Писатель Яак Йыэрюйт пишет о том, что заботит сегодня многих – о переселении народов, – и задается вопросом, почему руководители Европы оставили открытой дверь в наш дом, хотя дверь собственного дома они предпочитают держать на замке.
Яак Йыэрюйт: о том, что тревожит и страшит эстонцев (3)
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Наивно полагать, что европейский миграционный кризис не связан с террором. Конечно, связан, хотя не только он служит площадкой для подготовки смертников. Миграционный кризис продолжается в Европе уже не один десяток лет, но все это время его словно бы не замечали. В результате наш континент наводнен нелегалами. Уже родились и выросли мигранты во втором и третьем поколениях, но стоит заговорить об их интеграции, как раздается смех в зале. Кризис тлеет, и широкая социальная помощь, фальшивая политкорректность, коррупция, алчность, нравственная распущенность только способствуют этому. Иммиграция – это тлеющий фитиль.
В опубликованной в 2010 году книге «Германия: самоликвидация» немецкий социал-демократ Тило Сарацин писал: «Повсюду в Европе поначалу (начиная с 1950-х годов – Я.Й.) исходили из того (по прошествии времени это кажется наивным), что мигранты-мусульмане будут разделять западноевропейскую систему ценностей: демократию, культурную и религиозную свободу, индивидуальное стремление к благосостоянию и самореализации, и что различия сотрутся через два, самое позднее через три поколения. Этого не произошло, напротив, среди въехавших мусульман и их потомков усиливается тенденция к культурной и пространственной самоизоляции. Европейская социальная система не способствовала интеграции в рынок труда и облегчала возможность оставаться среди своих – за счет европейских социальных касс».
Эстонский востоковед Пеэтер Эспак в данном в 2016 году интервью сказал следующее: «В крупных городах проживают сотни тысяч нигде не зарегистрированных людей. Если теперь к ним добавятся еще миллионы, то наверняка в гетто появится какой-нибудь проповедник из числа радикальных исламистов, который создаст группировку, и остается только ждать нападений. В Европе необходимо вновь взять под контроль территории, которые она перестала контролировать. Будь-то Швеция, Бельгия или Франция. Законы должны работать. Это грандиозная задача, которая вызовет противостояние, но если мы хотим сохранить свободную Европу и правовое государство, то разве у нас есть другая альтернатива?»
В Эстонии проблемы, касающиеся как иммиграции, так и эмиграции, имеют глубокие корни. Сможем ли мы справиться как со зваными, так и с незваными гостями? Сумеем ли справиться с самими собой, прежде чем окажемся гостями в собственном доме? Однажды нам уже пришлось выкарабкиваться из всего этого, но те бедствия и лишения сохранились в нашем подсознании, на генетическом уровне, в памяти нашей крови, во всех таинственных, но тем не менее имеющих место быть и влияющих на нашу жизнь явлениях.
Руководители европейских стран, постоянно встречающиеся для того, чтобы поговорить об охране внешних границ Европы, оставят ли они к тому времени двери собственных вилл и апартаментов открытыми? Ведь Европа – это и их дом. Неужели они этого не понимают? Чего еще они не понимают? Дверь Европы долго стояла нараспашку, без всякого конт-роля. Никто не знает, когда в эту дверь вошли беспомощные сироты и несчастные беженцы, а когда хладнокровные убийцы и воспользовавшиеся шансом мафиози. Разве заботы и тревоги у маленькой страны и большого государства одинаковые? Ну, знаете…
Поговорим о культуре. Можно ли назвать эстонским писателем того, кто не говорит и не пишет по-эстонски, но живет в Эстонии? Канадским или эстонским писателем был Арвед Вийрлайд? Считали бы меня каталонским писателем, если бы я обосновался в Каталонии и оттуда посылал написанные по-эстонски статьи в Postimees и романы в издательства? Прослеживается ли в этих риторических вопросах озабоченность? Озабоченность из-за того, что процесс мышления профанируется.
Наверное, издалека это не видно, а вблизи? Насколько близки наши заботы и проблемы нашим собственным чиновникам и политикам? Когда они перестанут быть чиновниками и политиками, приблизятся ли они хотя бы на шаг к нашим проблемам, перестанут ли все явления автоматически считать страхами и навешивать ярлыки? На кого? На кого-то безымянного, ведь так удобнее.
