Словечко «русофобия» набирает в России популярность. Пока его употребляют только в отношении заграничных, а не внутренних «врагов России». Об исторической эволюции понятия «русофобия» и современном отношении к нему различных кругов рассуждает колумнист Postimees Юри Вендик.
Однажды хмурым апрельским днем глава синодального Отдела по взаимоотношениям Русской православной церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин сказал: «Я надеюсь, что закончится мировая монополия на СМИ и на культурную сферу. Будем вместе ее разрушать, в том числе добиваясь того, чтобы каждое русофобское высказывание получало достойный ответ».
В тот день в Москве случился мощный выброс прилюдной борьбы с «русофобией». Кроме Чаплина и участвовавших вместе с ним в пресс-конференции околоцерковных историков и публицистов, о чьей-то врожденной ненависти к России говорили соратник президента Путина, глава РЖД Владимир Якунин, популярный у борцов с Западом публицист Николай Стариков со товарищи, кроме того, заявление о «русофобских пасквилях», которые «словно по команде» пачками появляются в американской прессе, сделал официальный представитель МИД России.
Ругательства «русофоб» и «русофобия» мы слышим уже лет двадцать пять из уст людей определенных воззрений и склада ума, а в последние годы в России эти слова проникают в лексикон все большего числа вполне высокопоставленных персон. Убежденность, что определенная часть внешнего мира и вслед за ней часть самих же русских страдают патологической неприязнью ко всему русскому, становится – по крайней мере на уровне риторики – частью еще не до конца оформленной российской идеологии. Пора вспомнить историю термина.
Как известно, составлять псевдоклассические термины легко и просто. Однако авторство слова «русофобия» приписывают одному конкретному человеку, и человек этот – Федор Тютчев. Поэзия для Федора Ивановича была в общем-то хобби, по профессии же он был дипломатом, цензором министерства иностранных дел, а по убеждениям – русским империалистом.
Он написал четыре программных статьи об отношениях России и Европы, в которых противопоставлял «правильную» православную Российскую империю неправильной и неправославной Европе, мечтал о создании большой панславянской империи (авторство термина «панславизм» тоже принадлежит ему) и утверждал, что нелюбовь Европы к России происходит от незнания и непонимания ее духовной природы.
Слово же «русофобия» Тютчев, как объясняют нам исследователи его наследия, впервые употребил в личном письме, притом в отношении неназванных российских властителей дум.
При Тютчеве слово «русофобия» в массы не пошло. В словари русского языка оно, говорят специалисты, попало при Сталине. Но и тогда, и еще долго после оно оставалось редким, диковинным псевдонаучным словечком. Идеология советского режима во многом строилась на плохо скрываемом русско-российском шовинизме, но официальные догмы гласили, что главным конфликтом истории является конфликт между классами (а не народами и культурами, например).
Новая, яркая жизнь слова «русофобия» началась благодаря диссиденту-академику Игорю Шафаревичу. Этот выдающийся математик, сотрудничавший в диссидентском движении с Сахаровым и Солженицыным, в 1982 году выпустил в самиздате эссе под названием «Русофобия».
Суть изложенных в эссе идей Шафаревич сам кратко изложил в позднейшей статье «Русофобия. Десять лет спустя».
«В нашей публицистике и литературе существует очень влиятельное течение, внушающее концепцию неполноценности и ущербности русской истории, культуры, народной психики: „Россия рассадник тоталитаризма, у русских не было истории, русские всегда пресмыкаются перед сильной властью”. Для обозначения этого течения и используется термин „русофобия”», – объяснял Шафаревич.
«Русофобия – идеология определенного общественного слоя, составляющего меньшинство и противопоставляющего себя остальному народу. /.../ Утверждается, что должна полностью игнорироваться историческая традиция и национальная точка зрения, надо строить нашу жизнь на основе норм западноевропейского, а особенно американского общества /.../ в нем есть влиятельное ядро, связанное с некоторым течением еврейского национализма», – продолжал математик-почвенник.
Для Шафаревича это в большой степени было «внутрицеховое» выяснение отношений: он обличал конкретных диссидентов, ученых и публицистов, преимущественно евреев, преимущественно левых взглядов.
Шафаревич не только ввел слово «русофобия» в российский политический обиход, но и сделал его внутриполитическим ярлыком. На самом деле Шафаревич, человек русско-советской культуры, выросший еще при Сталине (сейчас ему 92), просто переименовал хорошо знакомые ему явления и взгляды. В СССР страшным грехом было «низкопоклонничество перед Западом». Шафаревич заменил объект и назвал явление «русофобией». Коммунисты притесняли «безродных космополитов» – фальшивый интернационализм не позволял прямо заявить, что речь о евреях. Шафаревич коммунистические догмы не любил, и высказался почти без обиняков. Его сочли банальным антисемитом, с каковым званием он и доживает свой век.
