«Varsti on oktoobripühad. Lipud ripuvad...» Не надо смеяться. Это в Эстонии старинный советский учебник Хельми Леберехт давно списали в утиль, а в Москве по нему до сих пор учат грамматику. Несмотря на сокращение количества носителей языка, эстонский в Москве вымирать не хочет.
В кафетерии для сотрудников посольства Эстонии сидят пятеро совершенно разных людей и пытаются учить эстонский язык. Раз в неделю по субботам они собираются на языковой кружок, keelering, и президент Московского эстонского общества Михкель Маран, у которого я сам учился двадцать лет назад, все так же спокойно объясняет им падежи и сослагательное наклонение.
У всех разный уровень знаний, и учебники тоже разные — тут и «Tere!», и «E nagu Eesti», и та самая бессмертная зеленая книжка Леберехт «Räägime eesti keelt». С каждым Михкель занимается примерно четверть часа отдельно, после чего читает вслух небольшой текст, который вся группа переводит уже совместно.
Самой младшей ученице, Маше —14 лет, она новичок, и ее задача на сегодня — понять, как образуется множественное число. В Эстонии Маша побывала впервые в прошлом году с папой. Папа эстонец, но закончил в свое время русскую школу, давно живет в Москве, эстонским языком не владеет и на курсы не ходит — а вот у дочки есть все шансы заговорить.
Будущим летом Маша собирается в языковой лагерь, для зарубежных эстонцев обучение там бесплатное. «Может, когда вырасту, буду в Эстонии жить, в Тарту учиться», — говорит она. Папа идею поддерживает, мама, кажется, тоже не против.
Это редкий случай, когда стремление москвича изучить эстонский язык можно внятно объяснить.
В основном же ответы сводятся к «хочется», «пригодится», «красивый язык» и т.д. Евгений (51) три года назад съездил в Таллинн как турист — теперь начал учить эстонский язык. Мотивация: «Ну как же так — я приехал и ничего не понимаю!»
На категорию А1
Долгое время языковой кружок при Московском эстонском обществе вполне удовлетворял потребности тех немногих москвичей, которые хотели выучить эстонский язык. Но несколько лет назад желающих стало больше, и набор в первую группу эстонского языка объявила «Скандинавская школа» — коммерческие курсы, где изучаются языки стран Северной Европы.
Сегодня групп уже четыре, а эстонский там преподают Марина и Аня (обеим по 22 года), которые в этом году закончили филфак Московского университета с красными дипломами по специальности «преподаватель эстонского языка и литературы».
Большинство их учеников — новички, но есть и те, кто занимается уже больше года. «На меня никто не давит, мы занимаемся так, чтобы всем было удобно. Но, в принципе, к концу первого года они должны знать на категорию А1-А2», — говорит Марина, ведущая две группы для начинающих. «В одной было изначально двенадцать человек, через месяц осталось восемь. У пяти нормально получается, трое скорее ходят послушать, им трудновато», — рассказывает она.
Трудновато, в основном, старшему поколению — хотя и тут есть исключения. Люди, выросшие в советской Эстонии, ходившие в русские школы и потом уехавшие в Москву, к эстонскому языку относятся как к кусочку своего детства. Ирина закончила Мустамяэскую школу в 1979 году, эстонский учила с 4-го по 9-й класс. «У нас кто только не преподавал: и эстонка, и русская, и даже татарка — мы ее больше всех любили», — вспоминает она.
В аттестате у Ирины по эстонскому была пятерка, но с детьми эстонки-соседки она во дворе общалась в основном по-русски. Сейчас на занятиях в памяти всплывают слова, выражения, интонации, и она вдруг осознает, что понимает бóльшую часть текста, который Аня просит ее перевести. В Таллинне у Ирины живет мама.
Магазинный диалект
У 20-30-летних учеников «Скандинавской школы» с языком связываются какие-то пока неясные планы — то ли домик в Эстонии купить и приезжать на лето, то ли вообще переехать, то ли еще что-нибудь... Тот факт, что для покупки домика нужны скорее деньги, чем язык, никого не смущает.
«Вот у меня есть русские друзья в Эстонии, а так будут и друзья-эстонцы, можно будет общаться без перевода», — Ольга (22) пытается объяснить, зачем ей эстонский. Она художница, заканчивает Строгановское училище и подумывает о докторантуре в Европе — в том числе и в Эстонии. «Но мне вообще языки нравятся, я бы хотела разные выучить», — говорит она.
