Спасший сотни жизней

Прийт Пуллеритс
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Тверд как скала: профессор Пеэп Тальвинг в своей стихии, в отделении экстренной медицины Северо-Эстонской 
региональной больницы.
Тверд как скала: профессор Пеэп Тальвинг в своей стихии, в отделении экстренной медицины Северо-Эстонской региональной больницы. Фото: Лийс Трейманн

Имя хирурга-травматолога Пеэпа Тальвинга стало известно после того, как он прооперировал Эдгара Сависаара. Свой бесценный опыт врач получал там, где за одним трагическим случаем следовал другой, еще более страшный.

Врачи из Эстонии не только уезжают. Иные, опытные и именитые, возвращаются. Но еще более удивительно, когда врач, имеющий уникальный и многолетний опыт работы в самых лучших больницах мира, становится известным на родине только после того, как однажды утром чуть ли не случайно оказывается рядом со знаменитым пациентом. И делает ему очень важную и ответственную, но не очень сложную, с учетом его опыта, операцию.

Пеэп Тальвинг, четверть века проработавший в Швеции, ЮАР и США, вернулся на родину в позапрошлом году. Последние пять лет перед этим он возглавлял хирургическое отделение травматологического центра Университета округа Лос-Анджелес и Южная Калифорния. В начале апреля к нему пришла, наконец, известность и на родине: в Клинике Тартуского университета он прооперировал Эдгара Сависаара.

– Вы помните свои первые дни в больнице Лос-Анджелеса?

– Это было в 2008 году, когда больница, которую называли the Rock или the Castle (Скала, Крепость), располагалась еще в старом здании в стиле ар-деко. Пациенты, которых больше нигде не принимали, спали в коридорах и на лестницах. Когда в частную больницу поступал пациент, не имеющий медицинской страховки, то в большинстве случаев его переправляли в окружную больницу. Здесь помощь оказывали всем. С какими только патологиями не поступали пациенты в отделение экстренной медицины: идешь по отделению, поднимаешь одеяло на кровати, а там некротизирующая инфекция мягких тканей…

Эта больница является учебной базой очень престижного частного университета, в котором учатся дети миллионеров. В Лос-Анджелесе пустыня встречается с океаном, там великолепная еда, в университетском городке старинные и красивые здания, солнце светит 355 дней в году.

– Каким был там ваш первый опыт?

– Когда я только поступил на работу, там было все иначе по сравнению с тем, с чем мне доводилось сталкиваться раньше. Например, в США очень популярны аббревиатуры, и поначалу я в них не очень хорошо разбирался. Скажем, GSW – это понятно – gunshot wound [пулевое ранение]. А что означает DCIV? Discontinue intravenous line – удалить интравенозную (внутривенную) канюлю.

Центром травматологии руководит Деметриос Деметриадес, ДиДи или Дабл Ди, создавший своего рода фантастический корабль. Все, кто работал на этом корабле, впоследствии создавали небольшие лодки, схожие по структуре с окружной больницей Лос-Анджелеса.

Система ДиДи – это напряженная учебная программа, научный профиль и большой опыт практической работы.

Для преподавателей рабочий день в травматологическом центре начинается в семь утра, когда врачи делают обход. В 7.30 на летучке рассматриваются вчерашние случаи, около 35. Например: мужчина, 25 лет, пулевое ранение в шею, низкое кровяное давление, проведены интубация, эксплорация раны, реконструкция сонной артерии, находится в отделении интенсивной терапии, состояние стабильное – следующий! Смотрят все рентгеновские снимки и постоянно учат врачей-резидентов, например, спрашивают: как ты считаешь, отправить пациента на компьютерную томографию или сразу в операционную?

Через час обход, потом учебный визит в отделение интенсивной терапии в травматологии. Обсуждают какой-нибудь случай, имевший место прошедшей ночью, например, удар ножом в сердце и последующую операцию. Рассказывают о том, что предприняли врачи, обсуждают, как поднять сердце, чтобы зашить рану на задней стенке, все мельчайшие детали.

В 12 часов начинается часовая академическая лекция, посвященная, например, тромбозу глубокой вены у травматических больных или чему-нибудь другому, главное, чтобы это было связано с травмой, экстренной медициной и интенсивным лечением.

К часу дня врачи успевают разобрать три случая. И так каждый день, с понедельника по пятницу. Когда я приехал в Эстонию, то был крайне удивлен: а как же учеба?! Один семинар в неделю. Да какое там – один семинар раз в две недели в резидентуре региональной больницы. Как такое может быть?! Понемногу я стал менять сложившуюся структуру. Но в Эстонии врачи не хотят участвовать в учебных сессиях, на которых задаются вопросы, поэтому формы обучения другие.

