Неужели «Юность» отцвела?

Валерий Дударев Фото: Эндель Кастерпалу

• В Таллинн приехал главред "Юности"
• Писатели делятся на "проектных" и "настоящих"
• Постмодернизм - отсутствие таланта

По приглашению международного медиаклуба «Импрессум» в Таллинне побывал главный редактор журнала «Юность» поэт Валерий Дударев. 

Прическа под «Битлз», большой желтый значок с эмблемой знаменитого когда-то журнала… При первом взгляде на Дударева ощущаешь едва уловимое дуновение ушедшей эпохи. С самых первых минут разговора он засыпает меня ворохом цитат, жонглирует именами, свободно иллюстрируя свои мысли примерами из классики и современной литературы. Вспоминает времена, когда журнал читали миллионы.

Небожители и проектники

Это теперь «Юность», как и прочие российские литературные журналы, отошла на периферию жизни. По мнению ее главного редактора – совершенно незаслуженно. Более того, Дударев считает, что «Юность» по-прежнему остается оплотом для настоящих, «непроектных» писателей. Он заводит разговор о современной литературе, но на самом деле это пространный ответ на, очевидно, не отпускающий его вопрос о незавидной судьбе толстых журналов, когда-то имевших миллионные тиражи.

Дударев выстраивает целую иерархию писателей, разделяя их на «проектных» и «настоящих». Низшую ступень в его системе занимают профаны и графоманы, заполонившие полки книжных магазинов и Интернет. Не задумываясь, Валерий называет, с его точки зрения, последнее великое произведение русской литературы: поэму Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки».

«Ерофеев умер на этом. Это великая вещь. Сложный, уникальный человек, энциклопедист», – замечает Дударев. Он убежден, что настоящий писатель должен пропускать жизнь через себя, сам становиться произведением, настоящая литература основана на крови. Из более поздних произведений он выделяет «Лавра» Евгения Водолазкина, хотя и определяет роман как филологизированную прозу: «Писатель – не филолог. Писатель прорастает от какого-то корявого языка, от земли».

Для Дударева вообще очень важно понятие почвы. В юности он отправился странствовать по России. Скитался от Москвы до Магадана, пешком и на попутках пересек всю Колымскую трассу, ходил от Ярославля до Переславля-Залесского, валил лес в Якутии. До поступления на филфак Московского педагогического института и прихода в «Юность» Дударев сменил множество профессий: работал сторожем, дворником, каменщиком, столяром. Все это, как объясняет поэт сейчас, были сознательные шаги на пути в литературу.

«Когда пишешь стихи, понимаешь, что пишешь плохо. Понимаешь, что нужно набраться слов. Поэт ищет свой язык, – разъясняет он смысл собственных метаний. – Я ходил по Руси, слушал бабушек. Это было накопление стихотворений, образов, языка. На Колыме со мной произошел сбой. Там появились другие стихи. Тогда Шаламов был, появилась другая лексика. У меня борода была, меня принимали неизвестно за кого. Другое отношение к жизни было. Я потом потерял этот язык».

Отвлекаясь от воспоминаний, Дударев называет несколько имен современных авторов, с его точки зрения, – настоящих. Широкому читателю эти имена, скорее всего, ни о чем не скажут: Михаил Тарковский, Денис Гуцко, Игорь Михайлов.

«Не могу сказать, что это великая литература. Но после встрясок 1990-х годов, после Татьяны Толстой, Пелевина, Сорокина и т. д. это варево, из которого может что-то выйти. Это и есть столбовая дорога литературы».

К писателям, громко заявившим о себе в девяностые годы, у Дударева явная неприязнь. «Эти ребята – они все просты в худшем понимании этого слова», – не скрывает он своего отношения. «Иногда проектная литература достигает вершин удивительных», – поэт приводит в пример «12 стульев» Ильфа и Петрова. Но сегодняшним авторам не дано через проект войти в большую литературу: «То ли таланта им не хватает, то ли судьбы не хватает».

