Охлобыстин: я — националист

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Иван Охлобыстин
Иван Охлобыстин Фото: ИТАР-ТАСС/SCANPIX

Сегодня, 24 октября, в 19.00 в концертном доме Nokia пройдет творческий вечер Ивана Охлобыстина «Духовные беседы». Актер, режиссер, сценарист, писатель, многодетный отец, священник, монархист Охлобыстин рассказал в интервью Postimees о том, что связывает его с Эстонией, о своих взглядах и отношениях с детьми.


Таллиннскую публику впервые ожидает встреча с Иваном Охлобыстиным как мыслителем и общественным деятелем. А вообще, это ваш первый приезд в Таллинн?

У меня с вашим городом связано много воспоминаний. Когда я учился в старших классах, у нас была такая традиция — мы собирались классом и ехали в Таллинн. Мы тогда были довольно целомудренные, никаких тебе тусовок, как сейчас принято у молодежи. Мы просто приезжали бродить по Старому городу, покупали на выезде «Вана Тоомас».

«Вана Таллинн»?

Да-да, «Вана Таллинн», конечно. Я до сих пор помню «тере тулемаст», по-моему. Если не ошибаюсь, «вабандаге». А сама Эстония... Эстония страна жесткая, эстонцы нас недолюб­ливают, что уж греха таить. Но на это у меня накладывается личная история.

Мой самый лучший друг, мой кумир, если можно так сказать, был из сосланных в Сибирь эстонцев. У него папа был характерный прибалт, крепкий, коренастный, хозяйственный такой дядька, как в фильме «Долгая дорога в дюнах». Так вот, мой друг, царство ему небесное, был самый талантливый человек, сценарист и литератор из всех, кого я встречал вообще в жизни.

И этот эстонец, у которого вроде бы европейская кровь и должна бы быть европейская логика, писал, как славянофил, как Шукшин, как Вампилов. А я, хоть и русский, наоборот, европеец, прозападнически настроенный. То есть у меня в основе — всегда движение, сюжет, а у него — идея. Именно он привел меня к православию. Эстонец привел меня, русского, к православию, представляете?

Удивительная история, и очень душевная.
Трагичная история. Дело в том, что он так и не пристроился, не смог стать капиталис­том, он — из поколения романтиков, один из последних. В 92-м уже начиналась другая жизнь, хотя мы еще не были отравлены деньгами. Я помню, как мы на первом курсе стояли на крыше, смотрели вдаль и надеялись мир сделать... Я вообще думал, что мы скоро будем турпутевки в соседнюю галактику покупать. А потом я как-то пристроился, даже как-то увлекся, а он — нет, он был принципиален.

Он пил сильно, но знаете, когда у вас огонь внутри горит, то надо заливать. Так он считал, в этом тоже была его русскость. Он умер от цирроза печени, и его зарыли в могиле, под номером, как собаку и как Моцарта. Вот такая есть у меня эстонская история.

Моя Доктрина, с которой я выступал в Лужниках (в сентябре 2011 года Иван Охлобыс­тин выступил со своей Доктриной-77, в которой излагаются его взгляды на русский народ и его миссию. — Ред.), посвящена светлой памяти Петра Эльмаровича Ребане — моего лучшего друга, настоящего русского человека, не по крови, но по сути. Тогда пришло 28 000 человек, под проливным дождем меня слушали. Я никогда не скрывал и не скрываю, что я — русский националист.

Слово «национализм» ассоциируется прежде всего с тем, что человек просто не приемлет людей других национальностей. В чем заключается ваш национализм?

Это всё дьявол путает. Мы все живем в границах некой кристаллической, как лед или бриллиант, решетки — общепризнанной морали, то есть мы с вами знаем, что хорошо, что плохо. Вот мои самые близкие люди — папа, мама, бабушка, это моя семья. Потом идут друзья, в их круг могут входить люди разных национальностей, потом — мой народ. Это основное, а дальше уже идут государства, мир, космос. Такова национальная логика — ты должен выступать на стороне своего племени, и это очень дисциплинирует.

С точки зрения европейской логики, это кажется диковатым, но для нас это очень дисциплинирующий момент. И мы, я имею в виду русский народ, никогда не рассматривали других как врагов. Просто у националистов присутствует нотка «сначала для своих».

То есть речь не о том, что Россия — для русских?

Да нет, конечно! В свое время как русские-то появились? Славяне позвали руссов и самого сильного бандита Рюрика, чтобы он помирил всех. Русские на самом деле — это просто более древний аналог американцев. Американцам 200 лет, как джинсам, а в истории русских — тысячелетия смешения народов. В течение тысячелетий Господь смешивал крови, то есть мы — большой генетический эксперимент: с одной стороны — азиаты, с другой — европейцы.

Поэтому мы так хорошо понимаем европеоидов, в том числе. Мы любим орган, но при этом любим колокольный звон. Мы любим заунывные степные песни. У нас все это есть, у нас очень развитый генотип, очень перспективный, кстати.
Мы — романтики, при этом жестокости нашей нет предела. Это, знаете, не заглядывая в глаза дьяволу.

