Пропасть, пролегающая между теорией и практикой интеграции, заполнена эмоциональной составляющей, и именно от нее зависит консолидация общества. Наша цель — найти точки соприкосновения, прежде всего, на уровне эмоционального восприятия, считает вице-спикер Рийгикогу Лайне Рандъярв (Партия реформ).
Итоги последних выборов подстегнули дискуссию о разнице мировоззрений эстонцев и русских. И это можно считать скорее положительным итогом — многие общественные деятели сегодня ломают головы над проблемой взаимопонимания между эстонцами и русскими, ищут рецепт консолидации.
В то же время некоторые ведущие политики, как, например, Март Нутть (IRL), считают, что не стоит создавать никаких специальных программ, нужно просто подождать, когда русскоязычные избиратели интегрируются в эстонское общество.
Кто-то предпринимает попытки распределить русских по подгруппам, чтобы понять, с какой категорией стоит «дружить», а с какой любая попытка договориться обречена на провал. Так, публицист Владислав Копылков выделяет аж четыре группы, начиная от тех, кто отошел от своих русских корней и ассимилировался, и кончая теми, кто ментально остался жить в советском прошлом. Выделяет он также группу «здравомыслящих русских людей», которые мыслят конструктивно и активно участвуют в общественной жизни, не теряя при этом национальной идентичности.
Во всех таких дележах на группы есть один существенный недостаток — схематичность. Как и в случае с кластерами, на которые поделили русскоязычное население авторы прошлогоднего мониторинга интеграции. Ни один из знакомых мне людей ну никак не готов замкнуть себя в рамки одной подгруппы и признать себя ее частью. То, что так гладко в теории, к действительности имеет лишь отдаленное отношение. Как, впрочем, и составляемые с 1999 года с подачи социал-демократов (тогда они назывались «умеренными») Программы интеграции, планы внедрения программ интеграции и мониторинги интеграции.
Пора признать, что мы настолько увлеклись теорией вопроса, что зачастую начинаем подменять понятия: там, где выгодно, прикрываемся статистикой, а там, где невыгодно, ссылаемся на несовершенство мира. Может, все эти круглые столы и многостраничные планы и исследования и нужны, но не они все же определяют тенденции в обществе. Любой, даже очень качественно составленный документ, не может кардинально изменить внутренний мир целых групп населения.
Возвращаясь к интеграции в свете результатов выборов, можно сказать, что за расколом по политическому признаку (центристы vs оппозиция) стоит в значительной степени раскол по признаку национальному. Можно сколько угодно говорить о том, что у русских и эстонцев общие интересы в сфере повседневной жизни (садики, дороги, транспорт, жилье), но все это меркнет в значительной степени, как только мы касаемся сферы эмоциональной: культурно-исторической, образовательной, языковой.
Ведь если мы сравним предвыборные программы разных партий, то существенной разницы не найдем: перечень там примерно одинаков. А это значит, что своей победой Центристская партия обязана во многом игре на национальных чувствах русскоязычного населения.
Оно и понятно: найти различия всегда проще, чем выявить сходство, а использовать различия в своих целях — старая как мир методика. Тем более, что учитывая особенности переплетений судеб эстонского и русского народов в контексте исторических событий, разницу в менталитете большого и малого народов, можно представить целый ряд потенциальных разногласий уже на теоретическом уровне. А разногласия активизируют, в первую очередь, чувства и эмоции, а не логическое мышление.
Ээто еще раз доказывает мой тезис о том, что пропасть, пролегающая между теорией и практикой интеграции, заполнена эмоциональной составляющей, и именно от нее зависит будущая консолидация нашего общества. И наша цель — найти точки соприкосновения, прежде всего, на уровне эмоционального восприятия, и на этом базисе уже выстраивать все остальное.
Я считаю, что, с одной стороны, неверно разделять избирателей на русских и эстонцев и создавать для каждой из групп отдельные предвыборные программы. Ведь в нашей стране проживают люди самых разных национальностей, и в идеале число предвыборных программ могло бы равняться 191.
Но, с другой стороны, необходимо добиваться, чтобы мировоззрения самых разных партий доходили до избирателей и были им понятны, чтобы решения принимались людьми объективно. Следует признать, что на этот раз общения с людьми было недостаточно, а методы были несовершенны, и в итоге не удалось достучаться до целых пластов избирателей.
Возможно ли достичь взаимопонимания между русскоязычной и эстонской общинами в принципе?
Я уверена, что через пару десятков лет у молодого поколения такого вопроса даже возникать не будет. И вовсе не потому, что «все ассимилируются и станут эстонцами», а потому, что будет наконец достигнут разумный баланс в обществе.
История распорядилась так, что разница в менталитетах у нас довольно внушительная, и на одни и те же события и факты мы порою смотрим с разных точек зрения. Но в то же время нельзя сказать, что за последние годы общины совсем не сблизились. Здесь уместно вспомнить риторический вопрос: стакан наполовину полон или наполовину пуст?
Оптимисты скажут, что полон и интеграция идет по плану, пессимисты скажут, что стакан пуст, а интеграция провалилась. И такая разница взглядов будет всегда и в ней есть свои плюсы, поскольку, как говорил Юрий Михайлович Лотман: «Мы живем, потому что мы разные».