Ээрик-Нийлес Кросс: во благо нашей общей Эстонии

Ээрик-Нийлес Кросс. Фото: Valimised

Готовы ли эстонцы считать своими тех, кто имеет эстонский паспорт, эстонское образование, эстонскую идентичность, но в чьих жилах течет русская кровь, задается вопросом политик Ээрик-Нийлес Кросс.

На проходившем летом Фестивале мнений т.н. русскому вопросу было уделено немало внимания. Одна из тем панельных дискуссий была такой: что делать с русскими или, точнее, с эстонцами. Обсуждение, как говорят сегодня, вышло за рамки. Для меня стал открытием вывод, к которому пришли участники дискуссии: эстонцев и эстонских русских разделяет определенный психологический порог. А именно переоценка взаимных позиций.

Если после восстановления независимости страны эстонцы в большинстве своем занимали по отношению к эстонским русским оборонительную позицию (позволю себе и столь банальное обобщение, и некорректную честность), то сейчас она изменилась.

Стоявшая в начале 1990-х годов перед эстонским государством и эстонцами первоочередная национальная, буквально экзистенциальная задача заключалась в том, чтобы обеспечить сближение Эстонии с Западом, защитить ее, вступив в НАТО и Евросоюз, создать условия для развития эстонского языка и культуры, которые в годы советской оккупации оказались под угрозой. Позицию, которую занимало большинство эстонских русских, можно охарактеризовать как посттравматическую: если с точки зрения эстонцев ситуация в конце концов нормализовалась, то для многих эстонских русских она была далека от нормальной.

Если эстонцы в конце концов вернулись к себе домой, то эстонские русские против воли оказались на чужбине. Присущий эстонским русским до войны культурный менталитет, не приемлющий большевистского духа, за годы оккупации был утрачен, на смену ему пришел имперский менталитет. Это не обвинение, но и не преувеличение.

Москва, постоянно вмешиваясь в вопросы языка и гражданства эстонских русских, годами пыталась сохранить этот менталитет. У эстонского государства, по крайней мере в первые десять лет, не было времени и навыков заниматься эстонскими русскими. Позиция, которую в 1990-е годы занимали по отношению к эстонским русским эстонцы, была такова: учите язык и становитесь эстонцами, а не хотите – скатертью дорога. За этим стоял страх: эстонцы считали, что русские представляют опасность.

Политика эстонского государства такого отношения не поддерживала, поскольку никак не способствовала тому, чтобы русские становились эстонцами, – не уделялось внимания ни преподаванию госязыка, ни сближению с эстонской общиной, ни вовлечению русских в политику. Несмотря на все разговоры об интеграции. Наоборот, была создана ситуация, когда важнейшие государственные решения, касающиеся демократических реформ, особенно интеграции с Западом, спешно принимались без русских. С точки зрения эстонских русских, это выглядело, наверное, как произвол, но прямо скажу, иначе Эстония, наверное, не стала бы членом НАТО и Евросоюза. Если бы, например, в 1990-е годы вместо Лаара у власти был Сависаар вместе с эстонскими русскими, мы бы сейчас были в такой же ситуации, как Молдова и Грузия.

Эстония решила первые экзистенциальные задачи, стоявшие перед ней. Мы снова стали частью Запада. Эстония защищена, насколько это возможно.

У меня нет данных исследований, которые подтверждали бы это, но, общаясь с широким кругом людей, я пришел к выводу, что отношение эстонцев к эстонским русским изменилось. Сегодня мы не считаем, что от них исходит опасность. На подсознательном уровне эстонцы задаются другим вопросом: если будет война, на чьей стороне будут воевать эстонские русские? Или: вы будете воевать на нашей стороне? И все больше крепнет уверенность, что большинство эстонских русских не хочет присоединения к России.

Что важнее, сейчас большинство эстонцев не считает, что эстонские русские должны становиться эстонцами. Эстонцы готовы, при условии сохранения лояльности к государству и уважения к конституционному порядку, признать эстонских русских эстонскими русскими.

Это большой сдвиг в сознании. Изменилось и отношение к вопросу о языке. Сейчас незнание эстонского – это, пожалуй, проблема эстонских русских, и она теряет актуальность. Эстонцы стали понимать, что знание эстонского языка само по себе еще не гарантирует общинную принадлежность.

Недавно в Таллиннском университете состоялась защита докторской диссертации, автор которой попытался ответить на вопрос, каким образом эстонские русские идентифицируют себя как часть общества Эстонии. Выводы наводят на размышления.

Во-первых, для эстонских русских знание эстонского языка не связано напрямую с ощущением своей принадлежности к Эстонии. Конечно, знание языка помогает, но то обстоятельство, что человек владеет эстонским языком, не является само по себе признаком эстонской идентичности. Главное, что мешает  эстонским русским ощущать себя частью эстонского общества, заключается в другом. И оно связано с тем самым отношением к ним эстонцев, которое преобладало 20 лет назад: либо становитесь эстонцами, либо – чемодан, вокзал, Россия.  

