Думаю, что «личинка», «куколка» банальной истины – это гениальная гипотеза, которая, озарив, вспыхнув, просияв, сначала доказывается теоретически, потом бесконечно долго проверяется эмпирически, утверждается в учебниках, затем вдалбливается в головы самых нерадивых учеников и, наконец, с глубокомысленным видом произносится пошляками при каждом удобном случае как собственное открытие; в этот момент гениальность сталкивается с посредственностью и растворяется в ней.
Но истоки банальных истин, повторюсь, гениальны, а поэтому осмелюсь произнести вслед за пошляками: выдающийся, талантливый человек – талантлив во всем.
О таланте
Вспоминаю Эри Класа. Не так уж часто мне доводилось с ним видеться. Мои знания в области музыки ничтожны, а потому о музыке мы почти и не говорили, но облагораживающая собеседника лучезарность таланта всегда проливалась на наш разговор, и вещи второстепенные – дырки от бублика, изюм, выковырянный из булки, – остались в памяти.
Если не ошибаюсь, то в 2008 году я пригласила Эри Класа участвовать в телепередаче «Батарея». Снимали мы тогда в холодном кирпичном здании, у операторов все время мерзли руки, звукорежиссеры чихали от пыли, герои передач грелись и жмурились под лампами осветителей, на узких табуретках сидеть было неудобно, да еще надо было взбираться на третий этаж по лестнице с крутыми ступенями.
Всё это обусловливалось названием передачи, которая намекала на тюрьму на Батарейной, на свободу и кабалу человеческого духа, а в самой бывшей тюрьме снимать оказалось невозможно. Эри Клас, один из очень немногих, легко взлетел на этот наш этаж, комфортно устроился на неудобном сиденье и сразу заговорил о главном, полностью овладев съемочной группой, как оркестром. Он объяснил потом:
«В фильме „Репетиция оркестра“ Феллини очень точно показано, что в любом творческом коллективе, скажем, в оркестре или в театре всегда есть притягательное, созидательное начало, но есть и начало разрушительное, гибельное. И если режиссер, дирижер, тот, кто должен властвовать над артистами, даст на секунду почувствовать, что с ним можно справиться, что он легкомысленно „повернулся к ним спиной“, то немедленно набросятся и раздерут на части. Иной раз кажется, что это – просто дети, которые катышками из бумаги целятся в тебя из рогатки, но это мнимая безобидность.
Следующий их шаг – втянуть тебя в бессмысленные разговоры; нет уж, надо быть во всеоружии профессии. Дирижеры, которые много говорят, редко добиваются успеха в профессии. Встреча с оркестром – как встреча с любовью – раз, что-то пронзает тебя, и ты во власти чувства. Или – раз, и возникает неприязнь, переходящая в ненависть. Как-то мне пришлось сообщить оркестрантам, что я в молодости успешно занимался боксом… Хотя силой я никогда не беру оркестр: нельзя дирижировать гениальной музыкой и при этом быть надсмотрщиком. Знаете, есть люди, которые умеют читать по губам, так оркестранты умеют читать по глазам. Либо ты при первом взгляде втянул их в свой мир, либо провалился».
Эри Клас любил повторять, что главное качество дирижера – способность смотреть на мир, а особенно на себя самого, с юмором. Моя подруга, сценарист Алла Мелик-Пашаева (ее уже тоже нет на свете), прекрасный специалист, в частности, в области музыки и поклонница Эри Класа, из Москвы инструктировала меня перед интервью с ним: «Ты скажи так: досточтимый маэстро, Пифагор, которому мы обязаны словом „философия“, считал, что для постижения мира необходимо знать музыку и математику. В какой мере вы согласны с Пифагором?»
Эри Клас усмехнулся и ответил: «Я слабо разбираюсь в математике, но чтобы не торговаться из-за гонорара, прошу просто приписать нолик к предложенной сумме!»
Кто и кому раздает свободу творчества?
В Русском театре Эстонии режиссер Иван Стрелкин поставил спектакль «Человек-подушка» по пьесе Мартина МакДонаха. Критика приняла спектакль более чем доброжелательно, кажется, такого полного одобрительного единодушия давно не было. Но внутри творческого коллектива, в частности, среди членов художественного совета, мнения резко разделились. И руководство театра приняло такое решение: выслушать соображения публики. На спектакле, где состоялось обсуждение со зрителями, оказался и социолог Юхан Кивиряхк, и на фоне других – умных и содержательных выступлений – его высказывание показалось мне наиболее конструктивным, и я бы осмелилась сказать – смелым.
Он выразил недоумение. Глубокое недоумение по поводу происходящего. Он сказал, что видел несколько постановок «Человека-подушки», в частности, очень интересный спектакль в Театре No 99 (я тоже видела этот спектакль и согласна с его высокой оценкой – Е.С.); знаком и с другими решениями этой пьесы; всякий режиссер находит в МакДонахе что-то свое – иначе бы драматург и кинематографист (фильмы «Семь психопатов», «Залечь на дно в Брюгге») не был бы столь популярным в мире. Но значит ли все это, что кто-то – критика или зрители – имеют решающее слово в судьбе спектакля?! Может быть, все-таки речь идет о сугубо внутреннем деле театра, его установках, эстетике, которой он придерживается?
Я же думаю, что искусство – единственная область человеческого бытия, где в спорах не рождается истина. Но в самих спорах заложен глубочайший смысл: напрягаются, тренируются мускулы мозга и сердца, человек осознает себя мыслящим существом и вдруг понимает, что Гекуба – не совсем ему чужая тетка, он может ей сострадать как реальной женщине, хотя она всего лишь персонаж древнегреческого мифа.
На обсуждении, кстати, не выступил ни один из противников спектакля. О его достоинствах говорили и рядовые зрители, и известные журналисты, и политики. Так, например, Виктория Ладынская сказала, что это необыкновенно актуальный спектакль о свободе слова и ее границах, о том, ответственен ли писатель за свое произведение как за реальность, следует ли его судить по художественным законам или юридическим нормам...
Эпоха свободы слова работает над созданием своих банальных истин, которые пока еще находятся в стадии гипотез. А художник продолжает делать свое дело.
Игра в бисер
Мне бы хотелось пожелать всем людям стать сегодня немного близорукими: мы все как-то слишком страстно сосредоточились на глобальных проблемах, почти не замечая того, что происходит рядом с нами.
Ушла из жизни прелестная и талантливая женщина, директор KUMU Ану Лийвак. Я понимаю, что она работала не одна, но при ней музей был центром притяжения многих видов искусств: не только экспозиции, не только различные художественные проекты, но и спектакли, балетные представления, мастер-классы знаменитых людей, иногда прямо, а иногда и отдаленно связанных с изобразительным искусством, презентации книг, экскурсы в мир моды и истории; постоянное оживление любви к миру красоты и человеческого достоинства…
Отнять у слова «музей» привкус пыли и экскурсионной скуки может далеко не каждый; а такая способность сегодня необходима всем, кто хочет удержать в людях интерес к прекрасному. Хотелось бы, чтобы после ничтожно коротких некрологов появились бы и достойные воспоминания о редкостной Ану Лийвак.