То, что программа «Молодежь в школу» пользуется таким успехом, у многих вызывает недоумение. Почему молодые люди, уже получившие профессию, не связанную с педагогикой, вдруг решают сменить ее на учительскую, не получая за это никаких бонусов, если, конечно, не считать бонусом возможность переучиться бесплатно?
И это происходит на фоне полного отсутствия ажиотажа при, так сказать, первичном поступлении в вуз: за возможность «поступить на учителя» абитуриенты не дерутся.
Но объяснения этому феномену найти можно.
Во-первых, далеко не каждый человек, выходя из стен гимназии, лелеет мечту побыстрее туда вернуться, пусть и в другом качестве. И дело не только в нежелании вновь потерять свободу (а школа, как ни крути, всегда связана с ощущением несвободы): слишком сильны воспоминания о собственных милых проказах и проделках одноклассников, о не всегда уважительном отношении к учителям, об их жалобах на большую нагрузку и низкую зарплату и т.д.
Во-вторых, далеко не каждый выпускник, пусть теперь им и по 19 лет, в состоянии правильно определить свое призвание. Можно поступить «куда взяли», можно и «куда хотел», а потом, уже получив образование и какое-то время отработав, понять, что это не твое. А можно просто не найти работу по специальности или найти, но далеко не за ту зарплату, на которую рассчитывал, и, мало того – за меньшую, чем получают учителя. А уж если работы нет вообще, то возможность еще какое-то время поучиться забесплатно, а потом работу получить, выглядит довольно симпатично. Розовые очки спадают, серенькая реальность скалит зубы, зато начинает греть душу мысль о летнем отпуске в два месяца и неполном рабочем дне.
В-третьих, тебе уже не 19, неприятные воспоминания о школе потускнели, уступив пальму первенства воспоминаниям приятным, ничего унизительного или омерзительного в работе учителя ты уже не видишь, дети больше не кажутся такими страшными, а сам ты обрел некоторый жизненный опыт и даже желание обогатить им других.
В-четвертых, человек может осознать, что он любит рассказывать, умеет доходчиво объяснять, пользуется авторитетом у подрастающего поколения, неплохо понимает детские души, и вдруг сделать открытие, что его истинное призвание – именно педагогика. Пусть труд учителя сейчас не в почете, но людей, рожденных быть учителями, меньше не стало – просто они занимаются другим.
Можно найти и в-пятых, и в-шестых, но остается другой вопрос: а почему проект не пользуется популярностью у бакалавров и магистров, родным языком которых является русский? Наверное, об этом лучше спросить их самих.
Единственное, что можем предположить мы – отсутствие у эстонской русской школы перспектив в том виде, в котором они могли бы гарантировать ее дальнейшее существование в достойном виде. Люди, ищущие где поглубже, не любят проблем, а люди, имеющие призвание, не желают иметь дело с суррогатом.