В июле в Таллинне побывал известный российский кинодокументалист, обладатель двух «Ник» и премии Британской киноакадемии BAFTA Евгений Цымбал. В Таллинне Цымбал снимал документальную ленту «По следам „Сталкера”» – в свое время он работал вместе со знаменитым режиссером Андреем Тарковским на съемках этого фильма.
- Евгений Васильевич, в недавней картине «Кино про Алексеева» Михаила Сегала есть эпизод о съемках «Андрея Рублева», и на экране впервые в истории российского кино актеры играют режиссера Андрея Тарковского и актера Анатолия Солоницына, исполнившего в фильме роль Рублева. Для меня это прикосновение к истории, хотя времена относительно недавние… Вы при просмотре испытали нечто подобное?
- В какой-то мере. Сегал – отважный человек, я бы, по правде говоря, не решился на такой подвиг. Должен сказать, что Тарковский на экране внешне показался мне убедительным. Артист, игравший Солоницына, тоже был похож, но не до такой степени.
- Сегал пытался реконструировать происходившее на съемочной площадке «Андрея Рублева»...
- На «Рублеве» я не работал, это было до «Сталкера», про который я знаю уже не понаслышке. Могу предположить только, что на «Сталкере» Тарковский был совсем другим человеком. Он уже не ставил задачи актерам и считал, что актеры должны как можно меньше знать о своей роли. Им надо понимать только, что конкретно требуется сыграть в данном эпизоде. Никаких сверхзадач и сквозных действий – об этом разговоры не велись. Тарковский считал, что актер должен выполнять свою функцию – проживать состояние в кадре, не более того.
Безусловно, и я, и бóльшая часть съемочной группы «Сталкера» отчетливо понимали, что на наших глазах возникает нечто необычное. Но в памяти об этих днях Тарковский остался невероятно сложным человеком. Возможно, дело было в том, что он сам не был удовлетворен результатом первых съемок «Сталкера» и, кажется, в тот момент не знал, как ему снимать это кино. Он боролся с материалом, со сценарием, с повестью Стругацких, с актерами и с тем, как был написан сам герой, представавший этаким ковбоем, чтобы не сказать бандитом, человеком с кулаками, направо и налево раздававшим увесистые оплеухи. Доставалось всем, и Писателю, и Профессору…
Как снимать кино про таких людей, Тарковский понятия не имел. Только год мучительных проб и ошибок, когда некоторые эпизоды переснимались по восемь, десять, двенадцать раз, привели к нужному решению: это был уже не фильм про бандита.
«А кем он должен быть?» – спросили тогда Стругацкие. Тарковский ответил: не знаю, но не таким. И Стругацкие нашли выход: Сталкер стал юродивым, странствующим, скажем так, монахом времен раннего христианства, подвижником, которому ничего не надо, кроме Зоны, и который свято верит в то, что в ней происходит. Мы ведь так и не узнали, что происходит в Зоне, сбываются там желания или нет.
Получился фильм про паломничество к некоему месту, в которое герой верит, заражая этой верой двух изверившихся людей. И, пройдя внутренне путь к самим себе, эти люди пугаются самих себя и понимают, что им не надо просить об исполнении желаний – те могут сбыться, и невозможно представить, чем это кончится.
- Давайте вспомним о принесших вам известность игровых фильмах «Повесть непогашенной луны» и «Защитник Седов». В последней ленте вы сняли рок-певца Гарика Сукачева. К его вокалу можно относиться по-разному, но в «Защитнике» он предстает отличным драматическим актером…
- Я всегда был сторонником динамичного кино. Снимая «Защитника Седова», я занял в главной роли Владимира Ильина, который до этого сыг-рал в кино два десятка эпизодов, но особо замечен не был. Мне он казался артистом с потрясающим внутренним потенциалом. Как выяснилось, я не ошибся.
