Эстония открывает для себя Анну Аверину

Анна Аверина. Фото: AS Inforing

Когда отовсюду льются попсовые ритмы, так хочется услышать классическое пение. Услышать песни, в которых есть не примитивные позывы, а мысль и душа. Услышать голос, в котором чувствуются не достижения записи фонограмм, а настоящая вокальная школа… 13 и 14 марта таллиннцам и нарвитянам представится такая возможность: с концертами русского романса и аргентинского танго (интересное само по себе сочетание!) в Русском культурном центре и ДК «Ругодив» выступит лауреат международных конкурсов, певица из Москвы Анна Аверина. 26 января ей уже аплодировал зал Йыхвиского культурного центра.

«Этой потрясающей певице подвластно если не всё, то очень многое», - сказал как-то об Анне Авериной известный композитор Александр Журбин. А что думает о творчестве сама Анна? Своими мыслями она поделилась с корреспондентом после выступления в Йыхви.

- У вас северные корни. Вы пели в Северном русском народном хоре. Как же вы пришли к романсу, а тем более к пению на испанском?

- Родилась я действительно на Севере, в Архангельске, но по папиной линии я карелка, а вот мама моя из Чернозёмной полосы России. Изначально я занималась исключительно народной музыкой, окончила Архангельское музыкальное училище по классу «сольное народное пение», работала в Государственном академическом Северном русском народном хоре. Это была великолепная школа! Потом была учёба в музыкальной академии имени Гнесиных, тоже по классу сольного народного пения. Но тогда я уже занималась эстрадой, и даже приходила на кафедру эстрады, где профессором был Иосиф Давыдович Кобзон, но на эстрадное отделение так и не попала.

- То есть вы ученица Кобзона?

- Нет, я этого никогда не говорила и не скажу, это неправда. Но я всегда очень уважала этого человека, потому что он никогда не поёт не своих песен. Что значит «своих»? Это не значит, что он их сам написал. Это значит, что он их чувствует. И я при выборе репертуара руководствуюсь исключительно самоощущением - чувствую я эту песню или нет?

…Музыкальный путь складывался так, что, ещё учась в академии и будучи народной певицей по образованию, я уже пела в эстрадном оркестре и впервые попала на международные соревнования по бальным танцам. Это был 1998 год, для России переломный, и в моей жизни тоже произошёл перелом, потому что эстрада меня перетянула. И на танцевальных соревнованиях я уже больше десяти лет. Практически все мероприятия такого рода, которые проходят в Москве, я озвучиваю. То есть я пою, а люди танцуют (смеётся).

Как я пришла к аргентинскому танго? Через романс. Я стала дипломантом романсового конкурса и познакомилась с девушкой, которая исполняла фламенко. А она меня познакомила с музыкантами, которые играли именно аргентинское танго. Я изучала испанский, и у меня не было проблем взять ноты, текст - и запеть. Оказалось, это настолько близко мне. Все удивляются: у тебя такой хороший испанский, откуда? Я говорю: наверное, в прошлой жизни я была испанкой (смеётся).

- Аргентинское танго в сегодняшнем мире - это просто занимательная редкая вещица или оно живёт, развивается?

- Конечно, живёт и развивается. Например, музыку Пьяццоллы (знаменитый аргентинский музыкант, осовременивший танго. - прим.ред.) играют во всём мире и в любых вариантах: и на бандонеоне (разновидность гармоники. - прим. ред.), что является классикой, и силами симфонического оркестра. Приехав в Йыхви, я включила в номере телевизор и что там услышала? Аргентинское танго. В Москве очень много танцевальных клубов, и там постоянно происходят танго-вечеринки. Танго - это почти религия.

- А что оно несёт русскому человеку, который испанского не понимает?

- Музыка не знает языков, музыка интернациональна. И если человек поёт с душой… Когда меня слушают иностранцы, которые не понимают по-русски, то, по их словам, эти русские песни и романсы их тоже пробирают до мурашек по коже. То же самое с аргентинским танго. Думаю, иначе бы люди не аплодировали, не принимали эту музыку.

