На полках книжных магазинов появился поэтический сборник «Черный помидор» – вторая книга Маарьи Кангро на русском языке.
Отрывки из вселенской трагикомедии
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Маарья Кангро (род. 1973) – писатель, поэт, либреттист, переводчик с английского и итальянского. Ее первая книга на русском, «Обезьяна и солидарность», вышла полтора года назад в издательстве «КПД» и познакомила русского читателя – автором искренних, чуждающихся фальши, беспощадных к себе и другим рассказов. Однако дебютировала Маарья как поэт, причем довольно поздно, в 32 года; с тех пор она выпустила еще четыре сборника стихов, а также два сборника новелл и одну книгу для детей.
От недостатка восхищенья
Название выпущенной издательством KITE книги, «Черный помидор», совпадает с названием пятого эстонского сборника Кангро, но это лишь совпадение: в русский сборник вошли стихи из четырех книг поэтессы, переложенные на русский тремя переводчиками, каждый из которых и сам поэт: живущими в Эстонии Игорем Котюхом и П.И. Филимоновым, а также россиянином Андреем Сен-Сеньковым. Единственным недостатком книги могут быть переводы Сен-Сенькова, который эстонским не владеет и переводил с английского перевода. Впрочем, вряд ли кто-то станет углубленно сравнивать русский перевод с оригиналами, к тому же перед нами – верлибр без размера и рифм, запредельных усилий от переводчика не требующий.
Маарью Кангро, в отличие от множества поэтов, интересует реальность – без прикрас, без цензуры, без «поэтического видения». Реальность преломится в поэзии, отрефлексируется, обобщится, превратится в метафору, будет каталогизирована библиографами – но она всегда первична, хоть и служит поводом к поэзии. Об этом – стихотворение «Жаба»:
конечно, ты догадаешься об этом:
все, что приходит мне на ум,
когда я снова вижу
несчастную большую жабу,
раздавленную до плоской шкурки
на асфальте,
это написать стихотворение...
Таким поводом может стать что угодно: ужасная участь некоей свиньи, длинный член, пририсованный к коню на дорожном знаке, увядший подсолнух, черный помидор, мячи в бассейне, выкидываемый шкаф. Всякий раз Кангро поднимает реальность до поэтического уровня. Два мяча становятся аргументом в пользу существования души и божьего милосердия:
...даже кожаный
баскетбольный мяч,
забившийся под скамейку
запасных на стадионе,
получит искупление
Почерневший и вновь покрасневший помидор – это Лазарь, восставший из мертвых. Шкаф, который разбивают лопатой, – символ сопротивляемости живого смерти. Подсолнух овеществляет страдание и распад «живых империй», а потом и саму смерть:
Мой несчастный цветок
с шафрановой пыльцой.
Великий Хруст звучит
повсюду каждый день
и каждый новый труп
ложится в ряд
от недостатка восхищенья.
Отборная плоть слов
Наблюдается и движение в обратном направлении – от поэзии к реальности, от слова к плоти:
Похоже, мой сосед снова
поедает отборную плоть слов.
Он стал ловить более проворных
и более сочных зверьков...
Это своего рода охота и пир,
где оружие и есть добыча,
добыча становится оружием,
стрела вызывает к жизни плоть.
Слово и плоть проникают друг в друга, смешиваются, становятся единым. Героиня «Донора» режет палец, рассматривая книгу в магазине, и резюмирует: «Вот какое количество своей крови я пролила за культуру. / Возможно, я пролила бы и больше, если бы попросили». В «Рестлинге в Национальной библиотеке» место действия описывается как «тихий бордель / люди берут книги, страдают / и возбуждаются». В «Декларации чистоты языка» эстонский язык – «словно нож / словно меч / словно топор / словно гильотина / словно бритва / режет другие / вялые языки и тела» (речь о радетелях за чистоту языка, «граммар-наци», готовых казнить тех, кто говорит и пишет неправильно).
В этот же ряд встает пронзительный «Маленький Афганистан». Сообщение о вторжении США в эту страну (любое сообщение есть слово, оторванное от реальности) параллелится с передвижениями покупателя по магазину (реальность):
400 морских пехотинцев.
Колбаса выложена на ленту.
Много колбасы и людей,
которые не думают,
что в его жизни тоже есть
Талибан:
представление о человеческом
счастье.
Стихотворение «Алиенация» («Отчуждение»), начинающееся вроде бы с политики («вы переспали бы с реформистом?»), продолжается как метафизический трактат об одиночестве и бегстве куда угодно, хоть в объятия реформиста, хоть куда:
...после долгого безжизненного
скитания в чужом свете
на какой-то другой планете
звездной системы
она увидела бы ящерицу
что с того что холоднокровная
зато с подвижными глазами и ртом
думая об этой встрече
слезы наворачиваются на глаза
Реальность вламывается в поэзию, слова вламываются в реальность, и всё в мире играет одну и ту же трагикомедию о любви, смерти и времени. Даже реформисты. Даже ящерицы.