Почтовый ящик

Будем вежливы на дорогах и в жизни

Прочитала статью «Привет, дебилики!» (РМ за 27.02.07), в которой затронута очень важная тема — движение на наших дорогах. Недоумение вызвала только форма изложения.

Во-первых, людей, чьи номера машин перечислены, оклеветали, назвав дебиликами. Дебилизм — это психическое заболевание, и людям с таким диагнозом водительские права не выдают. Во-вторых, за рулем могли быть не хозяева машин. А поскольку фамилии водителей не названы, только номера машин, то именно их владельцы удостоены автором статьи премии «Идиот на дороге».

Но я полностью согласна с автором в том, что ситуация на дорогах оставляет желать лучшего, многие за рулем ведут себя безответственно, и с этим надо что-то делать. Но называть людей «дебиликами» — это точно не выход.

Гораздо сильнее заставила бы задуматься об этом та же статья в таком стиле: «Милые девушки, я вас очень ценю и, когда еду по трассе Таллинн-Тарту, изо всех сил стараюсь сохранить ваши жизни и жизни ваших детей. Я понимаю, вы очень любите их, не хотите расстраивать и поэтому не пристегиваете ремнем безопасности. Но представьте себе, что, попав в аварию, ваш ребенок погибнет, а вы выживете — как после этого вы будете жить? Или наоборот — вы погибнете, а ребенок выживет. Вы хотите лишить детей матери?»

Давайте будем вежливы и на дорогах, и в жизни вообще. Только через обоюдную вежливость можно улучшить ситуацию на дорогах.

Анастасия Сепесева

Холокост и свобода слова

В Postimees появились два материала на одну тему: отрицание Холокоста и свобода слова. Первый — статья Эркки Баховски «В защиту свободы слова» (РМ за 16.01.07), второй — статья Трийн Оппи «Трактовка истории вносит раскол в ЕС» (РМ за 20.02.07).

Оба автора вольно или невольно используют прием подмены понятий. Холокост и неразрывно связанная с ним проблема нацистской символики — бесспорный, юридически подтвержденный исторический факт. Отрицание этого факта равносильно отрицанию истории, следовательно, тут и обсуждать нечего.

Холокост — не идеология, а результат человеконенавистнической идеологии, одетой, с одной стороны, в эсэсовский мундир, а с другой — в шляпу бесхребетной псевдоинтеллигентности. И пока то и другое существует, сохраняется и возможность повторения истории, и отнюдь не в виде фарса.

Баховски пишет, что бороться с нацизмом и отрицанием Холокоста можно и без угроз засадить за решетку, ведь это ставит под удар свободу слова. Но свобода слова — не абстракция: от слов недалеко и до действий, реально угрожающих не только свободе, но и жизни целых сообществ. Поэтому странной представляется позиция Михаила Лотмана, считающего, что лозунг «Евреев — в печь» — это так, литературное упражнение в свободе слова.

Холокост напоминает, что эти слова — прямая угроза, в том числе и лично Лотману.

Отрицание Холокоста может быть неумышленным — по глупости, невежеству, как как защита от неприятных мыслей (вспомним Клима Самгина из романа Горького, потрясен­ного услышанной при поиске его утонувшего друга фразой: «А был ли мальчик?»). Но самое страшное — когда человек твердо знает, что уничтожение евреев только потому, что они евреи — исторический факт, но, тем не менее, умышленно его отрицает.

Холокост — это общепринятый термин с определенными рамками, в которые заключены события, исключительно связанные с пла­номерным, идеологически оформленным уничтожением евреев по национальному признаку. Не больше и не меньше.

Попытки расширить понятие Холокоста, присовокупив жестокости других тоталитарных режимов, как кое-кто предлагает, признать корректными нельзя.

Григорий Чернобородов