Колонка Елены Скульской: семейный патриотизм

Елена Скульская на премьере фильма об Анне Политковской Фото: Viktor Burkivski

Альбомы с семейными фотокарточками, семейные традиции и семейная история нужны человеку для того, чтобы он не чувствовал себя посторонним в этом мире, считает писатель Елена Скульская.

Несколько дней назад мне довелось побывать в Египетском музее Турина, считающемся одним из самых значимых в мире по величине коллекции и уникальности экспонатов.

В каждом доме должен быть музей

Конечно, после всех фильмов, где сфинксы с отбитыми за тысячелетия носами приведены в первозданный порядок, а ярчайшие краски саркофагов приумножены кинематографическими изысками, оригиналы уже не производят того впечатления, на которое рассчитаны. Но сами мумии, максимально приближенные к вам, – музей устроен так, что в узких залах-коридорах вы вплотную подходите к не защищенным от прикосновения реликвиям – заставляют содрогнуться.

Собственно, вы идете по разрытому кладбищу, по санпропускнику ада, и трупы, обмотанные специальными поблекшими коричневыми бинтами, лишенные запаха, но, несомненно, источающие энергию тления, бренности, распада, пыли, насильственной сохранности того, что давно должно было обратиться в прах, – сопровождают вас, как некие безглазые и безмолвные Вергилии. Мумия кошки, крокодила, бабуина, женщины, мужчины... И, наконец, сувенирный отдел музея, в котором продаются ручки в виде только что забальзамированных мумий и разнообразных богов, отвечающих за царство мертвых.

Разумеется, мои невежественные впечатления – вопрос веры и эстетического воспитания. Трупы должны быть преданы земле или сожжены на погребальном костре. Так повелось в моей культуре со времен древнегреческой Антигоны. И с раннего детства я боялась, что меня заставят посетить мавзолей в Москве, где лежали сначала два трупа, потом остался один...

Еще раз повторюсь, что все это – вопрос этической привычки. А веду я разговор к тому, что в каждом доме – для меня и в идеале – должен быть свой маленький музей, который сохраняет, изучает и умножает семейные реликвии; думается мне, что такие музеи важнее всех иных исторических музеев мира.

Когда-то было принято иметь альбомы с семейными фотографиями. Гостя, напоив чаем, усаживали на диван – и бесконечно рассказывали ему о прадедах на смутных дагерротипах, о бабушках, испуганно таращащихся в фотообъектив, о дядьях и тетках на групповых снимках. Потом это стало считаться малоприличным, как коврики с оленями на водопое. И совершенно напрасно! Просто не нужно томить фотоснимками гостей: альбомы нужны человеку для того, чтобы он не чувствовал себя посторонним в этом мире!

Семейные реликвии

Некоторое время назад у меня в гостях побывала известная фотохудожница. И с тактичностью, присущей молодости, спросила, оглядывая стены моей квартиры, сплошь увешанные картинами разных художников, осматривая полки книг с автографами знаменитостей минувшего века:

– А что же со всеми этими реликвиями будет, когда вы умрете? Эти бесценные вещи могут пропасть, а ведь здесь уже готовый музей!

Дело сейчас, конечно, не во мне, а в том, что мы все без исключения всю жизнь храним и собираем какие-то памятные лично для нас вещи – не только книги и фотографии, не только картины, но и записки, тетради, подарки дорогих людей, грамоты и медали предков, иногда их одежду, иногда детские вещи, охотничьи трофеи, сувениры... Для чего?

Уверена, что подсознательно мы выстраиваем семейную историю, что подсознательно мы нуждаемся в семейном патриотизме гораздо больше, чем, может быть, в патриотизме государственном. У меня есть добрый знакомый, который отменно знает свою родословную от XVI века, когда его предки поселились в одном из домов на Ратушной площади. Эти знания умножают его чувство собственного достоинства; он никому не навязывает рассказы о своих прапрапрадедах, но многое может понять, перебирая семейные реликвии.

Совсем не случайно у Булгакова в «Мастере и Маргарите» родословная героини восходит к «одной из французских королев» XVI века: этот сомнительный и, как может показаться, бесполезный вымысел помогает автору придать скучающей домашней хозяйке царственную осанку, умение восхищаться всем, что делается блистательно, проявлять царственное великодушие и такую же стойкость.

Много лет назад Юхан Вийдинг, игравший Гамлета, уверял меня, что эта роль потребовала от него углубления в собственную семейную историю, долгого распутывания клубка, который в конце концов должен был привести к пониманию того, как именно держал в руке кубок датский принц.

Частная история

Любая история создается людьми. И летописи, и авторские труды лишь тщатся быть объективными, на самом деле они всегда согласуются с временем, идут ему навстречу, пытаются ему угодить и так или иначе с ним договориться. В противном случае эти исторические версии не доходили бы до нас. Так уж получается – это общее место, – что мы всегда переписываем и переделываем наше прошлое в угоду нашему настоящему.

Большой мировой истории это наносит нестерпимый вред, наше прошлое становится совершенно смутным; время от времени по поводу прошлого разгораются смертельные конфликты, которые невозможно разрешить, которые несут горе и беду сотням и тысячам людей. Но над своей частной историей вы властны сами, и если никому ее не навязывать, она может обрести статус былины, сказания, легенды, помогающей жить лично вам.

Кто же, мечтательно вздыхая, не говорил: «Моя мама была в молодости первой красавицей!» Далеко не у каждого это могут подтвердить сохранившиеся фотографии, но каждый при этом имеет полнейшее право на маму-красавицу-в-молодости, на прадеда, который, например, руками сгибал подковы, на прапрапрапрадеда, который раздал имущество бедным и пошел странствовать с сумой или, напротив, выйдя из крепостных, стал купцом второй гильдии.

Это частная, интимная история, которая имеет полное право преображаться, меняться, обретать невероятные черты, впрочем, она может быть совершенно честной, жесткой, категоричной, – как кому нравится. Пока она остается частной историей, предназначенной только для семейного пользования, она помогает жить человеку и никому не вредит.

Мне кажется, жадный интерес к частной жизни знаменитостей – их беременностям, разводам, сексуальной ориентации – есть производное от недостаточности собственной семейной истории, производное от равнодушия к корням, которые, если на них не обращать внимания, постепенно покидают землю и несутся по песчаной пустыне, пригодные лишь на корм верблюдам.

В романе Маркеса «Сто лет одиночества» гениально описано круговое движение всё новых и новых поколений одной семьи, одного рода. Одинаковые имена девочек, одинаковые имена мальчиков, несколько повторяющихся характеров, несколько повторяющихся судеб, одинаковые страхи и одинаковая печать одиночества на челе. Редкий читатель, даже если он неоднократно перечитывал роман, может выстроить последовательность этих поколений. Но это и не нужно читателю. Это нужно только той семье, которая основала не существующий на карте мира город Макондо и стала обживать его.

Нам никто не мешает создать у себя дома свой маленький Макондо и заселить его так, как нам кажется правильным и даже идеальным. И собирать свои реликвии, и следовать своим традициям, и создавать новые, и рассматривать старые фотографии, у которых был такой белый ободок, по которому вырезали с помощью специального трафарета фигурное кружево, чтобы красивее смотрелось в альбоме.

Слишком много своих страстей мы тратим на то, что происходит за пределами наших семей; время от времени следует возвращаться домой.