/nginx/o/2022/03/07/14412109t1h16fe.png)
Недавно русская редакция Postimees предложила читателям задать вопросы президенту Эстонии Тоомасу Хендрику Ильвесу. Откликнувшихся было много. И мы благодарны тем, кто принял участие в создании этого интервью. Сегодня мы публикуем ответы главы государства на самые интересные, актуальные и оригинальные читательские вопросы.
– Ваши отношения с русскоязычными жителями Эстонии развивались неровно. Начиналось все достаточно оптимистично, но потом наступил апрель 2007 года, за которым последовал период обманутых ожиданий, неверных толкований... В какой-то момент стало казаться, что обе стороны разочарованы друг в друге и избегают общения. И вот сейчас вроде бы ситуация опять потихоньку меняется к лучшему, будь то история со школьницей с двойным гражданством Кристиной Бруевой, за которую вы заступились, или выход на русском языке книги ваших эссе и речей, рождению которой поспособствовали русские гимназисты. Но это, так сказать, выводы стороннего наблюдателя, а вы сами как оцениваете эволюцию своих отношений с русскоязычными соотечественниками?
– Речь не идет о каком-то изменении отношения с моей стороны. Просто в определенный период времени все, что бы я ни сказал, выворачивалось наизнанку. И не только здесь. Все извращалось и находило соответствующий отклик. Хороший пример: моя чисто художественная речь в Ханты-Мансийске, которую подконтрольная российскому государству пресса представила так, будто я разжигал какие-то сепаратистские настроения. И в таком виде это нашло отражение и здесь.
А в остальном я не знаю... Что касается моей книги, то некоторые люди сочли, что эссе, которые в нее вошли, достаточно острые, чтобы быть интересными не только говорящим по-русски людям в Эстонии, но и той российской либеральной интеллигенции, в глазах которой – не знаю, насколько адекватно это себе представляют здесь – у Эстонии исключительно высокое реноме: Артемий Троицкий, Pussy Riot, Лиля Шевцова (Лилия Шевцова – российский политолог, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Московского центра Карнеги в Москве – прим. ред.). Поскольку, сказали мне, российское медиапространство стало по сути пространством только государственных СМИ, эта книга поможет его несколько разбавить. И я сказал «ОК», и мы отдали книгу в перевод.
А та история с девочкой, которую вы упомянули, это был типичный противный либеральному мышлению пример, когда чиновничье буквоедство встало поперек всем представлениям о человечности и разумности. В моих глазах это вообще никак не являлось «русской» темой. Мое раздражение по поводу подобного чиновничьего подхода могло бы с таким же успехом проявиться в любом другом вопросе.
Что же касается именно «русской» или, вернее, «российской» темы, то я с беспокойством смотрю на то массированное наступление на ценности либеральной демократии, которое в последний год идет в России по всем фронтам на уровне самого высокого руководства.
– Складывается впечатление, что вам проще находить общий язык с местной русской молодежью, чем с поколением их родителей. Молодое поколение местных русскоязычных людей – какое оно в ваших глазах?
– Ну, скажем так, я могу судить только по тем, с кем я встречался. Я не могу обобщать, но мне кажется, это свободные люди. Они не зажаты в когтях ни одной из идеологий. В каком-то смысле мне проще общаться с русской молодежью, чем с эстонской. Эстонская молодежь, родившаяся после восстановления независимости, воспринимает созданные для нее условия как данность: мол, почему государство не делает еще больше. А общаясь с русской молодежью, я столкнулся с тем, что она гораздо лучше чувствует разницу. Они лучше понимают, что такое свобода, возможно, потому что слышат рассказы родных, находятся в более тесном контакте с Россией. Мне показалось, что молодые люди, с которыми я встречался, очень свободны внутренне. Впрочем, современная молодежь, что русская, что эстонская, вообще куда более раскрепощена.
Полную версию интервью читайте в еженедельнике «День за Днём» от 28 июня.