- А испаноязычная публика как вас принимает?

- На танго-фестивале в Риге аргентинские танцоры, с которыми мы пересеклись впервые, спросили: «Откуда эта певица?» - «Она из Москвы». - «Не может быть! Русская так не может петь!..»

- Если для русского слушателя танго - в определённом смысле экзотика, то уж романсом его удивить сложно. Чем вы, в хорошем смысле слова, стараетесь удивлять?

- Романс тоже многообразен. Есть классический, салонный, современный. Почему-то сейчас принято, что романсы поют громко, академичными голосами. Очень часто исполнитель за звуком теряет смысл. А романс - это всегда история. История любви, порой разбитой. Я стараюсь донести вот именно эту сюжетную линию до слушателя. И мне кажется, у меня это получается.

- Вы на сцене в Йыхви вспоминали и Шульженко, и Юрьеву…

- Это - великие, каких сейчас, к сожалению, нет.

- С учётом того, что романсы пели такие великие исполнители, как вы ищете и находите свой «почерк»?

- Сама того не ведая, огромную роль в моём становлении сыграла Алла Николаевна Баянова. Мне было пятнадцать, и я случайно попала на такой же концерт. На сцене была Баянова, ей тогда было уже глубоко за 70. Она меня потрясла. Причём не голосом потрясла, а паузой, словом - настолько она выпукло это сделала. И Бог мне подарил встречу с Аллой Николаевной незадолго до её смерти. Мы с ней столкнулись на одном из концертов в Театре эстрады. Я к ней подошла, чтобы прикоснуться к легенде. «Алла Николаевна, можно рядом с вами просто посидеть?» Мы с ней пообщались минут пять...

Для меня величайшие певицы - Шульженко и Баянова. И Зыкина. И Пугачёва. Они разные, но это певицы, которые именно словом могли очаровывать, брать за душу зрителя. Продолжаю учиться этому каждый день.

- Вам знакомо, когда люди старшего поколения ворчат: мол, раньше и небо было синéе, и трава зеленéе, и вода жиже. И раньше пели, а сейчас - разве это пение?! Удаётся ли нынче спеть так же, «как тогда»?

- Начнём с того, что «так» уже не надо. Время идёт. Меняются вкусы. Меняется темпоритм жизненный. Кроме того, что я певица, я преподаю в московском университете культуры на эстрадно-джазовом вокале. Очень много талантливых детей. Но где люди могут услышать их? Ни на телевидении, ни на радио их нет. И меня там нет.

- «Неформат», как вы сказали на концерте.

- «Неформат»… Так что и небо до сих пор синее, и трава зелёная. Но дети не слышат этой музыки, и я открываю для них новые имена. Многие из них не то что Шульженко - даже Кобзона не знают. Зато знают всю американскую популярную музыку. У меня есть один студент, он из Сибири родом. Так вот он по-английски поёт чисто, а по-русски - с акцентом. Вот это уже смешно (с грустью). Мы бьёмся над тем, чтобы русский человек пел по-русски без акцента…

- Действительно, видимо, сегодня мы имеем две культуры - «формата» и «неформата».

- Хотя ведь нельзя сказать, что в телевизоре только американская музыка. Есть и наша. Но! Если раньше, в советское время - ругать его или хвалить, - чтобы попасть на экран, нужно было пройти очень серьёзное творческое «сито», то сейчас царит просто художественная самодеятельность в плохом смысле этого слова.

Но думаю, это не может быть вечным. Потому что люди перестают смотреть телевизор. Как ни странно, сейчас в Москве театральные залы всегда полны. А концертные - не все. Очень немногие исполнители собирают залы. Думаю, всё перевернётся, потому что зритель «голосует рублём».