– А как вы попали в Лос-Анджелес?

– Я был студентом Каролинского института в Швеции, который осуществлял обмен студентами с американскими университетами. Мне представилась возможность отправиться на три месяца в травматологический центр Jacobi Medical Center в Нью-Йорке. Мой куратор Уоррен Ветцель, возглавлявший травматологический центр, был чрезвычайно компетентным специалистом, отличался невероятным энтузиазмом. Он жил недалеко от больницы и на обед ходил домой. Когда привозили пациента с серьезной травмой, он возвращался в больницу с такой скоростью, будто у него был реактивный двигатель! Он и меня заразил своим энтузиазмом, и я по гроб жизни благодарен ему за это.

Когда я вернулся в Каролинский университет, то стал искать возможность оказаться, так сказать, в мекке травматологии. Одно из таких мест – Южная Африка: университетские больницы там оснащены так же, как в Европе и Америке, но количество случаев намного больше. Если больница округа Лос-Анджелес за год госпитализирует шесть тысяч больных с травмами, то Groote Schuur Hospital в Кейптауне ежегодно принимает 18 тысяч таких больных, более половины из них – острые травмы, пулевые и ножевые ранения.

– Неужели там такое творится?

– Так оно и есть! Поначалу было, конечно, сложно. Хорошо запомнил день, когда впервые дежурил ночью один в больнице Groote Schuur. Главврач пре-дупредил меня: «Звони только в самом крайнем случае. Во-первых, я хочу выспаться, во-вторых, ночью по Кейптауну ездить небезопасно».

И тут поступил сигнал из пригорода, что везут пациента с пулевым ранением в шею и большой кровопотерей. Кошмар! Но прошло время, и я уже спокойно воспринимал любую ситуацию, говоря самому себе: «Будь что будет!». Так становишься хирургом-травматологом.

Я планирую и впредь бывать в Южной Африке, скоро поеду в Кейптаун. В Северо-Эстонской региональной больнице мы оперировали пациентов, получивших ранения на Украине. Команде врачей пришлось немало потрудиться, приводя в порядок раздробленные конечности. Отправляя пациентов на родину, мы снабдили их устройствами для удлинения костей. Я подумал, почему бы не рассказать об этом на ежегодном конгрессе медицины катастроф в Кейптауне?  

Еще только заинтересовавшись травматологией, я понемногу стал сдавать экзамены для получения лицензии, позволяющей работать в США. Это были четыре экзамена, трудных и морально и физически. На то, чтобы их сдать, требуется много времени, и стоят они дорого. Первый экзамен касался предклинических предметов: биохимия, микробиология, гистология, патология и т.д. На сдачу экзамена потребовалось 16 часов, два дня по восемь часов, четыре блока по четыре часа, на каждый ответ – 45 секунд. За это время даже вопрос не успеваешь прочитать... И такой темп нужно держать все 16 часов!

Первый экзамен я сдал в Лондоне, когда полгода учился в Манчестерском университете, второй – в Нью-Йорке, два последних – тоже в США. Найти работу в Америке мне помог случай. В 2007 году в Австрии проходила конференция Европейской ассоциации травматологии и экстренной медицины, на которой я выступал с видеосессией о повреждениях диафрагмы. Основным докладчиком был Деметриос Деметриадес, который говорил о кардиологических травмах. Все смотрели на него как на бога. Затем в старинной усадьбе была вечеринка.

Когда я увидел, что мне навстречу идет Деметриос, то подумал: сейчас или никогда! Взяв второй бокал вина, подошел к нему, сказал, что с огромным уважением отношусь к его работе, попросил разрешение пообщаться. Мы разговаривали весь вечер, и напоследок он дал мне визитку и сказал, что если я заинтересован учиться у него, то могу написать. На следующее утро я улетел в Стокгольм и отправил письмо, в котором благодарил за встречу. Через полчаса пришел ответ: Пеэп, предлагаю место в профессуре, зарплата такая-то, да или нет? Секретарь ДиДи потерял потом мои бумаги, отправил их по другому электронному адресу, и прошло еще полгода, прежде чем я вылетел в Лос-Анджелес.

– Ваша мечта исполнилась?

– Начало было безумно трудным. В Каролинском университете я был хирургом-травматологом-завотделением, но в Лос-Анджелесе понял, что ничего не умею. Все было иначе: другая научная литература, там даже думают иначе. Например, во время первого обхода в присутствии 30 врачей-резидентов и студентов ДиДи задал мне вопрос, поставив в тупик. Но прошло два года, и я сам стал задавать не менее заковыристые вопросы резидентам и приглашенным лекторам. Я опубликовал ряд статей по хирургии в лучших журналах, занимался организацией образовательных программ травматологического центра, писал научные статьи.

