос...
– «Ты у меня одна» – это была сознательная попытка снять фильм, который понравится народу?
– Я никогда ничего не делаю настолько намеренно. Нет тут расчета. И рассчитать тут ничего нельзя: ты делаешь то, что тебе нравится. То, что тебя волнует. То, что ты должен делать. Тогда есть шанс, что твой фильм начнет волновать других. Должна быть энергия, эмоция.
– Фильм «Ты у меня одна» ругали за стереотипность героев, нет?
– Его и хвалили, и ругали, но если ругали, то не за это. Многие понять не могли, как к этому фильму относиться. Все те критики, которые тогда фильм ругали, сейчас его хвалят. Это был для меня важный опыт: я понял, что всерьез относиться к критике не нужно – ни к хвале, ни к хуле. Меня всегда ругали главным образом потому, что я не укладываюсь в некий стандарт. Все фильмы, которые мы делали со сценаристом Олегом Даниловым, сделаны вне стандарта, у них свое лицо, яркий взгляд, особенный почерк – непривычный. Анализировать, как это сделано, критики не хотят. Как кто-то написал после премьеры «Ты у меня одна»: критики выходили с сеанса, стыдливо вытирали слезы и говорили, что это не искусство, совсем не искусство, – и рыдали!..
– В фильме есть сцена с Александром Лыковым, играющим мужчину-проститутку, который показывает герою банкноту и говорит: «Видишь, это доллар!» – и герой понимает с ужасом, что приехавшая из Америки женщина хочет его купить. Сцена сильная, но ощущается как некий перегиб...
– Мне хотелось подчеркнуть: герою стыдно, что он покупаем, что он становится продажным человеком. Зритель это и так понимает, но мне хотелось это ощущение как-то обострить и конкретизировать. Может, это было сделано чересчур жестко. Но это было сделано. Средство рождается в процессе... Героиня же покупала героя – вот мы и дали иллюстрацию момента. Можно было иллюстрацию не давать, но я решил, что она нужна, и эта история с Лыковым, возникшая во время съемок, пришлась ко двору. Получился блестящий эпизод, он прекрасно сыгран.
– После «Четвертой планеты» могло показаться, что вы ностальгируете по СССР. Вы ностальгируете по СССР?
– Ну конечно, ностальгирую – как и все люди. Я нормальный человек, я в СССР вырос, это мое детство, это моя жизнь. В Советском Союзе было много приятного, сколько бы сейчас всего ни говорили... Существовать в иллюзии, что люди живут ради всеобщего блага, идеями созидания и добра, а не личной наживы, – приятнее. Хоть это и вранье все, но приятнее думать, что ты живешь ради благородных идей, чем, блин, тупо зарабатывать деньги, прятать их в кубышку и сравнивать, сколько заработал ты, а сколько твой сосед. Этим гордиться как-то не очень приятно. А в СССР можно было собой гордиться. Причем это была и иллюзия, и правда. Мы же действительно делали много всего благородного, верили, что мы вместе, что мы равны. И мои родители так жили, и я сам жил так во многом. Если бы я раньше осознал, что происходит смена парадигмы, может, я легче пережил бы капитализм. А я поздно понял, что страна трансформируется – и надо что-то в жизни менять, иначе окажешься в странной ситуации. «Пришло время подумать о себе» – переход к этой мысли у меня был запоздалый.
Мы говорим: товарищи, задумайтесь!..
– Ваш новый фильм «Деточки» вызвал массу споров, вас за него сильно покусали, сам фильм не пустили в прокат – видимо, из-за сюжета: это лента о детях, которые жестоко мстят за несправедливость...
– Нет, детей этих – наших героев – никто не обижал, в том-то и дело. Эти дети лично никому не мстят. Они видят несправедливость – и реагируют на нее, они неравнодушны... Что до «покусали» – меня за «Деточек» не столько покусали, сколько похвалили. Такого количество положительных отзывов о себе я давно не читал. Это как раз тот случай, когда вся критика была единой – и Кирилл Разлогов хвалил, и Андрей Плахов хвалил. Киноэлита хвалила...
– Но в прокат фильм все равно не вышел.
