Кинорежиссер Мартти Хельде пришел в театр, чтобы совершить практически невозможное: перенести на сцену гениальную повесть Эрнеста Хемингуэя «Старик и море».
Охота на большую рыбу по Хемингуэю и Юнгу
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Считается, что этой книгой Эрнест Хемингуэй перешагнул тонкую грань, отделяющую просто очень хорошего писателя от великого. Нобелевскую премию он заслужил давно, но получил ее лишь в 1954 году, после выхода в свет «Старика и моря».
«Мне небывало повезло»
Писателю неоднократно приходилось давать интервью, связанные именно с этой книгой. Он был убежден, что повесть доступна любому читателю – и по крайней мере в отношении ее верхнего слоя, ее нарратива, это справедливо. Тем не менее Хемингуэй не скрывал, что это почти бессюжетное, но крайне напряженное и драматичное повествование – принципиально новое слово в художественной литературе.
Как он сказал в одном интервью: «В литературе вы ограничены тем, что сравнительно хорошо написано раньше. Поэтому я должен постараться узнать что-то еще. Во-первых, я постарался опустить все ненужное, чтобы передать свой опыт читателям – после чтения этот опыт должен стать частью их опыта и казаться действительно случившимся. Этого очень трудно добиться, и я очень много над этим работал. Так или иначе, если коротко, на этот раз мне небывало повезло и я смог передать опыт полностью, и при этом такой опыт, который никто никогда не передавал».
Интервьюер спросил, не оказало ли на писателя влияние учение Карла Густава Юнга об архетипах, и писатель ответил, что не слишком задумывался о том, есть ли нечто общее между книгой и трудами швейцарского психиатра, но, в общем, журналист задал хороший вопрос.
Я медлю перед тем, как перейти к самой постановке, но думаю, что вступление необходимо – хотя бы для того, чтобы попробовать передать впечатление от невероятно зрелищного, завораживающего своей красотой спектакля, которому как характерному образцу визуального, постдраматического театра нашлось место не на традиционной сцене-коробке, а в промздании в квартале «Вольта».
Двухъярусный помост, с которого Старик сходит в лодку, расположен над прямоугольным «котлованом» (или «бассейном») – в нем и происходит основное действие. Иллюзия, будто эта «емкость» заполнена водой, удивительно правдоподобна. Временами над «водой» поднимаются пары тумана – театрального дыма, без которого редкому подобному зрелищу удается обойтись. И лишь когда вода «схлынула», замечаешь, что пол остался совершенно сухим. Как и костюмы на артистах «кордебалета» (сценограф Кристьян Суйтс, художник по свету Рене Лийвамяги).
Артисты двух театров и кинорежиссер
Режиссеру Мартти Хельде 28 лет. В прошлом году его первая полнометражка «Боковой ветер» была признана лучшим эстонским фильмом. Надеюсь, что благодаря не только теме (депортация 1941 года), но и (хотелось бы, чтобы в первую очередь!) поискам режиссера в области киноязыка. В кино Хельде не очень-то доверял звучащему слову, а в спектакле обошелся вовсе без него: пластики и музыки вполне достаточно, чтобы передать его замысел.
«Старик и море» по сути своей – аллегория. История победы/поражения человека в борьбе со слепой стихией («Но пораженья от победы ты сам не должен отличать!»). Стихия существует для нас только тогда, когда мы вступаем с ней в борьбу – в другое время она остается вещью в себе. Сценическое решение повести Хемингуэя требует, чтобы эта стихия была воплощена в зримые образы. Как и сам борющийся человек.
Для решения этой задачи Хельде привлек актеров Городского театра с их способностью тонко передавать самые неуловимые движения человеческой души (не пренебрегая при этом формой, театральной метафорой) и Театра фон Краля с их тяготением к острой форме, умением вдохнуть душу даже в никакую драматургию, пьесу-симулякр. К драматургии Джима Ашилеви, работавшего над сценарием «Старика и моря», это уничижительное определение, разумеется, не относится!