А Сукачева я впервые увидел на концерте, и неожиданно он мне представился таким человеком из 30-х годов. Этого я от него и хотел, и, надо отдать Гарику должное, сыграл он превосходно, будучи при этом образцом дисциплины. Я был доволен им чрезвычайно. Потом Митта позвал Сукачева в свою картину «Затерянный в Сибири», между прочим, тогда он пригласил в нее сразу восьмерых артистов из «Защитника Седова». Значит, мой фильм был не столь плох, если такой мастер взял моих артистов и моего оператора Владимира Шевцика…
- Вам не кажется, что сегодня в российском кино главная проблема – с сюжетами и историями?
- Такая проблема есть, и я связываю ее с исчезновением института редактуры. Редакторы в кино бывали разные, иногда это были весьма равнодушные носители политической цензуры, исполнявшие волю начальства, однако на «Мосфильме» работало и немало замечательных профессионалов. Они сценарии находили, читали, предлагали их режиссерам одной с этими сценариями крови, словом, такие люди были по-настоящему нужны в кинематографе.
Вот смотрю я сейчас фес-тивальное кино: каждая вторая картина – почти два часа, и практически в каждой можно найти необязательные полчаса. Я понимаю, что режиссеру хочется показать все, что он снял, раз уж оно необычайно талантливо, остроумно, интересно…
Есть средневековое правило бритвы Оккама по имени английского францисканского монаха-философа: «Не следует множить сущности сверх необходимого». Когда Ролан Быков посмотрел мой дипломный фильм, в котором сам снялся, он мне напомнил, что в кино вообще-то есть монтаж. Я ему: «Ролан Антонович, но вы так замечательно играете…» А он мне в ответ: «Спасибо за добрые слова, но если бы я снимал это кино и присутствовал на экране, то сам бы себя безжалостно вычеркивал, если уж кадр исчерпал свой эмоциональный заряд…»
- В игровом кино вам удалось снять всего две картины, после чего вы с гордо поднятой головой ушли в документалистику – и стали снимать фильмы о реальных людях…
- Я стараюсь снимать кино только о тех, кто мне глубоко интересен: о Чехове, Тютчеве, Зощенко, Олеше, Дзиге Вертове, операторе Микоше, художнице Валентине Крапивницкой, узнице каунасского гетто Тамаре Ростовской… О тех, кто, сталкиваясь с бесчеловечностью и давлением власти, находил в себе силы противостоять и выживать, не теряя человеческого достоинства. Хотя давление бывает разным – иногда это давление конъюнк-туры, успеха. Кому-то хочется снимать кино, которое всем бы нравилось. Я не верю, что это возможно. На такое способны единицы, которых в ХХ веке было очень мало – их можно пересчитать по пальцам. Пришло время масскультуры. То, что всем нравится, глупо, пошло, посредственно…
- А нынешние люди вам любопытны?
Человек во все времена интересен степенью своей свободы. На деле русская литература, а если шире, то и вся русская культура росла как раз на идее свободы. Думаю, когда Пушкин призывал «милость к падшим», он имел в виду тех, кто не вписался в конъюнктуру жизни…
Евгений Цымбал
• Родился 5 сентября 1949 года в Ейске.
• Окончил исторический факультет Ростовского государственного университета (1971) и Высшие курсы сценаристов и режиссеров (отделение Эльдара Рязанова, 1988).
• С 1974 года работает на «Мосфильме» – старший администратор, ассистент режиссера (в том числе на «Сталкере» Тарковского), второй режиссер.
• В 1981 году дебютировал как актер в фильме «Родня». Играл в фильмах «Жестокий романс», «Забытая мелодия для флейты», «Сибирский цирюльник», «Повесть непогашенной луны».
• Режиссер художественных фильмов «Защитник Седов» и «Повесть непогашенной луны».
• С 1997 года снимает документальное кино, в том числе «Дзига и его братья», «Зощенко и Олеша», «Красный Сион», «Тетрадь из сожженного гетто».
• Обладатель российской национальной кинопремии «Ника» (2002, 2006) и премии Британской академии кино и телевидения (BAFTA).