Где можно высказаться, чтобы тебя не перебивали?

Елена Скульская Фото: Тайро Луттер

Моя подруга много лет работает на радио в Австралии, и за несколько десятилетий студия и микрофон ей не надоели. Она объясняет:  «Радио – это единственное место, где меня никто не перебивает!»

Правда! Актеров, например, на сцене могут перебить в самом печальном значении слова: трогательная легенда гласит, что человек, возмущенный поведением Отелло, душащим невинную Дездемону, вскочил и застрелил исполнителя роли мавра. Им поставили общий памятник с надписью: «Лучшему актеру от лучшего зрителя».

Слова, слова, слова

Я полагаю, главная трагедия Гамлета была в поэтическом бессилии (посмотрите, какие стихи он сочинял для Офелии). Поэтому на вопрос Полония о том, что он читает, Гамлет отвечал: «Слова, слова, слова». То есть он видел: литература создается из тех же слов, что доступны каждому, но у одних эти слова слагаются в стихи и прозу, а у других – лишь  в бытовую речь или вялые строки, не способные тронуть сердце.

Но и прелестные слова могут тронуть сердце лишь в том случае, если у человека развито воображение, если за звуками и слогами он видит картинку, волшебную коробочку, в которой картонные фигурки оживают, и условия игры становятся правдой жизни.

Первые кинозрители пугались, когда им показывали персонажа средним или крупным планом; они вскакивали со своих мест и требовали: покажите ноги!!! Они допускали, что актеру отрезали ноги ради кинематографической выгоды. Это было давным-давно и уже похоже на анекдот. Но несколько дней назад в театре, после литературного представления для детей, в котором актеры читали сказку и частично разыгрывали ее, девочка лет семи подошла и спросила с обидой: «А почему у лошади есть только голова, куда подевалось туловище, ноги, копыта?»  (Эту лошадиную голову актриса при детях – открыто –  надевала на себя, чтобы изобразить лошадку.)

Я подумала: с этой красивой и красиво одетой девочкой никто никогда не играл, никто не рассказывал ей сказки, не показывал книжки с картинками, не надевал на руку варежку-куклу, чтобы позабавить ребенка. Семилетнюю девочку впервые в жизни попытались научить по части узнавать целое, дорисовывать это целое воображением, верить в вымысел, что и является залогом творчества с древнейших, первобытных времен. У ребенка отняли  не только детство, но и будущее.

И это вовсе не единичный случай, а длинный ряд наблюдений. Три актера на сцене с помощью нехитрого реквизита – трех стульев – показывают поездку на машине. Все трое раскачиваются в такт, один крутит баранку, перед светофором нажимает на тормоз, и актеры – от резкого торможения – падают вперед, а потом откидываются на спинки стульев. А в это время мальчик лет десяти говорит своему приятелю: «Ты видишь машину? Это ведь просто стулья! Никакая это не машина!!!» И второй возмущен не меньше: «Точно. И залез он вовсе не под машину, как сказал, а под стул».

Машина – это стулья

Мальчики не прикалываются, не острят, не выпендриваются перед девочками, вовсе нет, они искренне возмущаются обманом; взрослые люди попросту хотят их надуть, принимают за идиотов.

Не могу отказаться от соблазна перевести взгляд на учительниц, которые привели класс в театр. Две милые дамы сели на стулья, выдвинутые из первого ряда, практически вплотную к актерам. Учительниц можно было принять за участниц действия. И, клянусь вам, они ни одного раза даже не взглянули на сцену, они самозабвенно болтали все пятьдесят минут представления, хватали друг друга за руки, страстно убеждая, вскрикивали и хохотали, откликаясь на удачные реплики друг друга. (Дурно отзываться о поведении учителей недопустимо, они, как мы знаем, делают великую работу, все альтруистки и преданы своему делу, но все-таки... привыкли к тому, что их никто не перебивает, даже актеры.)

Мне жаль мальчиков, которые уверены, что из стульев нельзя сделать машину и мчаться в ней по улицам города.

Один из моих любимейших актеров, Эдриан Броуди , только что снялся в довольно посредственном фильме «Манхэттенская ночь», сыграв там роль журналиста, ведущего колонку в популярной газете. Время от времени разные персонажи восклицают: «Неужели кто-то еще читает бумажные газеты?» И герой отвечает: «Да, некоторым нравится держать в руках бумагу, чувствовать особый запах свежей газеты». Как у нас, так и в Америке это уходящая культура – читать свежую газету, спустившись за ней в киоск или к почтовому ящику.

Да и журналист Броуди, собственно, не столько журналист, сколько криминалист, справляющийся с расследованиями лучше полиции. Если сегодня на экране и появляется журналист, то лишь для того, чтобы соперничать с полицейскими. А что до культуры, то редакторы некоторых наших изданий уверяют, что рубрика «культура» утрачивает смысл, поскольку совершенно не востребована читателями, а те газеты, которые все еще упрямо держатся за «культуру», сильно рискуют.

В недавнем интервью одна из лучших российских писательниц Людмила Петрушевская сказала, что если бы она пошла бороться, так за то, чтобы детей в школах учили не раздраженные тетки, а умные и талантливые люди. Еще она бы пошла бороться за всех обездоленных, за брошенных стариков, за инвалидов, но в том числе – и за детей, которых учат раздраженные тетки. Если спросишь юных зрителей, кому из них читают дома сказки, поднимет руки только половина зала. Значит, мамы дома – тоже раздраженные тетки, у которых нет сил на собственных детей. В каком-то дурно переведенном американском фильме мать новорожденного младенца, раздраженная его плачем, кричала: «Ты кем себя возомнил?!» Кем себя могут возомнить дети? А их родители? А их учителя?

Опасный вирус

Совершенно очевидно, что культура, литература и театр, в частности, являются нездоровым наростом на теле общества: они не приносят практической  пользы, а только поедают деньги, которые можно было бы переадресовать жилищному строительству или здравоохранению. Конечно, те, у кого есть склонность к актерству, писанию текстов, все равно будут упорно этим заниматься, но при этом они должны быть несказанно благодарны редким читателям и снисходительным зрителям, которые по старинной и загадочной традиции всё еще приглядываются и прислушиваются к пишущим и играющим.

В Таллинне с традиционным успехом прошел Международный фестиваль HeadRead, отражающий новейшие тенденции в современном мировом литературном процессе и знакомящий мир с литературой Эстонии. Театры готовятся к летним постановкам, завоевывая новые пространства, прибегая к новым формам и привлекая новых зрителей. Меэлис Кубитс вывозит в Петербург 1000 эстонцев с концертами, выставками, всевозможными выступлениями, как всегда поражая размахом своих идей и своей страстью к искусству. На книжных ярмарках толпится народ.

Но я все равно чувствую, что вирус, вызывающий неприязнь к искусству и культуре, постепенно проникает в души, коверкает жизнь детей, уродует нашу речь, влияет на наш способ общения; воздух отравлен некой радиацией антикультуры. Но пока еще длится инкубационный период, и многим кажется, что как-нибудь все обойдется...