На этой неделе свое 75-летие отметила депутат Европарламента от Социал-демократической партии профессор Марью Лауристин. В своем интервью журналистке Аннели Аммас молодая душой Лауристин говорит, что в Брюсселе ей работать нравится – там обсуждению вопросов уделяют достаточно времени.
Не хочется говорить о возрасте, но 75 – это...
Это ужасно.
Не знаю, ужасно ли это сейчас, но 25 лет назад 75-летний человек считался уже очень старым. В наши дни это не так. Вам было почти 50, когда началась эпоха перемен. Часть ваших ровесников смогла перестроиться и участвовать в переменах, другая часть оказалась на это не способна. Вы когда-нибудь задумывались о том, от чего это зависит?
Это во многом зависит от самого человека, его отношения к жизни, его образования, интересов. Конечно, очень многое определяют личная жизнь и семья. Те, кто стали бабушками и дедушками, прабабушками и прадедушками, активны уже благодаря своему статусу. Многие люди сохраняют и профессиональную активность – многие мои однокурсники по эстонской филологии несколько лет назад еще работали. Кто-то в собственной фирме, а кто-то и в школе – большинство филологов в те времена становились учителями. Немаловажен также интерес к культуре. Те, кто много читает и участвует в дискуссиях, сохраняют остроту ума. Короче, можно сказать, что у человека должен быть интерес к жизни.
Картина, которая стоит у меня перед глазами: в конце 1980-х вы вдруг совершенно поседели. Можно сказать – за ночь.
Это был парик. Я находилась в таком стрессе, что потеряла волосы. А это был парик моей матери, привезенный из Финляндии. Другого было не достать. Парикмахер причесал парик и повторил мою прическу. К счастью, мои волосы быстро восстановились. Из спокойной университетской жизни попасть в политику, на всеобщее обозрение – это гигантская перемена.
Вместе с тем конец 1980-х должен был быть одним из наиболее счастливых периодов в вашей жизни.
Так и было! Тогда мне было 50!
По тогдашним меркам без пяти минут пенсионерка.
Именно. А чувствовала себя при этом девчонкой. Бегала с одного собрания на другое, участвовала в дискуссиях и спорах. Интерес людей был огромным. Архивы открылись, мне часто приходилось отвечать на очень острые вопросы.
А как вы оцениваете сегодняшнюю жизнь Эстонии?
Сегодня у нас спокойная, обычная жизнь.
Скучная?
Нет, жизнь не бывает скучной. Вопрос, который является лакмусовой бумажкой для каждого человека: тебе часто бывает скучно? Есть люди, которым всегда и везде скучно. На работе, дома, с другими людьми. Для них основная проблема – чем бы развлечься.
Факт, что война – это не что-то далекое, что не может затронуть нас напрямую, мы в последнее время осознаем очень остро.
Нас это возбуждает больше, чем те страны, для которых воспоминания о войне и близость войны не столь актуальны. Но в Европе и сейчас есть страны, к которым война еще ближе. А в мире – тем более. Это напоминание человечеству о том, что мир не вечен. Где-то все время идет война, а человечество постоянно мечтает о мире, в котором не будет войн.
Именно ради этого и создавался Европейский союз!
Европейский союз создавался ради того, чтобы избежать войны в Европе. Очаги войны ведь были именно там, где теперь находится самое ядро Евросоюза. Сегодня опасность исходит совсем из других мест. ЕС очень болезненно приспосабливается к новой ситуации. Перед лицом серьезных экзистенциальных проблем у многих – если не у всех – возникает желание понять, несколько глубже задуматься, обсудить свои мысли с другими. Люди обсуждают уже не то, какой бюстгальтер купила очередная кинозвезда, а то, каково будущее человечества, что будет с нами, чего мы стоим. И человек уже не кликает на новости, а обращается к другим текстам. Возможно, снимает с полки Библию.
Поговорим теперь о том, чем вы там на самом деле занимаетесь в Брюсселе. Когда вас избрали, я представляла себе, что вы с супругом Пеэтером Вихалеммом будете мирно жить в Брюсселе. Но на самом деле вы каждую неделю мотаетесь между Эстонией и Брюсселем.