Главный упрек к авторам девяностых заключается в том, что они упразднили саму категорию таланта и превратили литературу в средство для достижения материальных целей – будь то благополучие или престижные премии.

«Основной постулат постмодернизма – это отсутствие таланта. Таланта вообще нет. Человек должен оказаться в нужное время в нужном месте. Все что угодно является литературой, нет никаких критериев. Для меня Пелевин – писатель второго ряда, Сорокин – писатель второго ряда, – говорит Дударев. – Он стилизатор хороший, умеет писать, а иногда писателю нужно не уметь писать. У писателя могу быть провалы. Он не знает, что будет писать, потому что он в руках Бога, а от проектника мы знаем, что ждать. Мы заранее знаем, что напишет и Улицкая, и Акунин, и как сложится их судьба».

Он добавляет, что в России не приживется премиальное понимание литературы. Его возмущение нарастает, когда я завожу речь о недавно получившей Нобелевскую премию Светлане Алексиевич.

Профанация литературы

«Нобелевская премия себя опозорила. Присуждение премии Алексиевич – это досадный казус, потому что она – добротный коммунистический журналист, – с увлечением говорит Дударев. – Она работала в газете «Маяк коммунизма». Алексиевич не совершила ни одного поступка. Все, что она создает, пишется на заказ. О войне она не имеет право писать – она через это не проходила и всегда жила благополучно».

И далее мой собеседник продолжает говорить о том, как опростоволосился Нобелевский комитет, что он присудил премию, лишь бы насолить Путину. «Но дело даже не в Путине, – быстро поправляется он, – если бы премию получила Улицкая, я бы таких слов не говорил. Мне в ней что-то может не нравиться, но она писатель, у нее есть открытия. У Алексиевич этого нет».

И хотя по политическим мотивам Нобелевскими лауреатами стали Бродский и Солженицын, Дударев оправдывает это их гениальностью. В отношении же Алексиевич он непримирим: «У нее нет дара».

Дело тут, конечно, не в одном даровании. Думается, не последнюю роль в такой оценке сыграло расхождения во взглядах. Алексиевич с ее неоднозначным изображением войны, с ее критикой действий России на Украине посягнула на основы мифического «русского мира». Такая позиция неприемлема для автора ностальгических строк:

«И нет на свете государства,

В котором умер мой отец.

И словно он в сороковые

И не выигрывал войну –

Так быстро справили живые

Себе отдельную страну.

И словно не было державы,

Свалившей гордого врага.

И там, где город русской славы,

Теперь чужие берега».

Спрашиваю, почему человек, который любит Венедикта Ерофеева и Шаламова, так переживает из-за распада СССР? Дударев отвечает, что империя, при всех ее минусах, создала великую литературу, а ее распад обернулся гуманитарной катастрофой.

Сталин как создатель

Дударев приводит хрестоматийный пример: стихотворение Симонова «Жди меня», которое в 1940-е любой советский солдат знал наизусть. Неожиданно он заключает, что автор симоновского успеха и успеха последующей литературы – Сталин.

«Кто создавал великую советскую литературу? Иосиф Виссарионович Сталин, – говорит Дударев. – Лично создавал, лично курировал, кино смотрел и создавал. Дмитрий Быков говорит, что 1930-е годы были страшными и не было литературы. Литература была. Писал еще Бабель не убитый, еще Мандельштам был не убит. В этом страшный парадокс времени, что литература замешана на крови. Эта кровь, это трагедия – это и была русская литература».

Но как же так? Ведь Сталин и его подручные уничтожили или деформировали то, что во все времена называлось хорошей, крепкой литературой. По образному замечанию Мариетты Чудаковой, такие огромные деревья, как Платонов или Пастернак оказались Сталину не по зубам. Но подлесок, невысокие деревья, без которых нормальное развитие леса невозможно, вырвали с корнем или искорежили.

