Для кого это существует Эстонская республика и ее кошелек, задается вопросом доцент регионального планирования Тартуского университета Гарри Раагмаа. Сегодня государственная политика в стране формируется в интересах всего одного процента или даже одного промилле населения – политической и деловой элиты, которая все меньше знает о реальных нуждах предприятий, о насущных бедах людей.
Был как-то в командировке по вопросам экономической географии в Бразилии. В дороге прочитал книгу нобелевского лауреата Джозефа Стиглица The price of inequality («Цена неравенства» – пер. с англ.). Стиглица беспокоит, что власть и деньги сосредотачиваются в руках все более узкой – т. н. один процент – глобальной элиты. Такое все более раскалывающееся как имущественно, так и социально общество не может устойчиво развиваться.
Недавно мне на глаза попались опубликованные в газетах мнения политиков. Что Эстония безумно мала. Что денег мало. Что если кто-то еще живет где-то в провинции, то пришло время перебираться в Таллинн. А когда население сокращается, то и государственные услуги сокращаются. Все это уже слышали не раз за последние двадцать лет. Эстонская элита повторяет эти лозунги как прилежный северокорейский школьник в документальном фильме «В лучах солнца».
Прежде всего, удивляет смирение с сокращением. В этом веке население Эстонии в результате негативного прироста население в Эстонии сократилось на 40 000 человек – как раз столько жителей в Пярну. 85 000 уехало за границу. Если так будет продолжаться, то через 250 лет в Эстонии никого не останется.
Природа не терпит пустоты. Пригодных для житья мест и питьевой воды на земле становится все меньше. Кому достанутся эти ресурсы? Что за люди будут в будущем населять Эстонию? Пережили столько оккупаций и повальных эпидемий, а теперь, когда имеется свое государство… Какая это к черту элита, которая спускает свой народ в демографический унитаз?
Для кого это существует Эстонская республика и ее кошелек? Только для таллиннцев? На самом деле в Таллинне живет (ночует) лишь 380 000–390 000 человек, и это число сокращается. Это меньше 30 процентов населения Эстонии. Харьюмаа растет. Это в основном за счет эстонцев, которые хотят жить на природе. Так что в Таллинне-Харьюмаа проживает 43, а в остальной Эстонии – 57 процентов населения страны.
С богатством все наоборот. В Таллинне есть предприятия и госучреждения с хорошо оплачиваемыми рабочими местами. Соответственно 52 и 62 процента ВВП Эстонии создается в Таллинне и Харьюмаа (с Таллинном). Но фактом является и то, что львиная доля государственных и европейских денег (в том числе и европособия) тратятся в Таллинне. Но почему-то экономика от этого не растет.
Тут актуальна старая шутка о том, что когда вырусцы приехали в столицу, то деньги уже были распределены. Тем не менее в последнее время экспорт растет за счет лесопилок Южной Эстонии.
Почему же столичные жители получают за налоги полный комплект услуг и бонусов, а бизнесменам и жителям окраин приходится рассчитывать только на самих себя?
Для кого работают эстонские чиновники? Только на себя или в интересах народа? Госучреждение должно не приносить прибыль, а обслуживать жителей и предприятия. И теоретически еще и оптимизировать общественные расходы.
На практике центральное учреждение, такое, как шведский банк, закрывает часть своих периферийных офисов и поднимает зарплату работникам центра. Насколько больше времени и денег приходится тратить предприятиям и жителям тех регионов, где закрыли местные филиалы, чтобы получить необходимые услуги в ином месте? Хоть кто-то вообще затруднил себя посчитать суммарные потери общества? Неужели то, что госучреждения сокращают рабочие места на периферии, и есть долгожданная государственная реформа?
Региональная политика Хельдура Меэритса, считающего города двигателями прогресса, проста (РМ, 11.07). Соберем людей вместе – сможем более дешево предложить услуги. При взгляде со стороны в Эстонии только два города. Остальное, за исключением Ида-Вирумаа, живописное место, где люди живут в маленьких городах типа Курессааре да Тырва и деревнях, как 80 процентов европейцев.
Урбанизация, а точнее метрополизация, означает не уплотнение населения в больших городах, а расползание их границ. Так что когда Хельдур Меэритс и Юри Мыйз зовут всех в Таллинн, то на самом деле они рекламируют выгодную для занимающихся недвижимостью дельцов хаотичную урбанизацию. Ведь дефицит позволяет взвинчивать цены.