– А это вещи не связанные. Всем прокатчикам до единого фильм понравился, при этом они разводили руками и говорили: ну ты же понимаешь... Люди искали поводы и предлоги, чтобы отказать «Деточкам» в прокате, это самоцензура такая. Поэтому если кто может скачать фильм в Сети – качайте, я буду только «за». Да, «Деточки» вызвали бурю вопросов, но если проанализировать отзывы, ругали его в основном те, кто фильма не видел, но узнавал откуда-то о его идее. Да, идея вызывает ужас: дети убивают. Справедливый ужас! Однако из тех, кто посмотрел фильм, 95 процентов им восторгаются, а остальные пять тоже впечатлились, но говорят: «Как же такое можно показывать?» Я не помню, чтобы фильм без рекламы, без раскрутки вызывал такой резонанс. Не было никакого пиар-повода – это вам не «Высоцкий. Спасибо, что живой», где само слово «Высоцкий» – уже пиар-повод. Можно говорить о том, что в «Деточках» на зрителей действует история, мысль, смысл. Такое бывает редко. Для нас со сценаристом Олегом Даниловым это большая удача: мы попали в нерв сегодняшнего дня.
– В фильме должен быть хеппи-энд? Есть ли какие-то моральные барьеры или правила, от которых вы не отступаете?
– В фильме должна быть идея – и идея позитивная, созидательная. Заканчиваться лента может совершенно ужасно, скажем, в «Изыди!» все герои гибнут, но я считаю, что это хеппи-энд, потому что они поднялись и пошли навстречу смерти. В «Деточках» герои тоже, видимо, гибнут. Это фильм-предупреждение: когда дети достают ножи, ты понимаешь, что да, они встали на защиту добра, но это ужасный ужас – и не дай бог что-то такое начнется в нашем мире. Если дети начнут наводить порядок, это будет катастрофа, и взрослым надо бы об этом задуматься. Мессидж тут простой... И так в каждом фильме. В «Контракте со смертью» очень мрачный финал, мы видим, как люди голосуют за то, чтобы других людей начали резать на органы, колебание от «за» к «против» очень мало. Мы говорим: товарищи, задумайтесь, достойны ли мы, люди, называться людьми? Но этот ужас опять же рождает стремление быть лучше, не быть таким, как герои.
– Это попадание в нерв, которое будит зрителя?
– Конечно.
– Вы интересуетесь политикой? От вас часто можно слышать, что вы подписываетесь под всеми словами Путина...
– Насчет Путина – слушайте, ведь все, что им говорится, говорится правильно, да? Резолюции правильные, другой вопрос, как они выполняются... Я должен делать свое дело. Политика на мою жизнь влияет. Все влияет. Думаю, что я понимаю, что надо сделать, чтобы стало лучше. Если убрать все и всяческие монополии, например, точно будет лучше. Но и наше руководство говорит о том же самом – что надо все демонополизировать, развивать то и это. Где слова сойдутся с делами – вопрос... Я всегда старался работать в морально-нравственной зоне, показывать взаимоотношения людей, и прямая агитка мне не близка. Лозунги быстро устаревают. Власть поменяется, и надо бы снимать такие фильмы, чтобы их смотрели при следующей власти тоже. Вот это важно.
– Каким будет ваш следующий фильм?
– Я заканчиваю работу над картиной с рабочим названием «Чиновник», это социальное кино, современное, не фантазия, а, скорее, антиутопия. Надеюсь, эта лента выйдет и на некий уровень обобщения, на уровень притчи. Это памфлет, если угодно, шарж на время. Шарж, увы, трагический.
– Вы редко снимаетесь в качестве актера, хотя, если судить по роли Леонида Фридмана в «Высоцком», могли бы достичь на этой ниве успехов...
– Это единственная большая роль, в которой я снялся. В своих фильмах я в эпизодах играл.
– Но и там вы были заметны.
– (Смеется.) Меня трудно спрятать! Я упитанный, и когда появляюсь на экране, то занимаю некое пространство и стараюсь активно привлечь к себе внимание... Если дадут большую роль – сыграю с удовольствием. Я открыт к предложениям!
***
Справка «ДД»:
Дмитрий Хананович Астрахан родился 17 марта 1957 года в Ленинграде.
Учился в физико-математической школе № 30 на Васильевском острове, занимался классической борьбой. Поступил в Ленинградский электротехнический институт, сменил несколько институтов, пока не был принят в ЛГИТМиК – Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии.
Работал режиссером в Свердловском театре юного зрителя (1981-1987), стажировался в БДТ у Георгия Товстоногова, руководил петербургским Театром комедии им. Акимова (1991-1995).
В 1991 году дебютировал в кино картиной «Изыди!». Поставил более двадцати фильмов, среди них – «Ты у меня одна» (1993), «Четвертая планета» (1995), «Зал ожидания» (1998), «Контракт со смертью» (1998), «Леди на день» (2001), «Тартарен из Тараскона» (2003), «Деточки» (2012).
Снялся в эпизодах в ряде фильмов. За роль Леонида Фридмана в картине «Высоцкий. Спасибо, что живой» (2011) получил премию «Ника» в категории «Открытие года».