Александр Сокуров: кино значит меньше, чем литература

Кинорежиссер Александр Сокуров. Фото: Scanpix / Itar-TASS

К премьере в Эстонии документального фильма Леэны Кильпеляйнен «Голос Сокурова» планировалось интервью с Александром Николаевичем, и когда мне предложили побеседовать с ним в Петербурге, я поняла: мне несказанно повезло.

Александр Сокуров вырос в военных городках, где образование было достаточно сильным, однако ни театров, ни музеев там не было. Мама режиссера нигде не обучалась музыке, но прекрасно разбиралась в опере и оперетте и моментально угадывала мелодии – слушала радио. Именно радио сыграло большую роль в жизни юного Сокурова – он полюбил радиоспектакли. В какой момент появилось в нем стремление к воле, Сокуров не помнит. Отец был строг, как истинный военный, мама – заботлива и нежна с детьми. Их сын в школе и дома был неконфликтным, но в 16 лет уехал – учиться, трудиться и жить свободно по своим канонам. Учился на истфаке, затем на режиссерском во ВГИКе. Наталкивался на сопротивление со стороны преподавателей. На компромиссы не шел. Ничего не боялся и доверял своему вкусу. Может быть, потому фильмы автора повествуют о любви к человеку? Режиссер жалеет всех героев. Дорасти до такого – великое счастье. Мы, зрители, прикасаемся к этому счастью через фильмы Сокурова...

...На встречу с кинорежиссером я приехала за два часа и приютилась в кафе у волшебной двери, за которой должно было состояться интервью. Время пролетело быстро, и вот меня уже ведут длинными переходами через коридоры и стройплощадки на встречу с Сокуровым. Я оказываюсь в скромном офисе киностудии «Берег», созданной на базе съемочной группы Сокурова на «Ленфильме». Ожидание... Александр Николаевич заходит бесшумно, легко. Голос его звучит тихо и спокойно.

– В одном интервью вы сказали, что пытаетесь угнаться за Леонардо да Винчи...

– Леонардо – универсум! Художник идеально выражает идею, только он может заглянуть в будущее, далеко вперед. Ни политика, ни наука не могут определить даже направление движения в будущее – в отличие от искусства, что и доказал Леонардо да Винчи своим творчеством, своей жизнью. Предсказания художника реализуются всегда. Любая наука ведет нас в полутьме, на уровне сенсорной интуиции, будь то физика, химия или математика: все это – поиски черной кошки в темной комнате. И только художественное творчество – в лучах солнца.

– Шостаковичу, Прокофьеву, Достоевскому, Платонову и другим литераторам и музыкантам вы даете право на миссию в истории, а себе нет. Но у вас наверняка есть миссия в вашей профессии?

– Трудно сказать. Я из тех кинорежиссеров, которые делают что-то не потому, что это нужно делать, а потому, что я не могу этого не делать. Я не могу заранее сказать, нужно это кому-либо или нет. А время показывает, что то, что я делаю, – никому не нужно. По крайней мере, если говорить о том, сколько стоит работа в кино, фильмы себя не окупают.

Сколько стоит написать книгу, мы знаем – 200-300 рублей: пачка бумаги плюс элементарный ноутбук, или пишущая машинка, а можно ведь и от руки писать. Это все, что нужно таланту. Между тем снять аналогичный книге фильм невероятно сложно и дорого. Кино стоит немало, кинематограф – это экономически проблематичное производство. Сбрасывать это со счетов категорически нельзя. Все просто.

– Все ругают сериалы – и все их смотрят. Что с ними будет лет через двадцать?

– Трудно сказать. На первом этапе первые советские сериалы были неплохие, по крайней мере, профессионально они были сделаны неплохо. Они были хваткие какие-то, они на что-то обращали внимание, но их было мало. Например, «Тени исчезают в полдень» – хороший русский сериал, большая эмоциональная работа, глубокая, с чувством. В период перестройки сериалы стали страшным таким анатомическим театром. Вспоминать не хочется. Сейчас телевидение набирает силу. Иногда бывает, меня просят что-то просмотреть, ну или я случайно что-то смотрю. Проблески есть...

