Евгения Смольянинова: навстречу песне душа раскрывает крылья

Евгения Смольянинова. Фото: Архив Евгении Смольяниновой

Высокий, переливчатый, как будто отрешенный от всего земного голос… Наверное, на небесах так поют ангелы. А на земле – Евгения Смольянинова, которая в середине октября приедет на гастроли в Эстонию. 

Открою страшную профессиональную тайну: перед тем, как начать беседу с кем-либо из знаменитых людей, ответственные журналисты читают интервью, которые эти люди давали другим журналистам – в том числе и безответственным. А поскольку последних немало, то одни и те же вопросы – на уровне «кто вы такой?» или «какой цвет вы любите?» – повторяются с завидной регулярностью, которой хочется избежать. На сайте Смольяниновой анонсированы сорок самых часто задаваемых ей вопросов, правда, открываются из них только четыре. Их, равно как почерпнутых из других источников, мы не задали, а что получилось с остальными – не знаю.

Почему нельзя просто жить

– Википедия сообщает, что ваш теледебют – это экранизация романа Горького «Жизнь Клима Самгина», в котором вашим голосом пела Дуняша. И вот хотелось бы спросить: а вам нравится сам роман?

– Нет, это мой второй фильм, а первым был «За Ветлугой-рекой», где я за кадром  исполняла песню, стилизованную под народную. «Клима Самгина» я прочла уже после того, как мне предложили эту работу.  Я вообще-то не являлась поклонницей Горького настолько, чтобы прочитать все, что он написал, и когда узнала, что это экранизация какого-то его произведения, подумала – наверное, «Мать» или «Васса Железнова». А режиссер сказал мне: «Нет, это вы точно не читали. Это особенный роман». Не могу сказать, что он мне очень понравился…

– Вот я искала человека, которому бы он нравился, и не нашла. И сама не люблю: он какой-то вязкий, тяжелый, тягомотный. Как вы думаете, почему вдруг решили экранизировать «Клима Самгина»?

– Но это вполне понятно, учитывая время –1987 год, то есть стремительно меняющийся строй, жизненный уклад… И в романе перелом – новые течения, явления, новые персонажи. И вдруг из всего этого месива, из этой каши, мучительно появляется  новый человек, новая идея. Все происходившее тогда морочило людей, меняло систему их координат. И очень знаковым был вопрос главного героя: «Почему нельзя просто жить?».

– А действительно, почему нельзя?

– Да потому, что жизнь устроена так, что все время приходится совершать выбор, и есть времена, когда этот выбор может стать фатальным. А еще в «Климе Самгине» выведен замечательный типаж – «объясняющий господин». Эту характеристику я с тех пор использую. Но вообще этот роман нравиться не может, он не для того был написан, чтобы нравиться. Были вопросы, которые волновали самого Горького, и он пытался на них ответить как мог – не гениально, но талантливо.

– Но так или иначе вы согласились на эту работу.

– Это была очень интересная работа, светлое пятно в моей жизни. И в итоге она привела меня на сцену. Раньше я никогда не пела романсов, только народные песни, кроме того, я встретилась на съемочной площадке с потрясающими профессионалами – композитором Николаем Мартыновым, с чудесным звукорежиссером, с народным ансамблем Дмитрия Покровского… Да и сам режиссер Виктор Титов – яркий, артистичный. Он мне объяснял, как нужно петь на сцене, как вообще нужно петь романс.  Мне было всего двадцать два года, и получить в этом возрасте такую высокую планку для преодоления – милость Божья. Работа требовала максимума отдачи, и эта ответственность в определенном смысле меня сформировала.   

– Но вот многие, как и я, впервые услышали ваш голос – или обратили на него внимание – в финальных кадрах фильма «Вход в лабиринт». Это я опять же прочитала в Интернете, что многие. И что вы после этого стали известной.

– Я с этим не согласна. Еще раньше меня показали в очень популярной в то время программе «Взгляд», но, откровенно говоря, я не знаю той точки, того момента, с которого я стала известной. Это было как-то постепенно. А что касается «Входа в лабиринт», так я только после его выхода на телеэкран узнала, что там использовали мою запись. Кстати, романс «В лунном сиянии» я записывала для «Клима Самгина», но он в фильм не вошел.

– А почему, как вы считаете, в «Лабиринте» использовали  именно его?

– Сие есть для меня тайна.

Цветы и деревья

– Но у вас вообще богатая фильмография, в кино вас любят. Как вы думаете, по какой причине?