- Бросается в глаза, что «форматная» эстрада всё больше возвращается к старым произведениям и перепевает «старые песни о главном»…

- Я считаю, это вынужденное возвращение, они пытаются привлечь к себе публику. Потому что понимают, что, когда выходят на сцену с современными песнями, зал их зачастую не воспринимает. А в старых песнях была гармония, была мелодия, были слова.

- …Так вот, вы с «форматной» эстрадой в этом смысле конкурируете?

- Я не считаю, что мы конкуренты. Думаю, придёт время - и я буду в «Старых песнях о главном», только в качестве лучшего образчика. Знаете, меня очень редко берут в большие концерты, где много артистов выступает. Потому что вопрос встаёт: «А остальные-то что? Ни голоса, ни чувства ритма…» Вот, немножко себя похвалила (смеётся).

- Вам понятие «фанера» категорически не знакомо?

- Она мне не знакома ещё и потому, что я перфекционистка, я не могу записать на студии так, как хотела бы это слышать. У меня до сих пор нет сольного диска, потому что результат, который я получаю, меня не устраивает. В студии нет зрителя и нет обмена энергией.

- Какие хорошие вещи вы выделили бы в потоке создаваемых сейчас, современных, романсов?

- Ну, потоком это назвать нельзя, это тонкий ручеёк. Перечислять авторов или конкретные произведения не возьмусь. Но! Вот, например, такая «форматная» певица, как Валерия. Ежегодно или раз в два года она делает большой концерт романса в Кремле. Звучат и старинные романсы, и современные - тухмановские например. Романс, который я сегодня исполнила в конце программы, был написан вообще для Ларисы Долиной, а стал популярен после того, как его спел Григорий Лепс. Кстати, у Лепса, которого тоже много в информационном пространстве, много и хороших современных романсов.

- Романсы, танго приходят послушать только те, кому за сорок?

- Сейчас в залах стали появляться молодые лица, причём этим людям настолько это нравится, для них это совершенно новый пласт музыкальной культуры. Они оценивают это как «круто». Во всех социальных сетях ко мне приходят дружить, пишут мне комментарии к выложенному видео. Это приятно. Значит, я несу какую-то культурную миссию, значит, не зря живу.

- Ваша русская народная песня вызвала просто восторг в зале. Но она ведь всё-таки прозвучала уже на современном языке, а не на старорусском наречии или диалекте…

- Фольклор - это несколько иное. И когда фольклорные группы поют этакими «прижатыми» голосами, моя педагог Нина Константиновна Мешко всегда ругалась. Она говорила, что старушки поют скрипуче, потому что в силу физиологии у них голос уже «стёрся». А когда молодые девчонки пытаются петь по-старушечьи, это не правильно, фольклор не должен так звучать. В Северном хоре у нас была такая установка, что голос должен звучать красиво и естественно. Литься.

- Романсы, танго, песни зарубежных эстрадных исполнителей, например Пиаф, русская народная песня - вот многообразие жанров, представленных на вашем концерте. А что для вас ближе и значимей?

- Когда мне задают вопрос по многожанровости, отвечаю, что я - эстрадная певица. Может, это немножко нагло, но я себя поставлю в один ряд с Кобзоном, который поёт и романсы, и русские, и еврейские песни, и патриотические вещи, и даже какие-то джазовые, но это не становится мешаниной. Он - личность, и из его уст всё это звучит очень лично. Смею надеяться, что и моё творчество - не «пёстрое одеяло», а, в общем-то, одна история.

Сейчас я поставила себе цель и собираю материал. Мне очень интересен современный романс. Я уже нашла нескольких авторов - например, композитора Михаила Машкауцана из Израиля - и думаю, через год-два, даст Бог, сделаю всё-таки этот диск. И обязательно приеду в Эстонию, покажу эту новую программу.

- В Эстонии вы впервые?

- Да. Хотя у меня есть родственники, которые живут в Таллинне и в Силламяэ. Политика развела нас по разные стороны границы, и, к сожалению, мы не поддерживаем отношения. Но я надеюсь, что к 13 марта обязательно найду их телефоны и приглашу на концерт.