Некоторые историки и публицисты утверждают, что идеи Шафаревича и прочих почвенников в 1970-80-е были очень популярны, в частности, среди молодых сотрудников КГБ. Майору КГБ Владимиру Путину в 1982-м, в год написания «Русофобии», исполнилось 30 лет.
Эссе Игоря Шафаревича стало широко во время перестройки. Слово начало набирать популярность, и, как обычно и бывает с полюбившимися народу диковинными словами, быстро было опошлено до состояния бессмысленного штампа. Академик Шафаревич хотя бы пытался в своих эссе и статьях выражаться академично и взвешенно. Его простодушные последователи из числа российских «красно-коричневых» или, например, «профессиональные русские» уже с начала 90-х раздавали ярлык «русофоба» направо и налево за любое критическое высказывание о них и о России. Или, скажем, одобрительное – об Эстонии.
Но «русофобия» все-таки довольно долго еще была словом из словаря именно «красно-коричневых», наряду с «жидомасонским заговором», «планом Даллеса» и другими жемчужинами этой школы мысли.
Высокопоставленные российские политики этого слова избегали. Кому-то из них уровень интеллекта не позволял, а кто-то, может, и хотел бы сказануть, но вроде как неприлично было становиться в один ряд с борцами со всемирным заговором. Правда, с какого-то времени «русофобию» стал время от времени вставлять в свои заявления о странах Балтии, Грузии, Польше и Украине российский МИД.
Мидовский стиль теперь стал совсем уж по-советски цветист, а словечко «русофобия» зазвучало и в высокопоставленных устах. Пока только в отношении заграничных, а не внутренних «врагов России». Президент Путин, например, упомянул «русофобию» в январе, в День памяти жертв Холокоста.
«Мы продолжаем сталкиваться с попытками раскалывать общество по национальному, расовому, религиозному признаку, с проявлениями антисемитизма, русофобии, с агрессивной нетерпимостью к другим народам и культурам и их традициям», – сказал Путин, поставив таким образом на одну доску русских и евреев, которых отец современного учения о русофобии Шафаревич как раз в ней и обвинял. Заодно президент прозрачно намекнул на Украину и на Запад, который, согласно новой концепции Москвы, не уважает культуру и традиции России.
Учитывая то, насколько близки теперь к российскому руководству люди, клеймящие «русофобами» не только иностранцев, но и своих сограждан, можно предположить, что уже скоро мы услышим это слово в его «внутриполитическом» значении и из самых главных уст России. В конце концов, мельк-нувшие в речи Путина год назад «национал-предатели» – слово из той же песни.
На самом деле надо признать, что обвинения Игоря Шафаревича были не совсем безосновательными. Среди русской интеллигенции были и до сих пор есть люди, рассуждающие о России и ее истории в духе «русские – вечные рабы, пьяницы, ничего хорошего эта земля не родила» и «опять лифт сломался, ну вот почему в Америке лифты нормально ездят, а у нас ломаются». Это не идеология – это просто глупость. Но и те, кто за любую критику награждают ярлыком «русофоба», не сильно умнее.
Слово «русофобия» с самого начала было простым передергиванием. В нем скрыто желание всякую критику в адрес русских и России объяснить незнанием России, врожденной патологической неприязнью к ней, практически психическим расстройством. События же последнего года окончательно превратили это слово в бессмысленную пустышку. Русофобами смело можно обзывать всех вокруг. В мирное время еще можно было разделять тех, кто и вправду не любит Россию, и тех, кто готов конструктивно говорить и о хорошем, и о плохом. Но теперь плохого просто слишком много, чтобы оставалось время на комплименты.
Есть старый анекдот. Сексопатолог спрашивает пациента: «Стало быть, вы страдаете извращениями?» – «Ну что вы, доктор! Я ими наслаждаюсь».
На обвинения «вы страдаете русофобией» вменяемому человеку давно уже нет смысла смущаться или возмущаться и начинать объяснять, к примеру, что у него мама – русская, что он вырос в русской культуре и по определению не может быть «русофобом», то есть бояться русских. Абсурдный упрек предполагает абсурдный ответ. Можно отвечать: «Ну что вы, доктор! Я не страдаю русофобией. Я ею наслаждаюсь!»