Без памяти, без смысла, без стыда

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
«Кричи сколько хочешь, что римский папа ест на завтрак младенцев... Тебе скажут, ну да, любопытно, отвернутся и займутся другими делами... Ничто уже нас не зацепит в этой стране». Умберто Эко написал печальнейшую книгу о том, что любая попытка противостоять миру есть игра по его же правилам, равно мелочная, бессмысленная и никому не интересная.
«Кричи сколько хочешь, что римский папа ест на завтрак младенцев... Тебе скажут, ну да, любопытно, отвернутся и займутся другими делами... Ничто уже нас не зацепит в этой стране». Умберто Эко написал печальнейшую книгу о том, что любая попытка противостоять миру есть игра по его же правилам, равно мелочная, бессмысленная и никому не интересная. Фото: Маргус Ансу

«Нулевой номер» – седьмой роман 83-летнего Умберто Эко. Стоит добавить – за 35 лет писательской деятельности. От «Имени розы», средневекового детектива, он же трактат о знаковых системах и постмодернизме, «Нулевой номер» отстоит бесконечно далеко.

С каждой новой книгой Эко смелее выбирался из научного, средневеково-семиотического рая в реальность. Его предыдущая книга, «Пражское кладбище», повествует о капитане Симонини, глупом циничном ничтожестве, которое в конце XIX века из сиюминутных соображений изобретает всемирный еврейский заговор, становясь, по сути, крестным отцом Холокоста. Короткий роман «Нулевой номер» делает шаг вперед, перенося нас в 1992 год, в Милан, где группа совсем уже мелкотравчатых симонини готовит к выпуску газету «Завтра». Газете не суждено выйти. Читайте: завтра не наступит никогда.

Как спасся Бенито Муссолини

Работа над газетой – чистый блеф: некий бизнесмен, «коммендатор Вимеркате», нанимает журналистов только для того, чтобы «нулевыми номерами» (пробными – до читателя они не дойдут) шантажировать какие-то круги, дабы его, Вимеркате, в этих кругах приняли за своего. Главный редактор Симеи решает перехитрить хитреца. Он нанимает главного героя, неудачника Колонну, чтобы тот написал от лица Симеи книгу о подготовке «Завтра» – опять же, не чтобы ее издать, а чтобы шантажировать Вимеркате.

Плут на плуте сидит и плутом погоняет. Как говорит журналист Браггадоччо: «Я разуверился во всем, кроме уверенности, что за спиной у каждого всегда маячит кто-нибудь, кто его обманывает».

(Коммендаторами католики называли духовных и светских лиц, которым папа отдавал «под опеку», in commendam, аббатство; в дела монахов те вмешиваться не могли, зато доходы с богадельни все шли им – кто аббатство крышует, тот его и доит. Вимеркате явно «опекает» какую-то богадельню чисто символически, за красивый титул. Ну и, конечно, это шарж на Берлускони, которого в Италии зовут «кавалером».)

С Браггадоччо связан основной сюжет: он делится с Колонной своим «открытием» – якобы в 1945 году партизаны расстреляли не Муссолини, а его двойника, а настоящий дуче спрятался сначала в Ватикане, а потом в Аргентине. Эта банальная, протухшая, душная конспирология подается с огоньком: «Бог знает, что мечталось Муссолини, обвисавшему на подлокотниках кресла, обсасывавшему былую славу, о целом белом свете узнававшему из черно-белого телевизора, в то время как замутненный годами мозг, покалываемый сифилисом, то и дело восстанавливал в смутной грезе толпу под балконом палаццо Венеция и летние “битвы за урожай”, когда, обнаженный по пояс, он картинно молотил зерно перед кинооператорами, целовал бутузов, а их бурные мамаши брызгали пеной из уст, лобзаньями покрывая его самого...»

В мозгу Браггадоччо сшибаются террористы-фашисты, оставленные союзниками в Италии на случай восстания коммунистов (т.н. стей-бихайнд), ЦРУ, НАТО, масоны, мафия, сексоты, армия, политики и церковники. Когда на темной улице Браггадоччо всаживают нож в спину, Колонна осознает: тот наткнулся на что-то важное – и следующей жертвой может стать он сам...

«Все это печатается и забывается»

Заодно Эко устами главреда Симеи посвящает нас в тайны нынешних СМИ. Мы узнаём, как «формировать новость там, где ее не было, или где никто не знал, что она есть», как сочинять отпирательства на опровержения, как писать штампами. Вообще-то журналистика призвана отражать (и осмысливать, но это уже next level) объективную реальность, однако журналисты «Завтра» явно заняты чем-то другим.