Общая проблема всех изучающих эстонский — отсутствие разговорной практики. Ни у кого из них, в принципе, нет нужды в эстонском не то что в Москве, но даже в Эстонии.
«А у вас есть в Эстонии кто-то, кто говорит по-эстонски?» — спрашиваю их. «Ну, родственники, друзья еще. Они русские, но по-эстонски говорят хорошо». — «А эстонцы?» — «Ну есть, да, но они по-русски хорошо говорят...»
В отсутствие собеседников, с которыми можно было бы поговорить «обо всем», остается развивать «магазинно-разговорный диалект». Но и тут все не просто.
Все слышали истории о том, как эстонцы отказывались отвечать, когда к ним обращались по-русски, но сами в такие ситуации никто из изучающих в Москве эстонский не попадал. Нередко попытка наладить коммуникацию на эстонском оканчивалась неудачей по другой причине — эстонские собеседники либо переходили на русский (старшее поколение), либо на английский (молодежь). Иногда на помощь приходил кто-то из окружающих, предлагая себя в качестве переводчика — ставя тем самым крест на попытке объясниться самостоятельно.
Язык за полгода
Вспомнив недавнюю полемику вокруг одной неосторожной цитаты Яны Тоом, спрашиваю: «Вы не считаете, что учите вымирающий язык?» Ответ: «Мы вымрем раньше!»
Вопрос не праздный. Двадцать лет назад никакой «Скандинавской школы» и в помине не было, и эстонский можно было выучить лишь на курсах при Московском эстонском обществе. Поскольку курсы, согласно уставу, были только «для своих», будущие ученики платили членские взносы и вступали в общество. Процедура исключения не предусматривалась — и к концу 90-х в списке членов общества было более 400 фамилий.
В начальной группе Михкеля Марана, где учился я, было двенадцать человек, из них потом в Эстонию перебралось больше половины. Затем какое-то время значительную часть учеников составляли женщины, вышедшие замуж в Эстонию (как за собственно эстонцев, так и за русских), которые учили язык в ожидании вида на жительство. Некоторые, по их словам, выучивали в Москве за полгода эстонский лучше, чем их родившиеся и выросшие в Эстонии русские мужья за десять школьных лет.
Полсотни учащихся
Человек шесть учились в продвинутой группе, которую вела Лийа Таттер, замечательная женщина и педагог. Ее не стало в прошлом октябре... Когда российскому МИДу понадобились специалисты с эстонским языком, Лийа стала учить будущих дипломатов в МГИМО. Иногда читала лекции и в МГУ — в группе, где учились Марина и Аня. Сейчас в «Скандинавской школе» бывший ученик Лийи из МГИМО продолжает учиться у ее же бывшей ученицы из МГУ. В Эстонии он не был ни разу, но, кажется, легко бы сдал не то что на гражданство, но и на категорию С1. Правда, ни то, ни другое будущему российскому дипломату не нужно...
Был при обществе и детский кружок, где малыши учили эстонские стихи и песенки. Два года назад он закрылся. Дети выросли, разъехались кто куда, а само общество незаметно состарилось — ведь основу его составляли те, кто еще в советское время переехал в Москву учиться, защищать диссертации, преподавать в институтах.
Сегодня в Москву эстонцы учиться не едут, а если и едут, то не стремятся влиться в «общество пенсионеров». Тезис о том, что эстонская диаспора в мире молодеет — не про Москву. «Надо смотреть правде в глаза, — устало говорит Михкель Маран, пока мы с ним шагаем через московский осенний дождь к метро. — Официально у нас все еще порядка 300 членов. Но недавно мы составили список тех, кто как-то давал о себе знать последние два года — получилось 46 человек». Взглянув на меня, добавляет: «Это вместе с вами».
Некий парадокс во всем этом, конечно, есть. За двадцать лет количество эстонцев — носителей языка в Москве сократилось где-то раза в три, а количество тех, кто изучает эстонский, в те же самые три раза увеличилось — в языковом кружке при обществе и в «Скандинавской школе» сейчас учатся почти 50 человек. «Вымирающий язык» стремится пережить своих носителей.