Этот спектакль в постановке Прийта Педаяса в Эстонском театре драмы – история дружбы-вражды и любви-ненависти двух сильных личностей. Один из них играл свою роль плохо, но другой роли для него не было. Второй безупречно сыграл все три роли, отпущенные судьбой, за что был убит на ступенях алтаря и вскоре причислен к лику святых.
Педаяс поставил интеллектуальную драму Жана Ануя «Беккет, или Честь Божья» в идеальном интерьере – старинной церкви Св. Екатерины. Достаточно нескольких точно подобранных аксессуаров (сценограф Рийна Дегтяренко) и подчеркнуто приглушенной, напоминающей о сумрачном Средневековье световой партитуры (художник по свету Райдо Талвенд), чтобы перенести зрителя во вторую половину XII века, в эпоху английского короля Генриха II Плантагенета, который где мечом, а где дипломатией выстроил могущественную империю, включавшую, кроме его британских владений, Аквитанию, Нормандию, Анжу, Мэн и Тур на территории нынешней Франции. Словом, Генрих II был властелином половины Западной Европы: от Пиренеев до Шотландии.
Лучший друг короля-неврастеника
В пьесе Ануя король – лишь второй герой: неврастеничный, не уверенный в себе и принимающий роковые для себя и ближних решения. Первый герой – Томас Беккет, сначала лучший друг короля, которому тот доверял безраздельно, а затем его противник. Важнее в пьесе не политический аспект противостояния монарха и верховного архиепископа Англии, а развитие их отношений и характеров. Поступки Беккета определены его пониманием долга; то, как король исполняет свои обязанности, определяет его нестойкий, импульсивный характер.
Впервые в Эстонии эту драму поставил в 1972 году в Молодежном театре (ныне – Городской театр) Микк Микивер. Разница в возрасте (исторический Беккет был на 15 лет старше короля) подчеркивалась выбором исполнителей: Хейно Мандри (Беккет) был на 25 лет старше совсем молодого Лембита Ульфсака (Генрих).
Мрачный, грандиозный по мысли спектакль Микивера стоял на историческом фундаменте, придуманном Ануем. Для пьесы очень важно то, что Беккет – сын богатого сакса, который пошел на сотрудничество с нормандскими оккупантами, чтобы преуспеть в делах и дать сыну образование. С царствования Вильгельма Завоевателя прошел век, саксы вынуждены смириться с нормандцами, но не забыли и не простили; старая вражда тлеет, как пламя под пеплом.
Томас Беккет, лучший друг короля, архидиакон (звание, позволявшее мирянину после рукоположения в священники получить любой церковный пост) и канцлер, страдает от того, что предал свой народ, стал коллаборационистом: он предан королю и верно служит ему, пользуется всеми благами, но его душе нет покоя. Только став по настоянию короля архиепископом Кентерберийским, он обретает самоуважение: «Впервые в жизни в пустом соборе во Франции, где по вашему приказу я взвалил на себя эту ношу, я почувствовал за что-то ответственность. Я был человеком без чести. И вдруг я обрел эту честь, ту, о которой даже не мог мечтать, честь Божью. Честь непостижимую и хрупкую, как гонимое королевское дитя».
Реальный Беккет был норманном и боролся за права церкви против королевских посягательств, вероятно, по иным мотивам (мы о них не знаем), но в интеллектуальной драме действуют не реальные исторические лица, а воплощенные в героях комплексы идей – и вы догадываетесь, какой виделась концепция Ануя на сцене Молодежного театра в 1972 году! Тем более что сам Хейно Мандри после войны был осужден за принадлежность к какой-то тайной организации (точнее, за недонесение о ней), позднее амнистирован, но оставался неблагонадежным. Можете себе представить, сколько личного он вкладывал в эту роль.
Люди Средневековья
Время окрасило драму Ануя в иные цвета. На смену грандиозности концепции в сдержанном, скромном по выразительным средствам спектакле Микивера, где все лица, кроме двух, были фоном конфликта, пришла грандиозность формы, великолепие зрелища. Прийт Педаяс подкорректировал жанр пьесы. «Беккет» все-таки не до конца интеллектуальная драма: в ней есть и чуждый холодной мысли мелодраматизм, и юмор. Режиссер акцентировал эти качества пьесы, обнаружив в ней отблески средневековой карнавализации жизни: перед вторым актом все исполнители ролей второго плана исполняют на старинных музыкальных инструментах что-то вроде баллады той эпохи.
Интеллектуальных режиссеров и актеров и сейчас найдется немало, но публики, способной воспринимать воплощенную в образах борьбу мировоззрений и получать эстетическое наслаждение, сильно поубавилось. Любой театр неизбежно идет на компромиссы, и летние проекты – это особая статья. Здесь важнее красота зрелища, яркость актерской игры и – если идет речь о серьезной драме – могучие страсти. Все это есть и в «Беккете».
В спектакле очень мощные исполнители главных ролей: Индрек Саммуль – Томас Беккет и Роберт Аннус – Генрих Плантагенет. Впрочем, интересен весь ансамбль. Тийт Сукк, Таави Тепленков, Маркус Луйк и Юри Тийдус играют по несколько ролей – и в каждой выразительны по-иному: четверка баронов, хамов и тупиц, в которых трудно найти человеческие черты (они же станут рыцарями, которые зарежут Беккета в соборе), и четверо прелатов английской церкви, за привилегии готовых предать и продать кого угодно, и так далее.
