В литовской деревне лошади в почете

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Такая фотография, запечатлевшая бабушку и внуков, в Эстонии редкость, но в современной Литве она по-прежнему — романтическая реальность, которая раньше или позже исчезнет и здесь.
Такая фотография, запечатлевшая бабушку и внуков, в Эстонии редкость, но в современной Литве она по-прежнему — романтическая реальность, которая раньше или позже исчезнет и здесь. Фото: Артур Садовский

Автомобильное путешествие по Латвии и Литве, предпринятое нами, чтобы лучше узнать жизнь наших южный соседей, продолжается. Сегодня мы расскажем о том, как живется людям у самой границы с Беларусью.


В хозяйстве у Ирины Войцехович из литовской деревни Канюкай, что всего в нескольких сотнях метров от границы с Беларусью, корова и куры, кроме того, у нее есть Volkswagen Pas­sat, так что она может обойтись и без лошади.

В отличие от нее, многие деревенские женщины  на базар и в соседнюю деревню по-прежнему ездят на лошадях, ведь ими можно управлять без водительских прав.

Войцехович — белоруска, вернее, полячка, некогда переехавшая из Белоруссии в Литву, ее муж из местных поляков. Как уверяют местные жители, их польский язык отличается от того языка, на котором говорят в Польше. В здешних деревнях, в зависимости от ситуации, говорят на белорусском, русском или польском языках.

80 процентов жителей района, входившего до Второй мировой войны в состав Польши, — поляки. К слову, в Литве русских меньше, чем поляков, всего около семи процентов. Фотограф Артур Садовский быстро нашел общий язык с местными жителями, ведь и у него польские корни.

В Эстонии уже почти забыли, что значит держать корову, но в здешних краях коров держат многие. «У меня еще свиньи и куры», — говорит Войцехович, добавляя, что многие ее соседки держат коров и вручную косят сено. Вот только молодежь, по словам женщины, в деревне не задерживается и держать скот отказывается.

Жизнь на своей земле

Хоть представители старшего поколения и сетуют на то, что молодежь не хочет жить на селе, но вот дочка Войцехович из родной деревни уезжать не собирается и строит новый дом. Двое мужчин как раз заливают фундамент, еще четверо сидят в сторонке и покуривают. К зиме, обещают они, дом будет готов.

Как сказала Ирина Войцехович, кто хочет жить в деревне, тот живет нормально. «Лодырям да пьяницам, конечно, все плохо, но под лежачий камень вода не течет», — философски замечает женщина и добавляет, что тем, кто хочет заработать, приходится уезжать в столицу, в Вильнюс.

«Многие уезжают за рубеж. Из нашей деревни тоже несколько семей уехали работать за границу», — добавляет она. В Литве проблема отъезда работоспособного населения за границу стоит намного острее, чем в Эстонии.

Дочь Войцехович жила в Вильнюсе, но вернулась в деревню. У Ирины две сестры, одна из них уже на пенсии, но продолжает работать в вильнюсском кафе.

«Вторая сестра окончила политехникум, но одно время сидела без работы, —  говорит Ирина. — Сейчас работает в Вильнюсе, водит автобус-гармошку, зарабатывает до 5000 литов (22 500 крон. — Ред.) в месяц. Там в автобусном парке работают почти 200 женщин».

Тоска по родине

Муж Ирины ходит в море, так что в доме он — редкий гость. «Жить-то надо, что без толку правительство ругать, — продолжает она. — Вот купила корову, чтобы внуки свое молоко пили. Все делаю сама, разве что на тракторе и комбайне не работаю».

Все зимние заготовки у Войцехович — из своего огорода, так что продукты в магазине она почти не покупает. Эта женщина, в которой смешалась литовская, белорусская и польская кровь, даже зерно сама выращивает.

«Вот вы в газете работаете и за это деньги получаете! А кое-кто жалуется, что жизнь пришла плохая. И кто в этом виноват? Да сами и виноваты! — резюмирует она. — Вот у одной женщины в деревне муж пьет, но сама-то она в рот не берет, кто ей мешает хоть цветы посадить. У меня вон группа инвалидности, могла бы и на печи полеживать, да работаю».

