Воспитание патриотизма – одна из обязательных задач, которые ставит перед собой любое государство. Российский сериал «Родина» Павла Лунгина создавался в русле решения этой задачи. Однако принципы, на которых можно было бы выстроить новую этику российского патриотизма, пока только зарождаются, и судить о них совершенно невозможно ввиду их туманности и противоречивости, полагает писатель Елена Скульская.
Сериал Павла Лунгина «Родина», который уже показан в России и вскоре выйдет на наши телеэкраны, создан по формату одноименного американского сериала, в основу которого, в свою очередь, лег израильский телесериал «Военнопленные». Суть всех трех сериалов сводится к довольно простой мысли: судьба родины важнее судьбы отдельного человека, собственно, никаких таких отдельных судеб и нет на свете, а есть успешные или неуспешные антитеррористические операции, в ходе которых, естественно, гибнет какое-то число особей, спасая жизни куда большему числу особей – если заняться чисто арифметическим подсчетом.
Воспитание патриотизма – одна из обязательных задач, которые ставит перед собой любое, а особенно заточенное на военные действия государство. Засушливый, песочный, каменистый Израиль существует за счет огромной оросительной системы высокого патриотизма своих жителей – там почетно служить в армии, там служат и незамужние девочки, идущие ранним утром по улицам с автоматами за плечами, там есть настоящее армейское братство – и семья убитого товарища берется под защиту всеми его однополчанами. Израиль – крохотная страна, всегда стоящая перед угрозой опасности и беды, страна, куда в любую минуту может приехать из любой точки земного шара еврей и – при наличии, конечно, личного желания – моментально почувствовать себя на родине.
Американский патриотизм – шире и проще: есть великая держава, самая мощная и властная в мире, где каждый человек – независимо от акцента, цвета кожи, родного языка, происхождения, вероисповедания – является полноценным и полноправным гражданином империи, частью ее народа. В Америке почетно быть американцем, и ничто не мешает забыть о своем историческом прошлом, корнях, обычаях; только какие-нибудь альбомы с пожелтевшими фотографиями да книги на непонятном языке, валяющиеся на чердаке, могут напомнить равнодушным потомкам о том, как когда-то их прадеды, деды или даже отцы перебирались в эту страну из Харькова или Дублина.
От советского патриотизма к российскому
Поэтому принципы, на которых выстроены военно-патриотические сериалы израильтян и американцев, совершенно понятны и не нуждаются в пояснениях. Тогда как российский сериал на ту же тему оказался повисшим в безвоздушном пространстве.
Есть великая история художественных произведений, формировавших советский патриотизм. Там всё держалось на поразительном по силе духовном начале: люди гибли за то, что будет после них, что их переживет, что тем самым обеспечит им частицу бессмертия. При этом советские фильмы, обращенные к миллионам, всегда высвечивали личные, маленькие, отдельные судьбы, создавали так называемую окопную правду, где под лупой оказывался каждый персонаж, и жизнь его – батальные сцены на экране демонстрировали тысячи «убитых» статистов – была бесценна, а потому именно его гибель рождала высокие переживания.
Скажем, смерть главного героя в романе Хемингуэя «По ком звонит колокол», которого товарищи оставили умирать (иначе был бы уничтожен весь отряд), была морально невозможна для советского зрителя. Тот, кого мы рассмотрели во всех подробностях, успели полюбить, должен был чудом выжить – или погибнуть сознательно и красиво!
Принципы, на которых можно было бы выстроить новую этику российского патриотизма, пока только зарождаются и формируются. Великие художники советского прошлого оставили наследие, не всегда пригодное для новых времен. Попытки Павла Лунгина в этой связи и наивны, и по-своему трогательны. Он пропел гимн православию в «Острове», национальному характеру в «Свадьбе», честному историзму в «Царе»...
Запрещенные приемы и привычные штампы
Главный герой «Родины» Лунгина майор Брагин (Владимир Машков) провел шесть лет в плену на Северном Кавказе, был освобожден в результате успешной операции и вернулся домой. За эти годы многое изменилось и в нем самом, и в его доме. Честно ли он выдержал чудовищные пытки – или в какой-то момент сдался? Предал он родину или нет? Аналитик ФСБ Зимина (Виктория Исакова), воспитанная мудрым наставником (Сергей Маковецкий), устанавливает за майором круглосуточную слежку. Жена Брагина (Мария Миронова) за шесть лет успела полюбить его родного брата (Владимир Вдовиченков), дети отбились от рук.
Любое художественное произведение – это отбор фактов, деталей, нюансов. Нам, например, показывают, как в плену измученный и оголодавший, грязный и полубезумный герой Машкова ползет к столу, на котором стоит блюдо с виноградом и другими ягодами и фруктами. Эта сцена может быть вполне проходной и в израильском, и в американском кино, но в российском она оказывается знаковой. Русские (советские) офицеры отказывались от презренных подачек вербовщиков, предпочитая умереть от голода, а не хитрить и набираться сил для дальнейшей борьбы, столько сотен и тысяч раз, что мы моментально проникаемся презрением к майору Брагину, жадно глотающему виноград. Да и сам виноград – не русская утеха после пыток и голода: где же мясо, хлеб?!
Или, скажем, аналитик Зимина клянется наложнице восточного принца – завербованной русской красотке, – что та находится под постоянной охраной тайных агентов ФСБ. На самом деле никто и не собирался охранять девицу, поставляющую спецслужбе необходимую информацию. То ли из презрения к ее моральной нечистоплотности (согласилась стать наложницей в гареме), то ли из-за нехватки кадров. Зимина ужасно страдает из-за своей лжи, но понимает – иначе нельзя. И девицу, конечно, убивают.
И опять же, в американском сериале – это мелкий эпизод, неприятная накладка в работе спецслужб, тогда как в российском кино тот, кто бросает своих, – заведомый негодяй, бездушное существо, и никакие рассуждения о высоких целях не могут утешить зрителя. Завербовали, использовали, бросили.
Дочь-подросток майора Брагина негодует по поводу романа матери с братом отца. Это привычный ход в американском кино, где отстаивается полная прозрачность семейных отношений. Измена почти всегда является поводом к разводу, а чистосердечное признание предполагает, что «мы пройдем через это вместе». Но как раз в российском кино, где всегда есть сочувствие тяжелой «бабьей доле», дочь не стала бы столь страстно и однозначно осуждать мать.
В одном из интервью Павел Лунгин обещал, что его сериал с израильско-американским прошлым обрастет русским «мясом». Действительно, в доме Брагиных по случаю возвращения майора устраивается торжество, и на нем звучат песни под гитару, а присутствующие за столом выпивают довольно много водки. Но эта «мясная закуска» ничего российского фильму не придает, просто возникает на экране некий штамп, который давным-давно используется в любом западном кино про русских и их обычаи.
В американском сериале, получившем множество наград, есть одержимость, азарт, бешенство, практически медицинский диагноз почти у всех героев, играющих в рулетку с мировым заговором террористов. У Павла Лунгина есть попытка соединить русский психологизм, достоверность, бытописательство с реалиями других традиций, другой культуры, другого – внятного – понимания патриотизма (повторюсь: еще окончательно на российской почве не сформировавшегося).
В одном Павел Лунгин совершено прав: наша фрагментарная жизнь требует чего-то устойчивого, длительного, надежного. Например, длинного-длинного сериала, который непременно ждет тебя каждый вечер в условленное время. Несомненно – не только любовного, исторического, но и военно-патриотического. И с той долей узнаваемости, без которой не может выжить даже сериал.