На экраны Эстонии вышел «Пейзаж в многолуние» – драма о кризисе среднего возраста, предлагающая нам погрузиться в шокирующее безумие.
Заедая жизнь-портянку жареной любовью
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Правда, на самом первом сеансе в очень большом кинотеатре столицы зрителей было всего человек десять, и в бездну они погрузились как-то без энтузиазма. Но, безусловно, «Пейзаж в многолуние» («Maastik mitme kuuga») запомнится всем им надолго. Стоит добавить, что это дебют в большом кино видеохудожника Яана Тоомика (род. 1961), которого Википедия называет, между прочим, «самым известным в мире современным эстонским художником».
Три луны в черном небе
Сюжет в этой артхаусной ленте практически отсутствует. Главных героев, по сути, четыре: Юхан (Хендрик Тоомпере-мл.), его жена (Гармен Табор), его любовница Ану (Яаника Юхансон) и его то ли сестра, то ли подруга Мария (Мария Авдюшко-Таска). Начинается фильм довольно странно: на фоне расплывчатого пейзажа (без лун) герой набивает мяч, и тут ему звонит друг, как выясняется, покойный; звонит, стало быть, с того света. В следующем кадре друг сидит спиной к герою в пустой комнате и говорит, что «там» очень трудно, и ответов «там» нет, потому что нет и вопросов. К этому моменту мы должны догадаться, что Юхан видит сон.
Таких сюрреалистических снов, прикидывающихся реальностью и почти от нее неотличимых, мы увидим немало. В основном они касаются Ану: во сне Юхану мнится, что у нее есть возлюбленный, некто Свен. В очередной грезе он даже видит Свена в загадочной комнате, подозрительно напоминающей Черный Вигвам из «Твин Пикса» и другие причуды воображения Дэвида Линча; Свен, хоть и мужик, очень похож на Ану, де-факто это ее двойник. То есть, надо думать, Юхан подсознательно боится того, что Ану – единственная женщина, которой он небезразличен, – бросит его к чертовой матери, вот и выдумывает всяких Свенов.
Наяву Юхан живет с нелюбимой женой и двумя детьми, которым он старается быть хорошим отцом. Отношения супругов осложняются присутствием в жизни Юхана Марии – она, говоря без обиняков, безумна и постоянно требует к себе внимания. То живет в лесу, в палатке, и воюет с плохой энергией, то сутками не выходит из квартиры и просит Юхана приехать, потому что в нее вошел дух отца, а надо, чтобы вошел Юхан (что бы сказал Фрейд?). И тот ходит по квартире с магической миской, бьет в нее магической ложкой и звоном изгоняет астральных пришельцев.
Юхан заботится о Марии, препирается с женой, занимается сексом с Ану, и все это через силу – он никого не любит. Может, луны символизируют женщин Юхана, но прежде всего «многолуние» – это пространство сна, разверзающаяся бездна безумия, в которую, как в трясину, медленно погружается уставший и остывший герой. Сны его становятся назойливее и проникают в явь: однажды Юхан просыпается – и видит силуэт Ану в коридоре...
Но не стоит ждать, что в финале герой, как Джек Торренс из «Сияния», возьмется за топор и покрошит всех в кровавую капусту. Нет, когда его все достанут, он всего лишь станет делать странные вещи. Например, изгоняя духов из квартиры Марии, бросит магическую миску и пописает в углы комнаты – мол, если пометить территорию, все духи разбегутся.
Чемодан не отдадут никогда
Ну а ключевую сцену фильма лучше не смотреть на полный желудок. Итак: Юхан пыхтит на Ану, отваливается, одевается, а она просит его «принести чего-нибудь» – чтобы, извините, подтереться. Он приносит сковородку, ждет, пока туда стекут телесные жидкости, ставит их на огонь, поджаривает – и они с Ану едят это блюдо ножом и вилкой. Такие вот особенности национальной киностряпни. Такая, понимаешь, любовная яичница.
Нельзя сказать, что «Пейзаж» – это плохой фильм: операторская работа прекрасная, актеры играют отменно, а еще тут есть всякие тонкие ходы. Скажем, во сне Юхан пинает мячик, а наяву орет на сына, который плохо играет в футбол. Напрашивается вывод: герой мечтал быть футболистом, но жизнь-портянка, как водится, жестоко его обломала, и ныне он вымещает свои комплексы на безвинном ребенке.
Или взять всю линию с «яичницей». Сцене с поеданием жареной любви предшествует сон, в котором сын Юхана и некая девочка – одетая в такое же платье, как у Ану, – гуляют по берегу моря и находят чаячьи яйца. Мальчик разбивает их камнем (зародыши выглядят в кадре так натурально, что поневоле хочется призвать защитников прав животных), а милая девочка, не ожидавшая эдакой жестокости, остолбеневает. Вдруг это сновидение указывает на аборт, который Ану сделала, потому что Юхан настоял? Тогда жареная любовь есть символическое поедание плода и прочий фрейдизм...
Беда «Пейзажа» в том, что все эти символы и игры слов (слово universum, «вселенная», раскладывают здесь на uni и versum, где uni – «сон») выдают в итоге сущий пшик – еще одно кино о кризисе среднего возраста, о разочаровании в себе, о том, сколь изощренно изничтожает наши надежды гнусная жизнь-портянка. Таких фильмов был мильон – и будет мильон, и почти все они похожи друг на друга; может, и прав Лев Толстой, и все несчастливые семьи несчастны по-своему, но депрессия – явление всеобщее. Обязательно ли в подобном кино погружать зрителя в бездну вместе с героем? Нет: вспомним хоть «Неоконченную пьесу для механического пианино», хоть «Радости среднего возраста».
«Пейзаж» завершается, увы, безысходно: Юхан с сыном едут на рыбалку, и попутчик рассказывает им анекдот про зайца, требующего у волка, лисы и медведя отдать ему какой-то чемодан, а то «будет как вчера». «А что вчера?» – «А вчера не отдали!..» Анекдот разыгрывается в лицах, с масками, опять-таки отсылающими нас к режиссеру Линчу (кролики из «Внутренней империи»). Мораль понятна: ничего в жизни Юхана не изменится, чемодан недосягаем, смиритесь уже.
Вся эта фантасмагория неубедительна и потому, что Юхан – персонаж абсолютно неестественный: во-первых, он напрочь лишен чувства юмора, во-вторых, не работает. По крайней мере, нам этого не показывают. Между тем, если вас заедает жизнь-портянка, не стоит в отместку заедать ее жареной любовью или там мочиться в чужих квартирах: попашешь день-другой, устанешь как следует, уснешь сном младенца – и, как поет Борис Гребенщиков, всяка печаль пройдет.