– Может быть, из-за оригинального звучания голоса, которое всегда ищет кинематограф: там нужны самобытные голоса.

– И первый, очень удачный опыт романса пришелся на кино. Раньше романс не был вам близок?

– Нет, не был близок. Был далек. Видимо, не время было мне петь романсы. Но я до сих пор считаю, что народная песня важнее – в ней заключена сила, мудрость. Народная песня напоминает нам о тех временах, когда народы не были разделены, о древнем свойстве  человеческого голоса – не говорить, а петь: это если судить с точки зрения музыканта.  Отголоски этой древности живут в народных песнях, и когда я пою их, испытываю удивительное чувство соединения – и со всем человеческим миром, и с теми, кто жил до меня. А романс – это частность, ему всего-то лет двести, а тому, который мы знаем, и вообще – лет сто. Это красивый изящный цветок на общечеловеческом древе, но само древо – народная песня. И если ты знаешь древо, ты можешь любоваться цветком, но не наоборот.

– Но есть же люди, которые любят романс, но не любят народных песен.

– Ну, если человеку не нужно той силы, которую они дают… Но я таких не встречала. Народная песня удерживает ту самую систему координат, о которой мы говорили, нравственное положение вещей. Ее особенности неисчерпаемы.

– Из того, что вы сказали о свойстве человеческого голоса не говорить, а петь, можно сделать вывод, что в песне для вас важнее мелодия, чем стихи?

– Нет, не сказала бы. Мелодия, безусловно, важна, но главное для меня – сочетание музыки и слов, гармония между ними. Как правило, выдающаяся мелодия сочетается с выдающимися же словами, плохие стихи на хорошую музыку – редкость. Требования к стихам в романсе – одни, в других жанрах – другие, а в народной песне я выбираю и слова тоже, и если они мне на душу не ложатся, пусть даже хорошие, – я эту песню не пою. А бывает, что на одну древнюю мелодию есть разные тексты – два или даже три, то есть с годами меняется поэтическое наполнение музыки.          

– Например?

– Достаточно известных нет, но вот, например, есть песня, один вариант ее – про доброго молодца, который с горя не ест, не пьет и не дает корма своему вороному коню, а второй – мать обращается к сыну с вопросом, кто ему дороже – она, жена или теща.

– Неужели теща?

– Нет, и даже не жена – мать.

– Как мать мальчика могу сказать, что это правильный подход.

– Я тоже – как мать мальчика – считаю его правильным (смеется).

Или – или

–  И уж если мы заговорили о стихах к песням, давайте поговорим о собственно поэзии. В одном из интервью вы назвали своими любимыми поэтами Пушкина, Анну Ахматову и… Наталью Ануфриеву, которая, боюсь, не известна широкому кругу любителей поэзии, не говоря уж об остальных. Это так?  

– Да.

– Но Ануфриева – это ведь наивные девичьи перепевы той же Ахматовой. Какое ее стихотворение ни возьми – тут же понимаешь, под воздействием какого ахматовского она его сочинила.

– Я так никогда не воспринимала. Может быть, вы говорите о ранней Ануфриевой – тогда да. Ахматова для меня более архитектурна и кристальна, на нее очень сильное влияние оказала среда, воспитавшая ее как поэта. У Ануфриевой, конечно, нет ахматовской значимости, но ее значимость для меня ближе к человеческому легкому языку… И ее умение говорить с Богом делает ее более значимой в связи с ее смирением, а не с величием.  То есть я имею в виду религиозную составляющую, а не страстные женские стихи. Провести столько лет в ссылке, в репрессии и не озлобиться, а сохранить любовь к Богу, благодарность к Нему, принять Бога как родного…

– Но разница в силе дарования все равно налицо.

– Может быть, потому, что у нее не было того поэтического круга, который был у Ахматовой. Тюремная жизнь Ануфриевой, ее одиночество… Бог был ее единственным светом и радостью, и эти стихи говорят моему сердцу очень много, избегая сложностей, непростых метафор, – не понимая которых, нельзя читать Ахматову. Она, если так можно выразиться, очень стильная и всегда поддерживала этот стиль, а Ануфриева – совсем другое. Я не ранние ее стихи имею в виду, они, конечно, очень дневниковые, и это не слишком удачный старт. Ситуация такова: ты – не поэт, но ты не можешь не говорить. А она себя поэтом и не ощущала, и так и не увидела ни единой своей напечатанной строчки.