Люди хотят прожить собственную жизнь, сделать большую (или маленькую) карьеру. Но жизнь человеческая коротка, она не идет в сравнение с жизнью народа. Карьеру можно делать где угодно. Говорить можно на каком угодно языке, и названия улиц в Таллинне, Тарту и Пярну, наверное, сохранятся, если, конечно, во имя солидарности мы не утратим все, что имеем сейчас. Мы ведь еще помним, что когда в столице врачи зачастую не понимали говоривших по-эстонски пациентов, таблички с названием улиц были на двух языках…
Но прах предков не увезешь с собой в Лондон, Сингапур или Нью-Йорк. Он будет мешать подниматься по карьерной лестнице, особенно на верхних ступенях. Во снах, по крайней мере. Спустя более полувека после исхода балтийские немцы вернулись в Эстонию, чтобы отыскать и привести в порядок могилы предков. Они вернулись потому, что душа человеческая не знает покоя.
Диссертация филолога Йоэля Санга называлась «Отрицание в эстонском языке». Было время, когда научные работы приходилось переводить на русский язык, это было частью политики обрусения. Для получения ученой степени эту диссертацию пришлось отправлять в
Москву, поскольку утверждались они только там. Поймут ли всю абсурдность такой ситуации беженцы, направляющиеся к нам сегодня? Не поймут. Поймут ли наши собственные бизнесмены и чиновники, которым застят глаза блеск золота и карьерная лестница? Далеко не все! Можно ли это сегодня перевести на английский язык? Чтобы подняться на пьедестал? Невозможно, да и не нужно.
Слишком много вопросов и еще больше ответов, хотя на все вопросы, поднимаемые в данной статье, должно бы быть только два ответа – «да» или «нет». Но эпоха, в которой мы живем, настолько перепахана глобальными силами, что почти никто не хочет давать однозначный ответ – нет/да. Мы избегаем прямых ответов и острых углов. Но нельзя жить без острых углов, и так было всегда. Однако многие предпочитают говорить о чем угодно, лишь бы не сказать «нет» или «да», именно этими двумя словами человек обозначает свое решение и свой выбор.
Вместо этого мы несем чепуху. О демократии, например. О чем бы ни зашла речь, вспоминают слово «демократия». Если надо, добавляют «развитая» или «особая». Инструменты демократии идеальны для манипулирования ими, если есть такое желание. И не без помощи юристов прекрасно для этого приспосабливаются. И мы уже замечаем, что солидарность по отношению к другим означает нечто большее, чем солидарность по отношению к самому себе. Как будто солидарность по отношению к людям означает, что из этой жизненной формулы исключены я сам, моя семья и мой народ! Как будто я должен заботиться обо всем мире, но только не о себе самом, надеясь при этом, что весь остальной мир позаботиться обо мне и моей семье!
Бог ты мой, сколько слов, хотя когда говорят, что все очень сложно, на самом деле все очень просто. И наоборот.
Я понимаю, что открытый мир неизбежно несет с собой проблемы, что работодатели заинтересованы в рабочей силе, что умеющие считать люди озабочены демографическими проблемами, что взаимопонимание членов Евросоюза и НАТО имеет для нас экзистенциальное значение. Но я также понимаю, почему эстонский народ испытывает беспокойство по поводу своего языка, культуры, традиций и своей земли. Небольшая страна более уязвима, чем большая, и малый народ более раним, чем большой. Народ объединяет язык, а не деньги.
Но обеспокоены не только эстонцы. Президент Финляндии Саули Ниинистё сказал недавно: «Европа недолго выдержит бесконтрольное переселение народов. Как только будет превышен порог толерантности, вся наша система ценностей рухнет. Доброжелательность приведет к тому, что плохо будет всем». В этом же контексте премьер-министр Швеции Стефан Лёвен сказал: «Мы были наивными».
В чем мы нуждаемся больше всего, так это в том, чтобы взглянуть правде в глаза и выработать четкую позицию, касающуюся нашего собственного дома. Наш дом – Эстония, наш дом – Европа.
3 мысли
• Кризис тлеет, и широкая социальная помощь, фальшивая политкорректность, коррупция, алчность, нравственная распущенность только способствуют этому.
• Эпоха, в которой мы живем, настолько перепахана глобальными силами, что почти никто не хочет давать однозначный ответ – нет/да. Многие из нас предпочитают говорить о чем угодно, лишь бы не сказать прямо «нет» или «да». Вместо этого мы несем чепуху.