– Как вы оцениваете опыт, полученный в Лос-Анджелесе?

– Я оперировал почти все экстренные случаи. Мы не занимались нейротравматологией и ортопедией. Но грудная клетка, брюшная полость, повреждения кровеносных сосудов, травмы шеи и вся экст-ренная общая хирургия, не считая хирургического интенсивного лечения, все это находилось в нашей компетенции.

Старшие врачи не оперируют во всех случаях, они наставники и решают, кто идет на операцию, кто нет. Все делают врачи-резиденты. Конечно, если резидент не в состоянии наложить шов на сердце или на стенку кишечника, то приходится это делать наставнику. Ответст-венность лежит на нем: ты должен знать своих резидентов, и если ты кому-нибудь из них не доверяешь, то не выпускаешь его из поля зрения, так как в суд вызовут тебя, а не его.

– Вам тоже приходилось бывать в суде?

– Только один раз.

– В Лос-Анджелесе орудует немало банд. Насколько устрашающе выглядели такие парни, когда они ранены?

– Наша больница – федеральное здание, оно хорошо охранялось. Да и вообще члены группировок врачей уважают. В подвале располагается  тюремный лазарет. Всех заключенных, нуждающихся  в медицинской помощи, оперируют и отправляют в этот лазарет, где их выхаживают резиденты. Если уголовник очень серьезный, возле его кровати сидит  полицейский.

Заключенные знают множество уловок, чтобы попасть в тюремную больницу, поскольку это отдых. Например, глотают острые предметы. Делаем снимок брюшной полости – две бритвы в желудке! Такого пациента нельзя отправить вечером обратно в тюрьму, говоришь ему, что попробуем извлечь бритву утром, когда в больницу прибудет гастроэнтеролог.

Но ночью, когда повторно делаешь снимок, вдруг не обнаруживаешь никакой бритвы! Мы поняли, что они проделывают: оклеивают чем-то бритву, привязывают к ней тонкую нитку, заглатывают и оставляют в зубах кончик нитки. Потом бритву можно извлечь и продолжить валять дурака в лазарете, а утром снова заглотить.

– Вы жили в спокойном районе?

– Я жил в собственном доме на Венис Бич в 20 метрах от пляжного променада. Я приходил на пляж побегать босиком по песку. Поездка до центра города на автомобиле занимала полчаса.

– Хирург вашего уровня зарабатывает в Лос-Анджелесе 400 тысяч долларов в год. Это верная цифра?

– Да, оперирующий хирург-травматолог зарабатывает 400-435 тысяч долларов в год. Ты не станешь мультмиллионером, но если захочешь, например, отправить семью на выходные в Австралию, нет проблем – заказываешь билеты, езжайте!

– И вы вернулись в Эстонию на гораздо более скромную зарплату?

– Я жил в Америке достаточно долго, а по натуре склонен к бережливости. Но в Эстонии тоже можно нормально заработать, хотя, конечно, и не так, как в США. Но я со своей семьей прекрасно обхожусь.

– Когда в конце советской эпохи вы отправились в Швецию, какие планы вынашивали?

– Я выехал легально. Перед отъездом в Швецию отучился год на медицинском факультете в Тарту. Потом полгода отработал на судне Silja Line на маршруте Стокгольм – Хельсинки, 11 часов подряд мыл посуду. Потом в Стокгольме убирал подъезды, работал сиделкой в доме престарелых, ночью разносил газеты, был грузчиком. Копил деньги, на которые отправился проведать родственников в Калифорнию и в Австралию. Вернулся в Швецию, и в день, когда умер Сальвадор Дали, приступил к обучению в Каролинском университете. В 1992-1994 годах трижды становился чемпионом Швеции по фехтованию на саблях. Это получилось за счет старой хаапсалуской закваски. Наконец, в четвертый раз в финале я потерпел поражение и подумал, что с меня хватит. Продолжил занятия дайвингом.

– Планировали ли вы когда-нибудь вернуться в Эстонию?

– Эта идея возникла у меня уже в Лос-Анджелесе, когда я посмотрел мир.

Я подумал, что приеду и займусь развитием экстренной хирургии. Чувствовал, что было бы очень здорово обучать в Эстонии резидентов и студентов тому, к чему я имел возможность приобщиться. По-моему, за этот год я довольно неплохо поработал. Я счастлив, что мне довелось создать в самой крупной больнице Эстонии центр экстренной хирургии, что я являюсь преподавателем Тартуского университета, что я развернул свою собственную группу экстренной хирургии, в которую вошли 20 студентов, что мы запустили охватывающий региональные больницы регистр травм и при помощи коллег привезли из Америки в Эстонию курс обучения для врачей.  