Массовое переселение людей дорого обходится обществу. Кроме расходов на строительство новых жилых домов столько же придется потратить на инфраструктуру: дороги-трубы-сети, а потом еще детские сады-школы-центры здоровья, да еще найти для них рабочую силу.
Даже если вся Эстония переедет в Харьюмаа, то города мирового значения там не появится. Позиции города в мировом разделении труда зависят не только от численности населения. Базель и Оксфорд размером с Тарту, а в мире известны больше, чем Таллинн. «Город Эстония» с хорошим транспортным сообщением, из которого можно через Ригу или Таллинн за четыре-пять часов улететь в Центральную Европу, был бы альтернативой шведско-швейцарской модели урбанизированной страны, к которой можно было бы стремиться.
В расколотом обществе и городских пробках не рождается позитивная синергия. Северо-Восточная Бразилия превращается в пустыню. Нет ни воды, ни пищи. О работе и говорить не приходится. Беда заставляет людей перебираться в города. Там они не могут платить за квартиру. Только официально пятая часть, а практически до трети жителей Сан-Пауло и Рио-де-Жанейро живут в построенных на горных склонах из кирпича и бетона ящиках – фавелах. Воруют воду и электричество. Занимаются торговлей наркотиками и проституцией – надо же как-то зарабатывать.
В Рио-де-Жанейро проживающие в фавелах и пригородах люди среднего класса тратят по шесть-семь часов в день, чтобы добраться на работу. В Сан-Пауло богачи даже пользуются вертолетами, чтобы их не ограбили в пробках.
Большинство крупных городов Бразилии, как и их транспортные системы, развивались не по плану, а стихийно. Части районов фавел нет даже на картах. Правительство занялось ими только после того, как наркобароны реально стали угрожать взять власть в свои руки. «Занялось» в основном означает проведение полицейских облав и насильственное расселение из фавел без решения социальных и инфраструктурных проблем. Исключением стало время правления Лула да Сильва и Дилмы Русеф, когда экономика Бразилии быстро развивалась. Во многом этому способствовало рекомендованное Стиглицом улучшение экономического положения бедных.
Эстония – не Бразилия. Вместо урбанизации у нас имеются десятки обедневших промышленных и сельскохозяйственных поселений. Разница в том, что жители эстонской провинции уезжают работать в Финляндию и Австралию.
Общим для Бразилии, стиглицовских США и Эстонии является то, что государственная политика формируется в интересах одного процента или даже одного промилле населения – политической и деловой элиты страны. Элита все меньше знает о реальных нуждах предприятий, о насущных бедах людей на окраинах. С местными жителями и предприятиями не разговаривают. Под видом региональной политики и политики в области сельской жизни протаскиваются пригодные скорей для крупных городов решения.
Местная партийная элита поет те песни, которые от них ждут. Местные самоуправления, по сути, отсутствуют: поступления от налогов составляют лишь четыре процента от ВВП, к чему добавляют еще три процента от ВВП от государственных щедрот. А вот в Дании этот показатель составляет 37 процентов. Доля расходов местных самоуправлений в общественных расходах за десять лет снизилась с 22 процентов до 16. Попытку изменить структуру власти удушили еще в зародыше (например, Закон о региональном развитии). Закон об административной реформе приведет к еще большей концентрации власти в руках элиты Тоомпеа.
Этот один процент глобализованной и европеизированной элиты охотнее общается с Лондоном, Нью-Йорком и Брюсселем. Ее не интересует, что происходит на юго-западе от заправки Statoil. Часть культурной элиты даже от души веселится, клеймя «провинциалов» и их образ жизни: депрессивные малые города Эстонии, сериалы «Соседская девчонка», «Доктор Сильва». И сравните это с аналогичной британской кинопродукцией.
Вернемся к началу. Естественно, что часть политиков все-таки заботится о людях. У нас все-таки достаточно много политиков, чиновников и предпринимателей, у которых болит душа за успехи государства и народа. Это обнадеживает. Но государство должно защищать интересы 100 процентов населения, а не одного или даже 30 процентов.
В Бразилии есть и совсем не похожий на описанное выше регион. В штате Санта-Катарина живут потомки эмигрантов, приехавших в первой половине ХХ века из Северной Европы, Германии и Польши. Там прекрасно распланированные и чистые крупные города чередуются с небольшими городками и аккуратными сельскими пейзажами. Хоть сам там живи!