В рецензиях, появившихся сразу после премьеры, режиссера упрекали в том, что ему для выражения своего восприятия повести не требуются актеры, спектакль это не актерский, исполнителям нечего играть, они не создают полнокровные образы и т.д. А также в том, что архетипы (Первопроходец, Невинный, Властелин, Раб, Воин и Маг), то есть состояния души Старика в разные переживаемые им моменты, описаны в программке к спектаклю интереснее, чем воплощены на сцене. Вовсе нет!
Актеры в визуальном спектакле необходимы в той же мере, что и в традиционном, но существуют они в ином режиме – пластика порождает более высокую степень обобщения, абстракции, чем слово. В таком спектакле свои законы. Вместо целостной индивидуальности, «я» героя, театр оперирует категориями, на которые его «я» расщеплено. О чем и сказано в программке.
Никто не требует от зрителя расшифровывать происходящее на сцене в точном соответствии с тем набором архетипов, которые выделяет Кэрол С. Пирсон в своей развивающей и уточняющей Юнга книге «Герой в тебе самом». Хельде, а вероятнее, оба автора, Хельде и Ашилеви, говорят о том, что их вдохновило взяться за книгу Хемингуэя, и расширяют кругозор публики, оставляя ей свободу понимать и трактовать происходящее в соответствии со своим жизненным опытом. И настроением конкретного вечера. Что требует от зрителя непредвзятости и внутренней свободы.
Путь герояк самому себе
Меня после спектакля занимал вопрос: разобрался бы я в происходящем на сцене, если бы ни разу в жизни не прочитал повесть «Старик и море»? Скорее да. Какие-то детали, конечно, ускользнули бы, но, возможно, впечатление было бы более цельным – я бы не помнил о том, что кроме старика Сантъяго, огромной меч-рыбы, которую он с трудом загарпунил после долгих неудач, и акульей стаи, разорвавшей на куски добычу, в повести действует еще Мальчик, собеседник Старика, тот, чьими глазами увидены уход в море и возвращение.
Память о сюжете мешает сразу принять правила игры, но по ходу спектакля они становятся ясны. Роль Мальчика передана нам, только зритель узнает больше, ведь он сопровождает Старика в его пути.
Дело не только в пойманном марлине, дело в страсти, заставляющей человека вступать в поединок с природой. Старика (сначала его играет Тынис Нийнеметс) отправляет в море Первопроходец (Кайт Калль), непокорный дух поиска. Лодку влекут «по морю» танцовщики из кордебалета (хореограф Аролин Раудва), изображающие то волны, то стаю акул; «рыба» карабкается на нос лодки, физическое напряжение, с каким Старик удерживает свой гарпун, передается публике...
Понятно, что речь идет о победе не столько над стихией, сколько над самим собой. В этой борьбе Старик расстается с собой прежним: персонаж Нийнеметса остается лежать на дне, роль переходит к Андресу Отсу. Человек в неравной борьбе погиб – и переродился. Стал иным. Он уже не равен себе прежнему.
Надо сказать еще о музыке Михкеля Зильмера, в которой звучат и рокот моря, и поступь рока. И об актерах, воплощающих архетипы. Больше всего запоминаются Воин (Лийз Линдмаа), облаченный в доспехи, напоминающие панцирь солдата армии Безупречных из телесериала «Игра престолов», и непреклоннный Правитель (Эвелин Выйгемаст), но и остальные исполнители – Кристьян Юкскюла, Иво Рейнок, Хелене Ваннари – абсолютно точно вписываются в стилистику и рисунок спектакля.
Выходя из зала, вспоминаешь строки Киплинга:
Сумей, когда игра того достойна,
Связать судьбу с одним броском костей,
А проиграв, снести удар спокойно
И без ненужных слов начать с нулей.
Таков путь героя спектакля. Человека, бросившего вызов неизмеримо более мощной силе – и выстоявшего.
------------------------------
Эрнест Хемингуэй
«Старик и море»
Режиссер-постановщик:
Мартти Хельде
Хореограф: Аролин Раудва
Композитор: Михкель Зильмер
Сценография: Кристьян Суйтс
Совместная визуальная постановка Городского театра и Театра фон Краля
Премьера 3 июня в квартале «Вольта» (Теэстузе, 47)
Представления в июне: 16 и 17 июня в 19.00