– Сколько же жизней вы уже спасли?

– Думаю, что более тысячи. В Америке я иной раз отрабатывал за месяц по 12 дежурств по 32 часа.

– Какое это ощущение – знать, что ты спас человека?

– Если ты умудряешься залатать дыру в сердце, а на следующее утро пациент окидывает взглядом палату и интересуется, что же с ним случилось, – это потрясающе! Но если врач даст волю эмоциям, они в итоге его погубят.

Часто случалось становиться свидетелем жестокости: например, мужчина на огромном внедорожнике таранит дом бывшей жены, которая в этот момент кормит грудью ребенка. Младенца отбрасывает куда-то на улицу, а мать погибает. Ребенка с остановившимся сердцем привозят в больницу, ты делаешь открытый массаж сердца, но малыш  умирает. Проходит час, и поступают двое семилетних малышей, которым отец выстрелил в грудь, затем лишил жизни их мать и самого себя. Вскрываешь мальчику грудную клетку, артерии заполнены воздухом, пуля прошла сквозь легкое, причина смерти – воздушная эмболия. У девочки огромная дыра в сердце. Оба ребенка умирают. А ты должен сказать себе: я все сделал правильно, больше ничего сделать не мог.

– Удивительно, что вы еще и успели написать более 130 научных статей.

– Но многое так и остается неопубликованным, некоторые проекты идут насмарку. В академической жизни количество статей свидетельствует о результативности твоей работы.

– А разве не количество спасенных жизней?

– Нет, в академической жизни это не в счет. Если хочешь заслужить повышение по службе, никто не спросит, сколько пациентов ты на прошлой неделе выписал домой. Спрашивают, сколько

публикаций и сколько денег на науку ты раздобыл.

– Как надолго вы задержитесь в Эстонии? Здесь ведь не так-то и интересно…

– Я сам сделал свою жизнь увлекательной. Мне очень нравится преподавать, работать с резидентами, полагая, что они и сами хотят работать. Во всяком случае, пока у меня нет планов куда-то переезжать. Конечно, все может измениться.

– Что вы думаете по поводу тех коллег, которые уезжают из Эстонии из-за денег?

– Трудно сказать, все зависит от того, какова их аргументация. Может быть, им надо давать детям образование и т.д. Я не критикую решения других людей.

Cправка «ДД»:

Пеэп Тальвинг

• 49 лет

• Специалист по экстренной хирургии, профессор

• Родился 14 декабря 1965 года в Хаапсалу

• Образование и карьера:

1984 – Хаапсалуская средняя школа

1984–1985 – медицинский факультет Тартуского университета

1989–1995 – Каролинский институт в Стокгольме

1993 – практикант по травматологической хирургии и кардиохирургии в городской больнице Бронкса в Нью-Йорке  

1994–1995 – студент по обмену в Университете Манчестера (Великобритания)

1995–1997 – общая интернатура в больнице Куллберга в Катринехольме (Швеция)

1998–2000 – резидентура по общей хирургии в больнице St. Göran в Стокгольме

2000–2003 – резидентура по общей хирургии в больнице Каролинского университета

2002 – постдипломное обучение в больнице Университета Пенсильвании (США)

2006 – докторская степень в области медицинских наук (травматологическая хирургия) в Каролинском институте

2002–2003 – клинический научный сотрудник по травматической хирургии в больнице Гроот Шур Университета Кейптауна (ЮАР)

2005 – приглашенный научный сотрудник по травматологии в больнице Гроот Шур Университета Кейптауна (ЮАР)

2003–2008 – главный врач по общей хирургии больницы Каролинского университета

2008–2013 – приглашенный и ассоциированный профессор Университета Южной Калифорнии

2008–2013 – главный врач по хирургии травматологического центра уездной больницы Лос-Анджелеса

2014–... – приглашенный профессор экстренной хирургии Тартуского университета

2014–2015 – главный врач-советник по экстренной хирургии Северо-Эстонской региональной больницы

2015–… – руководитель центра экстренной хирургии Северо-Эстонской региональной больницы

• Научных публикаций с предварительным рецензированием – 136

• Мать – гинеколог Хели Тальвинг, отец – хирург Тыну-Теэт Тальвинг

• Хобби: путешествия, дайвинг, дегустация вин и кулинария

Про Тальвинга в 2011 году на ЭТВ была сделана телепередача  «На вершине пирамиды»

Комментарии
Copy
Наверх