– Раньше хорошие писатели дарили читателям яркое и подробное описание быта своего времени – взять хотя бы Ремарка. Сегодня литераторы говорят, что нет современных писателей, которые сканировали бы эпоху, переносили бы тревоги современности в литературу...

– Не слушайте никого. Такого не может быть. Уверен, многих писателей мы просто не знаем. Способные люди есть всегда, но не у всех есть возможность самовыразиться. Если глубина таланта большая, если есть в нем некая накопленность, человек самовыразится обязательно. И в кинематографе то же самое. Только средства разные – есть репортажное, публицистическое, документальное кино, создающее художественные образы на основании документов...

Кино дает возможности уникальные и абсолютно чудесные. Киноинструментарий сегодня простой и ясный – не то что в наше время, когда была дорогая пленка, дорогие аппараты. Сегодня вы можете все то же самое снимать на хорошем телефоне. Мои студенты уже на первом курсе снимали на телефоны первые работы. Никаких проблем. В Интернете лежат сотни блестящих работ! Документальное и игровое кино ребята делают, не располагая ни особенной техникой, ни особыми деньгами.

Гражданин № 1 в Петербурге

– И все-таки: кто сможет зафиксировать современность? Если нет сегодня Достоевских, может, документальное кино может нести эту миссию?

– Миссию фиксирования истории? Может быть, но я бы не стал говорить, что кино может значить столь же много. Документальное кино всегда было выше и острее, чем все игровые формы эпохи, но не глубже. А зритель – всегда потребитель. Пассивный, жующий, пьющий, ходящий по комнате или кухне, лишь краем глаза следящий за тем, что происходит на экране. Я уверен, никогда и ничто не может по силе, результативности, воздействию быть выше и глубже, чем литература. Не верьте никому: никакое кино, никакое радиовещание не может сравниться с литературой. Это моя точка зрения – и не будем на эту тему спорить! Кино живет, пока в кино будут приходить глубоко читающие люди!

– Вы считаете, что кинематограф – это дитя литературы. Почему так сложилось, что вы работаете не в литературе, а в кино? Если все начать сначала, вы бы пошли по другому пути?

– О таких вещах можно говорить, только прожив немало лет. Одно я могу сказать точно: если бы в момент, когда я делал выбор, рядом со мной был сильный авторитетный человек, который мог бы убедить меня в том, что кино – выбор неверный, я был бы ему сегодня благодарен. Увы, такого человека не нашлось... Впрочем, ответить на такой вопрос может только исследовавший себя, понявший себя человек. Может, я был бы неплох в музыке, в медицине. Эти профессии мне сегодня особенно интересны – медик, дирижер, инженер авиации. Возможно, я бы состоялся в этих профессиях. Но ни в коем случае не в кино. Однако так сложилось, что кино – это моя профессия и моя работа.

– Перейдем от кино к реальности. Анна Ахматова, как и Иосиф Сталин, умерла 5 марта. Как вы воспринимаете то, что российские СМИ в этот день молчат о поэтессе, но вспоминают о вожде?

– А почему вас это удивляет? Общество политизировано! Никак ведь не отмечаются дни рождения Шостаковича, Чайковского. Это не вопрос к государству. Если музеи и университеты не проводят литературных чтений, фестивалей, тематических студенческих мероприятий, значит, им это не нужно. Ахматова ничего не потеряет – и особенно ничего не приобретет. Нет в стране традиции культурной памяти...

– Что-то может измениться в обществе, если в стране станут уважать не революционеров, а миссионеров?

– Лихачев был таким. Такие люди могут создавать и поддерживать определенную систему. В борьбу с системой можно вступить, только если ты сам создал какую-то систему.

– Вы к такому готовы?

– Я частный человек, и у меня нет авторитета, подобного авторитету Лихачева. Я никто и ничто в этом городе. Я в чем-то участвую посильно, но большая часть акций заканчивается ничем... Я не хочу нести такую миссию, тем более – в такое время. Миссию должен нести тот, кто чувствует свою востребованность. У Лихачева это чувство востребованности было. И у Тарковского, который считал себя гением, считал, что вокруг него сплачиваются какие-то круги, тоже было. А у меня нет ни малейших признаков мессианства.

– Есть ли сегодня люди, вокруг которых кто-то сплачивается?

