Невыразимость невыразимо невыразимого за миллион евро

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Голый мужчина и космонавты-боксеры иллюстрируют музыку Пярта во всей своей красе.
Голый мужчина и космонавты-боксеры иллюстрируют музыку Пярта во всей своей красе. Фото: Кристиан Круузер и Каупо Киккас / архив Eesti Kontsert

12 мая в Таллинне прошла международная премьера представления «Адамовы страсти» Роберта Уилсона на музыку Арво Пярта. Публика неистовствовала. Даже самым недалеким стало ясно, что это и есть Самое Настоящее Искусство.

Постановщик Роберт Уилсон еще до премьеры сказал, что не предлагает никаких интерпретаций музыки Пярта и, наоборот, будет всячески усиливать ее воздействие. При этом нам было обещано нечто сложное и барочное. Результат, как вы уже поняли, превзошел все человеческие ожидания, оглушил публику и явно обеспечит Эстонии место в пятерке самых культурных стран мира. Хотя интерпретации напрашиваются. Но лучше всего будет описать постановку как есть.

Основная идея, кажется, такова: как посредством одного голого мужчины, трех одинаково одетых женщин и нескольких плохо одетых детей, а также ветки, кирпича, стремянки, дерева, двух макетов домов, двух пенопластовых автоматов и обильных клубов неядовитого белого дыма (о его неядовитости публику сразу предупредили, чтоб никто не боялся) создать Великое Искусство. Великое, но невыразимое. Абсолютно. Совершенно. Вообще. И все это, представьте, за какой-то жалкий миллион евро (именно столько составляет бюджет постановки). Представили?

Первый человек в подробностях

Первое произведение Пярта, Sequentia, написанное специально для постановки и посвященное Уилсону, сопровождалось, как и было обещано, созданием пространства: в темноте появилось пятно света, начало перемещаться, превратилось в горизонтальную линию, в вертикальную, расширилось и, так сказать, осуществилось. Выглядело это впечатляюще. Правда, заполонившие сцену клубы дыма быстро добрались до первых рядов партера. Мы, зрители, как бы задымились сами – и чуть не разрыдались от причастности к Великому.

Затем, с первыми звуками «Плача Адама», на сцене после затемнения возник абсолютно голый, разве что бородатый Мужчина (Михалис Теофанус). Он довольно долго стоял в малость неестественной позе спиной к публике. На официальных фото проекта нижняя часть тела Мужчины целомудренно затемнена, однако на представлении она была явлена

публике во всех анатомических подробностях. И это правильно! Речь ведь об Адаме, а он до изгнания из Рая был, как известно, не очень-то одет.

Но все телесные подробности – потом! Сначала Мужчина долго, очень долго стоял к нам спиной и играл исключительно мышцами задней части тела. Некоторым даже вспомнился режиссер Акира Куросава, который заставлял одну актрису играть спиной: мол, вырази всё, что нужно, не поворачиваясь лицом к зрителю! Правда, в конце концов Адам все-таки поворачивается – лицом и прочим передом. И зритель видит его всего, какой он был сразу после Творения. В подробностях!

После чего Адам, не стыдясь, как и полагается райскому жителю, наготы своей, долго, очень-очень-очень долго шагает в направлении подиума, а потом и по самому подиуму – до самого конца. Он идет с эстонской неспешностью, с грацией манекена, а руки его складываются в мудреные мудры (ритуальное расположение кистей рук и пальцев в буддизме). Кажется, одна рука сложена в дхармачакра-мудру, а другая копирует жест героя с фрески «Сотворение Адама» Микеланджело, но это уж кто что разглядел. По временам Адам резко дергается, и все его тело, буквально всё, в подробностях, дергается вместе с ним. И зал, глядя на это дергающееся тело, тоже поневоле дергается вместе с ним, и все опять осознают Великое Искусство – и еле сдерживаются, чтобы не упасть от волнения в обморок.

Боги, Дети и Существа

Адам доходит до конца подиума, артистически нагибается и кладет себе на голову мокрую зеленую ветку. В это время на сцену опускается сверху маленький макет дома. Видимо, это символ Ветхого Завета, ветка же может обозначать Древо Познания, но – кто мы с вами такие, чтоб интерпретировать Великое-то Искусство? Никто. Поэтому так и представим себе: голый мужик с веткой на голове медленно движется по подиуму обратно в направлении сцены.

Забыл: пока Адам шел к ветке, на сцену неэлегантно выскочили два актера, наряженные в громадные серые балахоны с шарами вместо головы и рук – нечто среднее между страдающими элефантиазом боксерами, распухшими с голодухи космонавтами и заматеревшими Большими Друзьями (помните, была на ЭТВ такая детская передача, портившая юную психику при советской оккупации?). Эти двое изобразили что-то вроде бесконтактного боя в невесомости.

Потом они ушли, и на их место явилась Женщина (Люсинда Чайлдс) в белом и с неестественной прической, а потом еще две такие же Женщины, но помоложе (Эрки Лаур и Татьяна Космынина). Судя по всему, это всё Бог, но, опять же, почему бы просто не сидеть и не восхищаться тем, какое Большое Искусство тебе показывают? Кстати, дерево, которое в какой-то момент стали опускать на сцену с потолка, было и правда огромным. Тоже символ, наверное.

Чуть погодя на сцену пришел Ребенок в коротких штанишках и в том месте, где Адам нашел ветку, нашел белый кирпич, ну или какой-то параллелепипед, тоже положил его себе на голову и пошел обратно. Потом появился Барочный Мальчик в псевдобарочной одежде. Этого героя хочется назвать Порочным, потому что, судя по фигуре, он был как бы и Мальчик, и Девочка (ангелы тоже бесполы, но для ангела существо было слишком напомажено). Потом по сцене прошел высокий Старик. Появились еще дети, в том числе с автоматами в руках, Адам вернулся одетым и со стремянкой – искал путь к Богу после Грехопадения, надо полагать. С неба спустили дом побольше (Новый Завет?). В финале вышла толпа переодетых самураями мужчин и женщин с ветками в руках. Одна из них вручила Женщине-Богу стакан воды (символ крещения?). Женщина пошла показывать стакан воды залу. Очень медленно. Вскоре почти двухчасовое представление закончилось.

У всех дыхание перехватило от того, что происходило на сцене. И грянули аплодисменты. О, Настоящее, Великое Искусство! Ради такого не жалко и миллиона евро. Что особенно радует – на фоне Большого Искусства музыка Арво Пярта не затерялась. Наоборот. Чем больше всего происходило на сцене в белом чаду, тем божественнее – без иронии – она звучала.

Комментарии
Copy

Ключевые слова

Наверх