Павлик Морозов — предатель и герой

Гипсовый Павлик Морозов (Леонид Тележинский) ведет с живой Таней (Маргарита Кутовая) задушевную беседу, не выходя из гроба. Фото: Елена Руди

Фестиваль без спорного спектакля — не фестиваль. В нынешней «Золотой Маске в Эстонии» роль такой спорной постановки была отведена перформансу Театра им. Йозефа Бойса и документального дома «Первое кино» «Павлик — мой бог».

«В ФСБ, в налоговую инспекцию, в налоговую полицию… Господу Богу, если он все-таки есть.
Сообщаю Вам, что гражданин Жаров А. Ю., находясь на государственной службе, берет взятки в особо крупных размерах прямо у себя в кабинете.

При этом ни с этих взяток, ни с прочих левых доходов не платит налоги, имеет собственность и счета за границей, а также четыре автомобиля и стерву-жену. Прошу принять к сведению, что он больше семи лет отказывается от встречи с собственными дочерьми и никогда не платил алименты».

Хрупкая миниатюрная девушка с горящими глазами декламирует этот чудовищный монолог с пафосом героини античной трагедии. Таню бросил отец, оставив ее и тяжелобольную младшую сестру без средств к существованию. Таня вдохновляется примером Павлика Морозова: ведь его отец тоже бросил семью, тоже нарушал закон. Дальнейшее — общеизвестно. Правда, создатели спектакля утверждали, что молодой зритель сегодня ничего не знает о Павлике Морозове. Не уверен.

Как создавался миф
Мифологемы живут долго, а Павлик Морозов — типичная мифологема, с самого начала отделившаяся от реальной судьбы деревенского подростка, зверски убитого то ли родственниками, то ли (есть и такая версия) сотрудниками ОГПУ.

Еще Некрасов писал: «Дело прочно, когда под ним струится кровь», коллективизация нуждалась в герое; лучше всего — в юном герое-мученике, а — как писал еще Вольтер — если бы Бога (святого, великомученика и пр.) не было, его следовало бы выдумать.

Легенде о Павлике Морозове придал нерушимость бронзы и гранита искусный мифотворец Максим Горький, сказавший: «Память о нем не должна исчезнуть, — этот маленький герой заслуживает монумента, а я уверен, что монумент будет поставлен». Горький воздвиг монумент, Сталин высочайше одобрил.

Оба были людьми весьма начитанными и, возможно, прекрасно видели, что легенда о Павлике есть вывернутый наизнанку сюжет новеллы Проспера Мериме «Маттео Фальконе». Только у французского писателя маленький  доносчик осужден как предатель, а у советского — возвеличен как истинный герой.

Доносил ли Павлик — дело темное; возможно, он только ответил на суде «да» на вопрос, выдавал ли его отец, председатель сельсовета, фальшивые справки кулакам. Доносили уже его последователи: в конце 1930-х годов в «Артеке» состоялся слет пионеров-героев, повторивших подвиг Павлика Морозова!

В наше время знаки поменялись: быть Павликом Морозовым (мифологемой!) постыдно. Тем не менее, его последователи есть и сейчас. Жизнью они не рискуют, разве что честью и достоинством,  и то наш гуманный суд компенсирует им утрату этих не имеющих рыночной цены добродетелей суммой примерно в 320 евро.

Страшная судьба
Пьеса Нины Беленицкой совершенно беспомощна. Линии жизни нашей современницы Тани, для которой Павлик стал богом (точнее, идолом), и Павлика — гипсового памятника, который рассказывает, как было на самом деле, стыкуются плохо.

Драматург путается в разных версиях легенды, а в финале выдает реплику, которая вообще все переворачивает вверх тормашками: мол, отец Павлика был неграмотен, а пресловутые справки написаны детской рукой. (Чьей? Тут уж такой простор для воображения возникает, что просто руками разведешь!)

Текст спектакля, который поставил кинодокументалист Евгений Григорьев, отличается от опубликованного текста пьесы. В лучшую сторону. Меньше истерики и надрыва, больше эмоционально сильных эпизодов. Хотя окончательно преодолеть хаотичность пьесы невозможно.

Зато режиссер ввел в ткань спектакля кинокадры, снятые на родине Павлика. На расположенных полукругом экранах (что-то вроде половины  популярного в начале  1960-х аттракциона «Циркорама») проецируется картина сельского праздника.

Возле гипсового памятника, спиной к зрителю, стоит поп; старухи из деревенского хора поют что-то божественное. Статуя невинно (?) убиенного пионера превращается в языческого идола, культовый предмет поклонения.

Догадка подтверждается стеклянной банкой, которая спускается с колосников: в такую банку на родине Павлика молодые люди опускают записки со своими сокровенными желаниями. Говорят, некоторые желания сбываются.

Вот уж в самом деле страшная судьба: быть жестоко, зверски, убитым неистовыми изуверами, потом стать символом доносительства, а потом превратиться в языческого кумира!

«Новый» язык
Павлик в спектакле и в самом деле страшен: играющий его актер Леонид Тележинский упакован в белый балахон из папье-маше и обсыпан пудрой; одна «гипсовая» рука Павлика-памятника во время спектакля обламывается, ноги красные (окровавленные)… Почти что гиньоль!

Режиссерские приемы (использование мультимедийных и интерактивных ходов; вовлечение зрителей в действо и т.д.) кому-то могут показаться новым и оригинальным театральным языком.

На самом деле подобные приемы используются в театре не первый десяток лет. Авангард стареет быстрее, чем театр, построенный на постоянном обновлении и расширении классического арсенала режиссуры (как, скажем, театр Римаса Туминаса).

Что же остается от Павлика, ставшего богом? Немало! Яркая, эмоциональная, привлекающая наивной верой в правду происходящего на сцене игра Маргариты Кутовой и Леонида Тележинского. Один из зрителей на обсуждении спектакля сказал, что увиденное напомнило ему, что надо позвонить маме.
И на том спасибо!

Спектакль

«Павлик — мой бог»
Пьеса Нины Беленицкой
Режиссер: Евгений Григорьев
Художник-постановщик: София Егорова
В ролях: Маргарита Кутовая и Леонид Тележинский
Театр им. Йозефа Бойса и Документальный дом «Первое кино»