Зато свою дочь Войцехович хвалит. «Умеет работать, все в руках спорится. Вчера грибы собирали, продали заготовителю за 100 литов (более 450 крон. — Ред.)», — хвалится она.

Еще недавно в деревне процветала контрабанда, из Беларуси везли дешевую водку, но сейчас этому бизнесу положен конец. Ирина приводит нас к самой границе, Литву и Белоруссию разделяет лишь узенькая речка.

Глядя на другую сторону, она говорит, что ей хотелось бы побывать на родине. «Нас не заставляли учить литовский язык, литовцы сами учили русский, — говорит она и добавляет: — Я-то литовский знаю».

По мнению Войцехович, в Беларуси сейчас живется лучше, чем в Литве.
«Тут у некоторых даже нормальных огородов нет, а в Беларуси и сады, и огороды на загляденье. На селе красота: дома и дороги в порядке, заброшенное жилье сносят. Плохих домов там не увидишь, не то что в нашей деревне. По огороду сразу видно, что за люди живут», — говорит она.

Про не очень сладкую жизнь в Эстонии Войцехович тоже наслышана. «Родственник первого мужа живет в Таллинне», — говорит она. В разговор вступает дочь Войцехович, по словам которой, русскоязычному населению в Эстонии живется плохо. Сразу видно, в какую сторону настроена телевизионная антенна.

По дороге в Канюкай мы заехали в село Калеснинкай, которое чуть побольше и в котором есть целых два деревенских магазина. В одном из них я купил пару бутылок белорусского пива и могу заметить, вполне приличного.

Калеснинкай — тоже польская деревня, самым красивым и ухоженным зданием в которой является церковь. В деревне течет обычная деревенская жизнь, слышно, как в поле работает трактор.

В одном саду под яблоней устроилась коза и не обращает ни малейшего внимания на мопед, на котором гоняют мальчишки. Услышав, как щелкает фотоаппарат, она лишь лениво открыла глаза.

Мы проезжали через деревню аккурат в субботу, но не видели ни одного пьяного, хотя деревенские женщины и уверяют, что мужчины здесь пьют. Ни в субботу, ни на следующий день мы не видели перед магазинами слоняющихся без дела мужиков, привычную, как известно, картину для Эстонии.

Похоже, здесь не принято пить, устроившись прямо перед магазином. Ханурики попались нам на глаза, только когда мы проезжали Латвию.

Магазин в Калеснинкае, похоже, был первым из увиденных нами в пути, который не относился к сети Maxima или Iki. В нем, как принято на селе, были представлены товары первой необходимости — от гвоздей до бюстгалтеров. В магазине, не радующем обилием покупателей, управлялись Диана Слумска и Ирена Малиновска.

Как заметила Малиновска, большинству местных водка не по карману и они предпочитают пить 18-градусное яблочное вино, хотя когда у народа заводятся деньги, то берут и водку.

Малиновска идет к прилавку и показывает самую ходовую водку производства нашего Liviko. По-литовски водка со скромной коричневой наклейкой называется Kalavijo. Как мы узнали потом у директора Liviko по продажам Рагнара Китса, эта водка является аналогом Lauaviin.

Liviko завоевывает Литву

По словам Китса, в Литве водка Liviko отлично продается в сельских магазинах, поскольку в такие крупные торговые сети, как Iki и Maxima, эстонской водке пробиться трудно. Кстати, когда недавно в Литве подводили итоги продаж алкогольных напитков, то оказалось, что наибольшим спросом пользуется ликер Vana Tallinn в 200-граммовых бутылках!

Пенсионерка Ванда Радкевич, заглянувшая в магазин, рассказывает нам свою историю, так похожую на историю наших деревенских пенсионеров. «Сколько лет отработала в колхозе, здоровье подорвала, и такая жизнь настала!» — говорит она.

Пенсия у Радкевич, имеющей более 30 лет трудового стажа, в пересчете на наши деньги — 3400 крон. Продавщица замечает, что у пенсионеров все же есть доход, а она за смехотворную зарплату вынуждена кормить безработного мужа и двоих детей.

Комментарии
Copy

Ключевые слова

Наверх