У книги Джона Уильямса (1922–1994) «Стоунер», названной великим американским романом XX века, необычная судьба, повторяющая, впрочем, судьбу другого великого американского романа – «Великий Гэтсби» Ф. Скотта Фицджеральда: обе книги были в свое время изданы, объявлены пустышками, позабыты на несколько десятков лет, а потом, уже после смерти автора, переоткрыты и возведены на литературный пьедестал.
Литература и жизнь вместе и порознь
В случае «Стоунера» забвение продолжалось с 1965 года, когда книга увидела свет, до 2003-го, когда ее наконец переиздали, а 10 лет спустя роман получил статус международного бестселлера. В этом году к восторгам американцев и французов (писательница Анна Гавальда лично перевела «Стоунера» и провозгласила: «Стоунер – это я!») присоединились российские критики. Это чудесная книга, говорят они, в которой ничего не происходит, но оторваться от которой нельзя, книга о тебе и обо мне, о всех нас.
«Стоунер» – безусловно, хорошая, мастерски написанная книга. И еще это своего рода тест для читателя, который может оценить героя очень по-разному. Роман повествует о жизни Уильяма Стоунера, сына бедных фермеров, ставшего перед Первой мировой преподавателем литературы в университете Миссури и проработавшего там до самой смерти в середине 1950-х. Вообще-то Стоунер хотел изучать сельское хозяйство, но благодаря сонету Шекспира испытал просветление и перевелся на литературу.
Тут возникает первое «но»: люди, занимающиеся литературой, много читают и думают о прочитанном, а значит, не могут влиянию этой литературы не подвергнуться. Но Стоунера его профессия словно и не затрагивает. Главный герой за всю книгу ни разу не думает о героях книг, не сравнивает с их сюжетами собственные радости и невзгоды. Впечатление такое, что он мог бы быть лектором в любой области – экономики, акушерства, булевой алгебры, – ничего бы не изменилось. Если литература и живет в душе Стоунера, она существует отдельно от реальности. Уже здесь можно предположить, что автор – сам преподаватель литературы – намекает на то, что герой не способен увидеть в текстах жизнь, а значит, в определенном смысле мертв сам.
Жизнь у Стоунера есть, и это довольно-таки обычная жизнь. Он рано и неудачно женится, жена его не любит, они друг друга не понимают, у них рождается дочь, жена устраивает Стоунеру войну за влияние на ребенка, которую Стоунер проигрывает почти без боя, – и дочь растет в тени деспотичной сумасбродной матери. Герой, говорят нам, не может ничего сделать.
Стоунер решает остаться собой
Точно так же он ничего не может сделать, встретив свою единственную большую любовь – аспирантку Кэтрин. Они влюбляются друг в друга по страшной силе, Стоунер временно счастлив, но тут на него начинает давить общественность, требуя ради приличий отказаться от любовницы. И он это делает – не потому, что боится потерять работу или развестись, а потому, что для него важно «остаться собой», иначе ни в чем не будет смысла. Но что значит это «остаться собой»? Собой – кем? Что в Стоунере есть такого, что ради этого стоит отказаться от любви?
Но он даже не пытается бороться за то, за что бороться стоит. Не то чтобы Стоунер был пустым или равнодушным – нет, скорее он именно что мертв. Жизнь утекает между его пальцами в песок, и автор раз за разом долбает читателя нехитрым приемом: «Вы ощутили, как он счастлив? Сейчас он будет несчастнее некуда!» Жуткое смирение Стоунера перед обстоятельствами вгоняет в депрессию. Нет ничего удивительного в том, что в итоге судьбы людей вокруг него ломаются. Все близкие Стоунера практически сходят с ума – и он не понимает, что ответственность лежит в том числе на нем.
Потом он умирает с мыслью о том, что после него останется единственная его книга (всеми забытая, никому не интересная), – и роман заканчивается. Что остается после такой жизни? Остается ли вообще что-то? Можно ли посочувствовать Стоунеру? Нужно ли?
Вне зависимости от того, что хотел сказать автор, интересна реакция на роман нынешнего читателя. В основном он повторяет вслед за Анной Гавальда: «Я – Стоунер!» Что должно означать: я тоже задавлен обстоятельствами, я страдаю, но не борюсь, я мертв, и жизнь моя не имеет никакого смысла. Вот это – очень, очень страшно. «Стоунер» показывает, что мы живем в мире, где бессмысленная жизнь – норма, где, больше того, такой жизнью можно гордиться. В 1960-е в моде еще были герои. В 2010-е в моде – быть никчемным зомби.