Дударев отвечает, что Сталина он не восхваляет, но между тем бросает еще несколько спорных сентенций: Пушкин выполнял литературный заказ императора, у Бродского были чисто эстетические и лингвистические расхождения с советской властью и т.д. Он интерпретирует имена и события в соответствии с той точкой зрения, что союз власти и литературы необходим, даже репрессии и страдания лучше, чем капитализм и общество потребления, выдвинувшие на первый план не талант, а умение зарабатывать деньги.

«У нас выбили понимание поэзии в девяностые годы, – с сожалением констатирует он. – Население Москвы – совершенно другое население. То, что сейчас лежит в магазинах, та профанация и та графомания, которая есть в Интернете на различных сайтах типа стихи.ру – это не прижилось бы в Москве конца 1980-х – начала 90-х годов».

Сам Дударев как бы остается в той ушедшей эпохе. Причем это сознательный выбор: он не желает принимать новый подход к литературе, и это его право.

Поэтом ощущал себя всегда

Валерий Дударев заявил о себе как о поэте в конце 1980-х годов, хотя стихи начал писать уже в раннем детстве. Одно из самых ярких воспоминаний тех лет – первое стихотворение, написанное лет в десять по картине Игоря Грабаря «Февральская лазурь». Его появлением он обязан учительнице литературы – Галине Анатольевне Тарасовой, дочке хоккейного тренера Анатолия Тарасова и сестре тренера по фигурному катанию Татьяне Тарасовой.

«У меня была замечательная учительница. Она как-то дала задание написать сочинение по картине. Я еще сдуру спросил: «А можно стихами?» Я написал стихотворение и понял, что в мире что-то изменилось. Появилась какая-то гармония. Она поставила мне пять. Я уже не помню этих стихов – я просто помню свои ощущения. Потом стихи появились в 14-15 лет», – вспоминает он.

Именно благодаря Галине Анатольевне начинающий поэт впервые побывал в Таллинне: «Она нас возила по литературным местам страны. Как-то мы поехали в Эстонию. Я тогда увидел Таллинн в первый раз, он произвел на меня неизгладимое впечатление: фантастический город, как будто из сказки».

Дударев с благодарностью вспоминает учителей, которых он встретил и в школе, и в армии, и в редакции журнала «Юность», куда он, находясь в тот момент на Колыме, отправил стихи по почте и получил приглашение зайти от Юрия Ряшенцева.

Но до вступления в литературу и поступления на филологический факультет был период странствий, когда Дударев, подобно юным героям «Звездного билета Аксенова», скитался по стране, пытаясь нащупать свой путь. В том, что он будет связан с литературой, сомнений у него не было.

«Никем другим как поэтом я себя не ощущал. Я и на филфак, и в «Юность» пошел целенаправленно», – поясняет он. Именно участие в «Юности», по словам Дударева, позволило ему окончательно сформировать стиль. Одним из ярких стилистических открытий стало, по его признанию, стихотворение «Ветла»:

Когда от молний ночь светла –

В окошках вздрагивают лица.

Но наша старая ветла

От молний вряд ли загорится.

Возможно, лес сгорит дотла.

Возможно, сгинут звери, птицы.

Но старая ветла

От молнии не загорится.

Мы можем бросить все дела.

Мы можем спятить, можем спиться.

Ветла

Не загорится!

Школа «Юности» позволила приобрести писательский опыт, но многое во взглядах Дударева осталось неизменным, в том числе – понимание литературы как открытого процесса, конечный результат которого ни читателю, ни автору не известен.

Справка «ДД»:

Валерий Федорович Дударев.

Родился в Москве 16 июня 1965 года.

Первая публикация стихов Дударева состоялась во владимирской городской газете, когда их автор служил в армии.

Окончил филфак Московского педагогического института

Работал сторожем, дворником, каменщиком, бетонщиком, столяром, валил лес в Якутии. Был архивистом, редактором, преподавал в школе и в университете.

С января 2007 года является главным редактором журнала «Юность».

Лауреат литературных премий имени Александра Невского, Сергея Есенина, Бориса Корнилова и др. В 2012 году получил премию «Новый век. 2012» как главный редактор журнала «Юность» за лучший медийный проект начала XXI столетия.