Фонтаны били голубые

Олеся Лагашина Фото: Из личного архива

«Нас не надо жалеть. Жалеть никого не надо –

дикарей, декабристов, ди Каприо между льдин,

даже мамонтов; но когда вымерзает стадо,

все же должен остаться в музее хотя б один».

Михаил Поздняев

По поводу вероятного парада суверенитетов в Евросоюзе одни злорадствуют, другие беспокоятся лишь о собственном неясном будущем, но есть и те, для кого ЕС был не политической величиной или местом прописки, а символом новой, лучшей жизни (ау, светлое коммунистическое будущее!), которой теперь может и не случиться.

Мое поколение вступало в Европу одновременно со страной, и это казалось несомненным благом. Для нас это означало беспроблемную учебу в европейских университетах, новые путешествия, новых друзей, погружение в новые культуры. Вероятно, когда-то таким откровением был для советских молодых людей Всемирный фестиваль молодежи и студентов 1957 года – ты открыт миру, и мир открыт тебе. В этом счастливом возрасте, наверное, иначе и быть не может, но в нашем случае это совпало с реальным исчезновением границ и бюрократических препятствий.

Родина от Индии до Гондураса

Мои сверстники запойно учили иностранные языки – штук шесть в арсенале каждого не были чем-то из ряда вон выходящим. Уезжали за границу по всевозможным программам обмена – не потому, что здесь было безвыходно, а потому что было интересно. Кто-то оседал там, кто-то возвращался, но привозил с собой представление о том, как живет цивилизованный мир во всем его многообразии. С его «черными» кварталами и вторым поколением мигрантов в университетах, с глобализацией и протестами против очередной встречи «Большой восьмерки», с сытыми пенсионерами и пятой за месяц забастовкой профсоюзов.

Что мы вынесли из этого? Чужие страны переставали быть для нас вывесками и абстракциями. Те страны, в которых мы учились, для многих становились второй культурной родиной, – мы впитывали их анекдоты, песни, учились видеть историю их глазами. Помню, мы разглядывали с другом-итальянцем их семейный альбом, и какое-то взаимопонимание по умолчанию установилось между нами, когда он вдруг показал: «А вот это мой дедушка под Сталинградом». Никаких исторических обид, мы же все понимаем.

Мы разучились делать дурацкие обобщения «в Польше пшеки, они нас не любят», «итальянцы ленивы и не хотят работать», «французы очень себе на уме и никогда не впустят домой иностранца». Вся эта ерунда разбивалась о вполне конкретные имена и лица на общей фотографии – это Пётрек (с ним мы лазили в горы), это Уго (он знает тучу языков и переводит аргентинские стихи), это Мари (она, конечно, способна убить все утро на сооружение прически, но, в целом, вполне симпатична). Португалия – это Леонор, Гондурас (кто додумался произносить его с неправильным ударением?) – это Эди, Индия – это Ганеш. Наша личная география шагнула далеко за пределы Европы, и этот мир принадлежал нам. Мир с открытыми границами, открытым восприятием, равенством, любознательностью и отсутствием стереотипов. Безопасный мир.

По швам

Впервые он пошатнулся, когда упали башни-близнецы. Мы как раз прилетели с первой заграничной учебы, чтобы успеть увидеть этот прямой эфир и испугаться. В нашем мире такого быть не могло.

Но пройдет еще десятилетие с лишним, прежде чем этот знакомый мир затрещит по швам. Не то, чтобы мы были совсем наивны, чтобы не понимать, что все это где-то существует – махровые националисты, гомофобы, религиозные фанатики, сторонники традиционной модели семьи, где баба рожает, а бьют ее – значит, любят и т.п. Но всегда казалось, что преимущества европейских ценностей настолько очевидны, что отказаться от них по доброй воле невозможно. Живи – и дай жить другим, возделывай свой сад, уважай чужие ценности и помни о том, что человек – это тоже ценность сама по себе. И все это даже не в европейском, а в глобальном масштабе – в мире, где, кажется, вот-вот исчезнут границы. Надо только немного подождать.

Возможно, все это слюнявая ерунда и розовые сопли. Но что еще сейчас противопоставить миру, в котором ты не можешь без подавленного страха войти в аэропорт или сесть в парижском кафе? Миру, в котором один прохвост за другим, играя на человеческих страхах, уничтожает то, что представляло для нас ценность? Уничтожает тот мир, где мой однокурсник-албанец читает Бродского по-русски (да, я знаю, что не все албанцы читают Бродского). Где мы в компании украинки, русской, румынки, немца и итальянца отмечаем годовщину окончания Второй мировой. Где мой однокурсник из Индии женится на польке, моя однокурсница из Латвии любит чернокожего, а мой друг-итальянец живет со своим близким человеком, не беспокоясь за свою жизнь, которой теперь может грозить опасность только потому, что он гей.

Живи и дай жить. Это, конечно, универсальный принцип, но, кажется, именно в нашей Европе он стал основополагающим. Или, во всяком случае, так было задумано. Лучшей альтернативы не предлагают, да и существует ли она даже теоретически? Мы – не первое поколение, многообещающая юность которого вступает в период распада. Мы – не первые обманутые в своих идеалистических ожиданиях. Как те молодые британцы, которые голосовали против выхода из Евросоюза. Наши ценности проходят проверку на выживание. Но всегда остается шанс остаться хотя бы музейным экспонатом из эпохи европейского братства.