Пеэтеру в Брюсселе делать нечего. Наша работа и жизнь – в Тарту, работа связана с университетом, с исследованиями. Моя жизнь в Брюсселе – это не жизнь, а работа. Я сознательно не хотела создавать там второй дом. По-моему, дом у человека должен быть один. В Брюсселе мы работаем с понедельника по четверг с девяти утра до семи-восьми вечера, иногда и до девяти. Когда в Страсбурге – рабочий день начинается в девять утра и заканчивается в полночь.
Так поздно?!
Пленарное заседание официально длится до 23 часов, но часто затягивается. В гостиницу попадаешь к полуночи, а утром в девять уже нужно быть на арене.
Как вы справляетесь с таким темпом?
Это еще не все. Параллельно нужно встречаться с людьми, которые, например, связаны с темой твоего доклада. Лобби, эксперты... Одновременно часто проходят собрания твоей комиссии или депутатской группы. Я вхожу в правление нашей социал-демократической группы. У меня собраний в три раза больше среднего.
Все ли из того, что обсуждается на собраниях, имеет смысл? Не посещает вас порой мысль: зачем все это нужно?
Тебе не нужно присутствовать повсюду. Ориентируешься на повестку дня. Там всегда очень четко обозначено, в какой день, в какое время и что именно будут обсуждать. Сюрпризов не бывает. Парламентская работа – это и есть дискуссия. Люди этого не понимают. Меня смешит, что в Эстонии нетерпеливо ждали конца переговоров о формировании правительства. Журналисты ведут себя, как пятилетние дети: если какое-то мероприятие длится более трех дней, сразу же начинают ныть – мама, мама, когда же мне дадут мороженое? В Брюсселе некоторые вопросы обсуждают уже шестой год, и все еще ни до чего не договорились.
В Европарламенте масштаб побольше.
Вопрос не в масштабе, а в точности и глубине.
Не оттого ли это, что в 1990-е годы нам нужно было спешно писать законы? Эта спешка еще не забылась и не дает нам понять, что теперь у нас есть время на размышление и принятие более продуманных законов.
Именно так. И именно это является одной из причин, почему люди не могут понять, зачем нужен парламент. Парламент и нужен как место для ведения переговоров. Это место, где законы, которые будут влиять на жизнь людей, должны быть досконально обсуждены партиями, экспертами, лобби и гражданскими объединениями, пока в них не останется ни одной случайной детали. А у нас царит политическое нетерпение. А это очень опасно. (...) Иногда именно небольшие изменения могут подготовить почву для больших перемен. А мы требуем немедленного результата: боже, что вы нам все талдычите о семенах – дайте нам дерево!
Важно, какие именно семена мы посеем.
Именно. Не ядовитое ли это семя. Мне случилось быть министром соцдел в жуткое время, очень трудно было. Но и в это очень бедное и тяжелое время мы пытались посеять определенные семена. Одна идея, за которую я боролась, состояла в том, что в обществе должно быть понимание того, что все люди равны от рождения. Например, все дети равны, вне зависимости от того, родились они в деревне или в городе, в богатой или бедной семье. Один из признаков понимания этого – универсальные детские пособия. И сегодня я с радостью наблюдаю, что с прошлого года, когда соцдемы вошли в правительство с Партией реформ, реформисты тоже начали говорить о том, что все дети равны. Государство должно обеспечить каждому ребенку и сытое детство, и возможность посещать кружок.
Работа в Брюсселе вас изменила?
Я не знаю, изменилась ли я, но мой горизонт, конечно, изменился. Звучит смешно, но мне там нравится. Не потому, что там дома и зарплаты больше, а потому что там есть время серьезно и вдумчиво обсуждать действительно важные вещи.
Сможете взрастить новые семена.
Я вожу оттуда идеи мешками. Кроме того, из центральной точки лучше видно, куда развивается мир. И лучше понимаешь, почему по некоторым вопросам так сложно договориться. Да потому, что наше понимание этих вопросов очень различается, мнения могут быть полярно противоположными. Возьмем, например, Россию. Я встречаю людей с другого конца Европы, для которых Россия – это абстракция. Для них важнее то, что происходит за Средиземным морем в арабских странах. А это уже явление далекое, абстрактное и экзотическое для нас. Европа очень велика.