У каждой нации есть своя национальная идея. На своем болезненном пике, который нация переживает как любой растущий организм, это мировое господство. У всех. А у русских национальная идея другая — не допустить реализации всех остальных национальных идей.

Из своей последней поездки в Белоруссию я вынес вот какую мысль. Надо без всякого насилия убедить, именно убедить три славянских народа собраться назад в одно государство — Великую Русь. Пусть Киевскую, пусть Московскую, пусть Минскую — не важно. Главное, чтобы это было единое государство.

Потому что у белорусов нет того, что есть у русских, а у нас — нет того, что есть у них. По отдельности мы неполноценны, мы не выполняем свою миссию охранителя Европы.

Мы много раз доходили до середины Европы и всегда волной откатывались назад. Ни одна нация в жизни не откатилась бы с завоеванных территорий. Англичане до сих пор по этому поводу ностальгируют. У меня есть друг англичанин, он говорит: «Настоящий англичанин начинает свое утро не с овсянки, настоящий англичанин подходит к карте и переставляет флажок — на сколько расширилась или уменьшилась империя». Вот это суть англичанина. Они наши враги, если можно так сказать, а вообще, у меня как хрис­тианина врагов нет, есть прос­то недопонимающие.

Вы полагаете, что ваша идея славянского единства осуществима?

Почему нет? У любого человека, я уверен, есть огромный внутренний потенциал, просто мы не умеем им пользоваться. Если мы поставим что-то своей сверхзадачей, мы всех победим. Причем без всякой крови, опираясь на симфонию душ. Вот я и езжу сейчас с вечерами, чтобы объяснить людям, что это возможно.

Конечно, славянская идея — это мое личное. А речь вообще о человеческих возможностях, о том, что мы перестали мечтать, стали машинами. Это сверхпосыл моего литературного вечера, с которым я выступаю и в Таллинне.

У нас вас знают больше как актера. Скоро должен выйти фильм «Чапаев Чапаев», где вы сыграли Василия Ивановича. Когда ожидается премьера?

Не знаю. Режиссер — Виктор Тихомиров. Это один из великих «Митьков». Я думаю, что предпремьерный показ уж был, просто в силу занятости я не мог быть там. 

Но вы видели фильм целиком?
Нет, не видел. Скорее всего, куплю его просто на диске. Я замкнул себя в самые разные обязательства. Вот сейчас занимаюсь озвучиванием мульт­фильма.

Какой мультик у вас сейчас на озвучке?
«Снежный Король», это продолжение «Снежной Королевы». Полюбился почему-то им главный герой — Тролль.

Вы папа с большим стажем, не этим ли объясняется интерес к подобной работе для детей, или же вы просто сами еще ребенок в душе, и вам эта работа в удовольствие ?

Честно говоря, когда я формировался как ребенок, таких мультиков-то и не было, а когда они появились, я уже взрослым был. Симпсонов я не застал, зато я уже знал «Ледниковый период», мне дети открыли. А «Ледниковый период-4» я вообще озвучивал. Мне больше всего нравится белка с орехом, ее вообще можно вместо Микки Мауса на ногу татуировать.

У вас при всей вашей занятости остается время на детей?

Это моя трагедия. Я приезжаю домой вечером. А у них точно такая же логика, что и у меня — логика свистящей стрелы: либо так, либо никак. Но они понимают, что у меня деятельный период жизни, и они меня поддерживают, не сетуют. Они сами хотели бы жить дея­тельно.

Вы можете сказать, что и сами чему-то учитесь у детей?

Дети — это чудо. В современном обществе мы, взрослые, постоянно пытаемся их скорректировать, это правильно. У нас это задача, это опция, таким образом мы проявляем свою любовь. Но мы им не доверяем. И они это, как зверьки, чувствуют, и поэтому нет контакта.

Мы мало уделяем им времени. Мало даем им возможности чисто семейного контакта, что очень важно. Любое общество начинается с семьи. Что вовсе не означает демо­кратии.

Вновь вернусь к монархической нотке. Я стою в магазине, рядом со мной барышня, такого интеллигентного вида, блондинка, а рядом на полу волтузится, визжит ребенок. Он хочет робота, а она кокетливо — видит меня, вспоминает, что я артист, — кокетливо так говорит: «А как бы вы поступили на моем месте?» Я говорю: «Вы знаете, я бы его ногой, под живот, он улетел бы в стенку соседнего универмага».

Я не могу себе представить, чтобы мои дети вели себя так. Не потому, что они зашуганные — они, наоборот, нахальные у меня, — а потому, что это невозможно.

Я привык детям доверять. У нас очень хороший юмор. Они со мной отсмотрели все, что должны посмотреть дети. Они уже знают, кем хотят быть.

Иван Охлобыстин

• Родился 22 июля 1966 года

Комментарии
Copy
Наверх