– Хорошо, тогда спрошу: почему Ахматова, а не Цветаева?

– Я никогда еще не отвечала на этот вопрос… Цветаева мне не близка, и мне как-то трудно об этом рассуждать.  Наверное, для меня в ней многовато импульсов.

– То есть вы хотите сказать, что Цветаева для вас слишком откровенна, слишком обнажает свою душу, выворачивая ее практически наизнанку?

– Нет. Давайте скажем так. Цветаева – чудесная, но я не могу читать ее потому, что помню, как она ушла. И для меня каждое ее стихотворение – как будто ниточка, ведущая к ее уходу. И я не хочу туда идти! Это как в детстве, когда ты смотришь фильм и знаешь, что герой погибнет, выключаешь телевизор. Мне больно читать ее стихи.

– В продолжение темы «или – или». Вы долго жили в Петербурге, потом переехали в Москву. Так что – Петербург или Москва?

– Неужели обязательно надо «или – или»?

– Обычно – во всяком случае, у нас – люди делятся на страстных поклонников или ненавистников Петербурга и Москвы. Пусть даже не страстных, но предпочитают один город другому. Так что выбирайте – одно или другое.

– И то и другое. Не только для меня, но и для многих. У меня есть подруга, сейчас ей уже 91 год. Она всю жизнь прожила в Петербурге, а во время войны защищала Москву. Что значит любить город? Я, например, очень люблю Таллинн, в который в первый раз меня привезла еще моя мама. И каждый раз, когда я к вам приезжаю, брожу по Старому городу и вспоминаю – как мы с мамой по этим улочкам гуляли, куда заходили, где мне мама конфет купила… Но это не значит, что я не люблю Ригу или Вильнюс.

– Не уходите от ответа.

– Пока я жила в Петербурге, я понимала, что это красивый город, но повседневность его скрадывала – ну и что особенного, я тут живу. А сейчас приезжаю – наслаждаюсь, это лучший город Земли! А Москва – город моего детства, в котором мы бывали каждый год, – все караванные пути из Сибири проходили через Москву, и мы там всегда на несколько дней задерживались. Я вот что вам скажу:  хотела бы жить и там, и там. Я думаю, что многие люди хотели бы жить на несколько городов, но, к сожалению, возможности наши  куцые. Не можем мы так – дорого, да и по ряду других причин тоже. А если бы могли, многое бы было по-другому.

– А что вам дала ваша родина Сибирь?

– Силы, мужество, способность выживать, не отчаиваться. Может быть, эти качества сибиряков обусловлены тем, что, как говорится, дальше Сибири не сошлют. И когда человек это знает, в нем появляется особый стержень.

– И последний вопрос. Как живется на земле человеку с ангельским голосом – одновременно бесстрастным и таящим в себе огромную гамму чувств? И что чувствует сам этот человек?

– Как я живу? Это как в песне Пугачевой – так же, как все, как все, как все. А чувствую – я не знаю, что чувствуют другие, но думаю, что то же самое. Естественно, у меня есть то, что отличает меня от других исполнителей, и это делает меня другой, но такая тайна заключена в каждом: даже если он сам этого не осознает, всегда проявляется то, что человек думает, ощущает. А пение открывает двери или хотя бы маленькое окошечко в сердце того, кто поет. И если людям нравится, они смотрят в это окошечко. Душа человека, как мне кажется, просит красоты и в чувстве тоже стремится к гармонии. Так бывает во сне: то, что мы редко открываем, вдруг начинает звучать в образах, в чувствах… Как в детстве, когда каждый был чист, а его мир был миром бабочек и муравьев, прекрасным садом, а не тяжким грузом. Душа раскрывает крылья навстречу песне и переживает то, что, может быть, никогда еще не переживала.

Справка «ДД»

Евгения Валерьевна Смольянинова

Родилась в 1964 году в Новокузнецке.

Училась в музыкальной школе в Кемерово, в музыкальном училище в Ленинграде.

Первое выступление как певицы состоялось в 1982 году в ленинградском Дворце молодежи.

В 2005 году была удостоена премии «Национальное достояние России» Международного благотворительного фонда «Меценаты столетия», в 2007-м –  награждена орденом «Святой княгини Ольги» Русской Православной Церкви и орденом «Торжество Православия» Общественного фонда «Народная награда».

Песни и романсы в ее исполнении прозвучали в фильмах «Жизнь Клима Самгина», «Садовник», «Вход в лабиринт», «Мусульманин», «Китайский сервиз» и многих других.