В этническом плане эстонский русский не хочет становиться эстонцем, да и с какой стати, если он русский. Он хочет знать, что может оставаться русским и в то же время быть своим.

Во-вторых, подтверждается тот факт, что ощущать принадлежность к Эстонии эстонским русским мешают два обстоятельства. Во-первых, т.н. политика интеграции воспринимается как попытка ассимиляции. Во-вторых, сохраняется ощущение, что эстонцы относятся к эстонским русским с предубеждением. Общаясь с эстонцами, эстонские русские убеждаются в том, что те не поощряют разнообразие, а предпочитают отождествление. В результате мы имеем т.н. реактивную идентичность, выражающуюся в дистанцировании от Эстонии и отож-дествлении с Россией.

Сейчас такая реактивная идентичность невольно связывается в сознании с публичным имиджем России, и эту культурную идентичность трудно отличить от политической идентичности. Недавно я участвовал в международном круглом столе по вопросам безопасности, на котором известный представитель российской оппозиции чуть ли не со слезами на глазах обратился к западной демократии с просьбой не смешивать путинский режим и русских России. На что я сказал ему, что поддерживать уверенность в том, что это две большие разницы должны, прежде всего, российские демократы. В Эстонии и перед эстонцами, и перед эстонскими русскими стоит задача сделать так, чтобы эту разницу понимали у нас.

Эстонские русские довольно сдержанно относятся к агрессивной позиции России. Публично она не поощряется, но и не порицается. Складывается впечатление, что ждут реакции эстонцев. Естественно, что находятся радикалы, которые размахивают георгиевскими ленточками и пророчествуют о рождении новой империи. Однако большинство эстонских русских предпочитает вообще не обсуждать эту тему. И я не уверен, что мы должны принуждать их к этому обсуждению.

Хотим мы этого или нет, но политика Москвы направлена, в том числе, и на то, чтобы реакцией эстонцев на активизировавшую-ся российскую державность стала попытка оттолкнуть эстонских русских. Думаю, пришла пора и здесь преподать Москве урок.

Уверен, что быстрый рост числа российских граждан по сравнению с ростом числа эстонских граждан обусловлен вышеупомянутой реактивной идентичностью. Эта тенденция, безусловно, представляет опасность. И тут не помогут поправки к Закону о гражданстве. Вопрос намного глубже. Вопрос на самом деле в том, готовы ли эстонцы признать эстонских русских своими? Готовы ли они признать промосковски настроенными только тех русских, которые действительно таковыми являются, а не всю русскую общину Эстонии?

Вопрос к эстонским русским, на чьей стороне они будут воевать, вполне понятен, но он перестанет быть актуальным после того, как эстонцы пообещают, что в случае военной необходимости будут защищать и эстонцев, и эстонских русских. Сегодня положение эстонских русских, оказавшихся между нами и Москвой, весьма незавидное. Если мы хотим, чтобы у нас было свое общество, если мы хотим укрепить его оборонную мощь, то мы должны защищать все общество в целом.

Против массированной пропаганды Москвы не поможет закрытие российских телеканалов, и в контрпропаганде мы в любом случае уступим хотя бы по причине недостатка средств. Тут поможет только одно: если эстонские русские будут чувствовать, что они являются частью общества Эстонии, что они русские, но свои. Это чувство не возникнет у них, если то же самое не будут чувствовать и эстонцы.

Несколько лет назад профессор Лаури Мялксоо выступил с предложением взять на вооружение т.н. конституционный патрио-тизм. Подобное проявление лояльности существует и сейчас, и многие эстонские русские гордятся своим эстонским паспортом. Но я не уверен, что этого достаточно.

Эстонская идентичность по-прежнему очень сильно завязана на язык и этнос. В сознании эстонцев прочно укоренилось, что если твои предки не были эстонскими хуторянами, то ты не настоящий эстонец. Очевидно, нам следует преодолеть психологический барьер и избавиться от представления о том, кто может считаться «эстонцем».

Мы уже сделали первые шаги, признав балтийских немцев своими. Возможно, достаточно будет, если мы станем использовать понятие «эстоноземелец». Балтийские немцы вплоть до эпохи национального пробуждения тоже воспринимали себя эстоноземельцами. Кстати, когда эстонские немцы стали создавать параллельно с эстонцами национальные общества, многие выступали против, считая, что они же «эстляндцы», а не немцы.

Короче: готовы ли эстонцы считать своими тех, кто имеет эстонский паспорт, эстонское образование, эстонскую идентичность, но в чьих жилах течет русская кровь? Готовы ли мы считать эстонских русских частью эстонцев? Мне кажется, что общество Эстонии должно быть к этому готово. Как эстонская, так и русская его половина.