Души главных героев раздирают иные страсти, грандиозных масштабов. И Беккет, и Генрих – люди Средневековья, для них трудны, а то и невозможны компромиссы. Они идут до конца. У каждого своя правда, и Генрих, капризный, взрывной, слабый (драматург несправедлив к историческому Генриху II: слабак и истерик не создал бы империю), способен искренне любить и искренне ненавидеть, более того, одновременно любить и ненавидеть бывшего друга – и страдать от этого.
Безупречный Беккет холоден и прямолинеен, он – по собственному признанию – не способен любить. Но при этом способен блестяще играть три роли, из которых только первой добился по своей воле: единственного друга и негласного советника короля, канцлера Англии и архиепископа Кентерберийского. Реальность несправедлива, она искажает чувства и разрушает отношения. Трагичны оба – но театр очень уж явно отдает предпочтение трагизму Беккета.
Трагедия перфекциониста
Беккет Индрека Саммуля слишком хорошо помнит, что он сакс. Богатство, власть и дружба короля не могут заглушить тоску по отнятой у его народа чести. Но Беккет привык. Шлюхи, оргии и азарт кровавых сражений успешно заполняют его душевную пустоту. Для короля он преданный, но, увы, не любящий друг. Он и сам не желает ничьей любви, закрывается от мира глубоких чувств. Саммуль замечательно показывает это в сцене с Гвендолин (Марта Лаан). Король, подняв Беккета на головокружительную высоту и вручив ему государственную печать с тремя львами, требует, чтобы канцлер уступил прекрасную наложницу. Отказать нельзя ни по долгу подданного, ни по долгу рыцарской учтивости.
Гвендолин: Если он завтра отошлет меня, мой повелитель примет меня обратно?
Беккет: Нет.
Гвендолин: Мой повелитель не любит никого на свете?
Беккет: Да.
Гвендолин: Ведь ты тоже – побежденной расы. Но, вкушая сладость жизни, ты забыл, что у тех, у кого вcе отнято, остается еще кое-что.
Беккет: Да, я, разумеется, забыл. У меня нет чести. Иди...
Беккет уверен, что лишен чувства собственного достоинства, его заменяет чувство превосходства. Дьявольская разница! Он не может думать: я хорош. Он думает: я такая же дрянь, как все вы, но все же лучше вас, умнее, талантливее, и я лучше всех играю положенную роль.
Беккет – перфекционист. Он во всем должен быть лучше всех. Остраненность и холодная ирония даже в отношениях с королем (которому он искренне старается быть полезным) сопровождают игру Саммуля весь первый акт. Перфекционист превосходно сыграет любую роль. Даже ту, которая не по душе. Он не очень хочет быть канцлером: ведь теперь придется распоряжаться, заставлять короля заниматься делами, а не развлекаться. Но это цветочки в сравнении с тем, что испытает Беккет, когда король назначит его примасом Англии. Беккет потрясен, он умоляет Генриха не делать этого. В игре Саммуля отчетлив евангельский мотив: «Да минует меня чаша сия». Он чувствует, что доверительным отношениям с королем придет конец, что, пойдя до конца (а иначе он не сможет), примет на себя мученический венец. Роль архиепископа для него – в том числе роль Христа.
Последний «ролевой» поступок: Беккет распродает роскошные одежды и драгоценную утварь, раздает деньги нищим. А дальше уже судьба «не читки требует с актера, / а полной гибели всерьез».
Бедный, бедный Генрих
Во втором акте Беккет неуклонно движется к мученической и героической гибели, и в центр постановки исподволь выдвигается Генрих – Роберт Аннус. Беккет прекрасно играет любую роль; Генрих плохо играет свою, но знает, что это единственная его роль и при жизни у него не будет дублера. Принимайте меня таким, какой я есть!
Беккет знает, что не любит никого и ничто, кроме чести Божьей; Генрих с детства имел все, кроме любви. Он лишен ее и на троне: его сын (Кармо Нигула) – вялый полуидиот, ненавидящий отца и способный при всей своей ничтожности создать тому серьезные проблемы. Королева-мать (Лайне Мяги) – зануда, лезущая в дела страны. Королева-жена (Бритта Солль) – скучная и амбициозная дура, годная только на то, чтобы рожать сыновей. Ануй погрешил против истории: Алиенора Аквитанская была великой женщиной – но об этом есть другая пьеса, «Лев зимой» Джеймса Голдмена.
Король до безумия нуждается в Беккете, тот для Генриха не просто друг, но еще и энергетический донор: он заряжается от Беккета умом, утонченностью, силой и, чтобы постоянно убеждаться в любви, иногда жестоко испытывает преданность Томаса. Когда Беккет, став архиепископом, отказывается повиноваться трону и возвращает государственную печать, король потрясен и обижен, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку.
В последний раз они встречаются на продутой ветром равнине: кутающийся в шубу, дрожащий от холода король – и одетый в черную рясу, обутый в сандалии, но не подающий виду, что и он мерзнет, Беккет. Дальше – роковая фраза: «Неужто никого не найдется, чтобы избавить меня от этого докучливого попа?», убийство в соборе и самобичевание Генриха, лицемерное раскаяние и восторженная эпитафия Беккету – все это для того, чтобы укрепить королевский авторитет и, опираясь на имя Беккета, раздавить мятежников. Даже из смерти любимого и ненавидимого друга можно извлечь пользу.
До чего же циничная вещь эта политика, господа!