– Есть! Даниил Александрович Гранин. Человек, у которого совершенно ясная голова, и он четко высказывает свою позицию, и она у него не компромиссная. Я хорошо с ним знаком – и для меня большая честь, что я принимаем им и уважаем им... Огромная честь! Я считаю, что он гражданин номер один в Петербурге – и больше никого, кроме него, нет. Он такой один. Элла Александровна Панфилова мне очень нравится. Но она в сложном положении сейчас, задавлена, затерта государственными всякими обязанностями... Наверное, таким был покойный Немцов. Я с ним всего два раза встречался, но по открытости, смелости, желанию сделать Россию лучше он был один из немногих. Наверное, в России есть еще кто-то...

Рыть бомбоубежища не надо!

– Вы росли в военных городках, а беспокоитесь о Петербурге, как о родном городе.

– Я слишком активен, я перехожу все границы. Это мой недостаток! Надо, чтобы было право беспокоиться. Активными должны быть коренные ленинградцы, петербуржцы.

– В 1990-е вице-губернатор по культуре Яковлев предсказал неизбежное угасание Петербурга...

– Конечно, город на грани. Мы пытаемся общественными силами участвовать в разных формах диалога с властью и в протестной форме защищать город, но все равно он в тяжелом положении. Я бы сказал, что город не может оставаться таким, каким был. Ленинграда уже нет. А Петербурга еще нет. Есть переходная стадия. Этот город не является культурной столицей России, он культурная провинция. Он слаб экономически. Это типичная витрина России, на ней все красиво, а внутри, в магазине, ничего и нет. Петербург иногда напоминает витрину – панорамы красочные, а внутри город очень слаб и не развивается. С точки зрения культуры потери идут в качестве. Петербуржцы уступают москвичам по энергетике, по результатам художественного, научного, общественного труда...

– Может, из Петербурга утекают мозги?

– Не думаю. Как только человек чувствует, что уровень его компетенции и притязаний выше, чем у окружающих, он сам при малейшей возможности уезжает и не ждет, когда его куда-то пригласят. То же самое на уровне стран. Профессиональное развитие для многих важнее, чем паспорт РФ. Есть люди, для которых гражданство России ничего не значит. Где жить, в какой лаборатории работать, в каком университете, в Техасе или в Кембридже, – неважно. Важно работать и развивать профессиональное мастерство. Вопрос в том, в каком возрасте ты уезжаешь из страны и в какой степени ты изначально адаптирован к культурным реалиям другого мира. Это и знание языка, и толерантность, и терпимость.

– А как же сохранение культурных корней?

– С этим пока проблемы. Одно дело, если ты химик, другое – если человек искусства. У нас была великая композитор София Губайдулина, она сочинила более ста симфоний, написала музыку к 25 фильмам. Она уехала в Германию. Живет на пан-сионе, ей платит немецкое правительство. Для меня как слушателя это огромная потеря. Мы утратили масштабного композитора! То, что Губайдулина пишет в Германии, не вызывает у меня внутренней реакции. Она единственная могла выразить трепетную татарскую эстетику. Кроме нее это некому было сделать, а она уехала, повернулась спиной к Казани, где ее, видимо, мучили... Сейчас она выражает религиозную и еще какую-то позицию Европы. Но я, слушатель, вижу, как она изменилась. Химик – не деятель культуры, которому важно сохранить истоки, сохранить культуру, возвращаться опять и опять на родину. Работать, работать! Режиссер, приезжающий в Европу, не в мусорках же копается. Он вполне может экранизировать большие вещи. Он все равно сопоставим с фундаментальной большой культурой, которая в Европе и России одна и та же.

– В Эстонии в последнее время все больше говорят о возможной войне...

– Это глупость. И передайте всем эстонцам, что это глупость и еще раз глупость! Война начинается, когда глупость проявляется со всех сторон. Глупость должны проявить две стороны. Одни, может быть, более изощренную, другие – менее изощренную, но глупыми должны оказаться политики двух стран. Ищите глупость! Мы в России своих глупцов видим, а вы ищите в Эстонии своих. Я не вижу никаких оснований для войны. Совершенно! Я критически отношусь к тому, что происходит в России, к политике и многим политикам, но никаких оснований поднимать истерику и рыть бомбоубежища я не вижу!