Такие СМИ отражают не мир, но читателя. «Наши читатели уверены, будто все работают кувырком через зад-ницу, – вещает герой. – Поэтому превозносят высокий профессионализм... Карабинеры поймали курокрада? Высокий профессионализм!» Или: «Есть одно хорошее немецкое слово, Schadenfreude, радость по поводу чужих бед. Именно это чувство старается пробуждать в читателях уважающая себя печать». Или: «Мы и исследуем нравы, и диктуем их. Публика не знает, какие у нее нравы. Мы ее ориентируем. Благодаря нам люди также узнают, какие нравы у них были прежде...»

Самое жуткое, что для мира, где понятие «нравственность» звучит анекдотично, рассуждение о нравах дьявольски верно. Как говорят в Интернете, это «не баг, а фича», не частная ошибка, а свойство системы. И правда: «Кому рассказывать о махинациях, если все газеты, ну или почти все газеты в стране делаются по этому рецепту? И покрывают махинации друг друга». Читателю плевать: «Все это печатается и забывается. Мы знаем прекрасно, газеты на то и существуют... чтобы не закреп-лять новости в общей памяти, а выводить их из общей памяти». Как признаётся подруга Колонны: «Я читала, открывала для себя все эти явления и потом прекраснодушно забывала. Раз за разом. Новые разоблачения теснили предыдущие...»

При этом Симеи показан не просто узким обывателем («Я против гомиков ничего не имею, так же как и против негров, лишь бы они сидели у себя и не лезли» – сколько раз мы это слышали за последний год?), но и идиотом – в 1992 году он дает напрочь неверный прогноз насчет мобильных: «Телефоны переносные эти не приживутся... Люди поймут, что им не хочется отвечать кому попало в любое время и из любого места... Мода поживет годок-другой и самоликвидируется».

Последние энтропийные новости

Умберто Эко борется в «Нулевом номере», конечно, не с Берлускони и не с Италией. Его враг – сама человеческая природа, делающая мир местом, в котором не то чтобы нельзя быть честным, но в котором честность как таковая теряет смысл: нет ни объективной правды, ни желания ее искать. Пусть Муссолини действительно выжил – и что? «Кричи сколько хочешь, что римский папа ест на завтрак младенцев... Тебе скажут, ну да, любопытно, отвернутся и займутся другими делами... Ничто уже нас не зацепит в этой стране». В последнюю фразу Эко вложил, кажется, максимум отчаяния. Да, профессор, и нас в этой стране уже ничто не зацепит. «Мы почти избавились от чувства стыда, да, от чувства стыда...»

Капитан Симонини состряпал «Протоколы сионских мудрецов», аукнувшиеся всему XX веку, но сейчас и такое невозможно. В глобальной игре «обмани всех» измельчало всё, включая саму ложь. Иллюзия дробится бесконечно. «Нулевой номер» – дырка от бублика: постичь истину в ней невозможно, а если кто-то это и делает – случайно, ввиду параноидальных наклонностей выдумав нелепый заговор, который имел место на деле, – истина никому не нужна.

По сути, Эко описывает победу информационной энтропии. В термодинамике энтропия системы максимальна, когда холодное и горячее уравновешиваются в финале до повсеместного теплого. Мы переживаем тепловую смерть инфовселенной: ложь и правда в новостях неотделимы друг от друга (как обстоят дела на Донбассе?), а мы сами к новостям ни холодны, ни горячи – всего лишь теплы. Стыд и мораль отменяются ввиду ненужности. Финита!

Кто бы ни был виноват – газеты или их читатели, – автор «Нулевого номера» не знает, что делать. Он написал печальнейшую книгу о том, что любая попытка противостоять такому миру есть игра по его же правилам, равно мелочная, бессмысленная и никому не интересная. Это роман об окончательном проигрыше: бороться нельзя, значит, надо просто жить.

Пожалуйста, дорогой профессор Эко, живите долго – и напишите еще хотя бы один роман о смысле внутри бессмыслицы. Не зря вы назвали свой труд о семиотике «Отсутствующая структура». Понятно, что поиск отсутствующей структуры – задача нерешаемая, но это ведь и есть самое интересное для писателя, не так ли?

Комментарии
Copy
Наверх