Анна Вершик: разрушение механизма, воспроизводящего сегрегацию, имело бы стратегическое значение

Анна Вершик. Фото: Postimees.ee

Русскоязычная школа – механизм, воспроизводящий языковую и социальную сегрегацию, а она таит опасности и для эстонского языка, пишет редактор Доклада о развитии человеческого потенциала, филолог Анна Вершик в Postimees.

Сохранение эстонского языка и эстонской культуры – основа существования эстонского государства. Между тем мир благодаря мобильности людей и инфотехнологиям становится всё более открытым. Возросла роль и расширился ареал английского как международного языка общения (лингва франка). Уезжают за границу и многие эстонцы, чтобы жить там временно или постоянно.

Язык развивается во времени и различается по регионам. Сегодня эстонский совсем не таков, каким был сто лет назад, – каждое поколение меняет язык по-своему. Но грозят ли такие перемены эстонскому языку?

Изменение языка – естественный процесс

Язык – не только средство общения, не только совокупность слов и грамматических правил. То, как мы используем языковые ресурсы, обусловлено как непосредственным контекстом, так и тем, кто мы есть, кем себя считаем и какие роли играем.

Несмотря на изменения структуры и лексики, язык может оставаться символом для данной группы людей. Переменчивость запрограммирована в самом языке. Его развитие неизбежно, и развивается он как по внутренним, собственно языковым, так и по внешним причинам: на язык влияет политическая ситуация, его престиж и статус, количество его носителей.

Угрожающие сохранению языка факторы – внешние. Они связаны скорее с культурой и идентичностью, скажем, с нежеланием связывать себя с определенной группой или осуждением каких-то носителей языка и желанием от них дистанцироваться.

Опасна для языка и ситуация, когда его непросто использовать, например, слишком узок круг общения на данном языке. Сюда же относятся радикальные и трагические ситуации, когда под вопрос ставится физическое существование носителей языка, среди прочего это депортация и геноцид.

Язык не умирает, заимствуя слова. Если рассматривать любой язык исторически, в нем обязательно отыщется немало чужеродного материала и в лексике, и в семиотике, и в грамматике. Русский язык, на котором говорят в Эстонии, существенно отличается от русского, на котором говорят в России, а также от вариантов русского, на которых говорят в Латвии или на Украине.

Причиной заимствования может быть не отсутствие аналогов и угасание языка, а иная реальность: в эстонском русском заимствованные слова соотносятся с конкретными понятиями в специфически эстонском контексте – и более точно передают их значение. Английские заимствования в эстонском сами по себе – это еще не признак опасности. Сохранять язык – значит передавать его следующим поколениям, а не оберегать его слова и модели от изменений.

По большей части жители Эстонии многоязычны. Для маленького народа это неизбежная потребность и жизненная необходимость. Многоязычный человек обычно не отождествляет себя со всеми языками в равной степени и не считает, что принадлежит ко всем группам носителей языков, которыми владеет.

Многоязычный эстонец, владеющий английским, немецким, русским, финским и другими языками и без проблем общающийся с носителями этих языков, может считать своим один лишь эстонский язык. Только эстонский может быть близок его сердцу.

Многоязычие не противоречит политике одного государственного языка. Один госязык важен для Эстонии именно как символ, однако мы – маленький народ, и знать много языков для нас – жизненная необходимость.

Интернет замечательно объединяет зарубежных эстонцев. Для тех, кто живет за границей, выучить и сохранить эстонский – задача, требующая усилий. Контактировать с другими носителями языка помогают и современные технологии. Скажем, живущие в Финляндии эстонцы общаются в группах в социальных сетях. Там они получают помощь и ответы на свои вопросы и просто общаются на эстонском языке. Интернет не только способствует распространению английского и других крупных языков, он также объединяет малые народы и носителей языка, которые живут за границей.

На развитие и сохранение языка влияет и миграция. Это касается как живущих за рубежом эстонцев, так и тех, кто приезжает жить в Эстонию. Частично проблемы уходят корнями еще в советские времена – скажем, попытка обособиться и жить исключительно в своей языковой среде, в том числе географически. Разноязыкие общины контактируют недостаточно, отсюда – физическая и ментальная сегрегация, в итоге миграция влияет на сохранение как языка, так и идентичности.

Во многом виноват СССР

В правовом и социолингвистическом аспекте нельзя сравнивать живущих в Эстонии советских переселенцев и их потомков ни с т.н. коренными меньшинствами (ливы в Латвии, русские староверы в странах Балтии), ни с иммигрантскими меньшинствами (поляки в Великобритании и Ирландии). Несмотря на разглагольствования о дружбе народов и всеобщем равенстве, на деле в советское время только у русскоязычных людей было право оставаться моноязычными – у других такого права не было.

Языковые требования могут тяготить живущих в Эстонии русских, люди могут скучать по советскому прошлому и моноязычию. По сути, это остаточное стремление к сегрегации, желание создать моноязычный мир. Обе языковые общины в Эстонии достаточно велики, чтобы обойтись без соприкосновения с другой общиной.

Изменение количества знающих эстонский неэстонцев в сравнении с последней советской переписью 1989 года показывает, что третье-четвертое поколение иммигрантов – это на деле первое немоноязычное поколение. Из опроса Института прав человека 2015 года следует, что чем моложе отвечающий, тем вероятнее, что он заговорил на эстонском в раннем детстве.

Важна связь между знанием эстонского и признанием значимости языка: те, у кого эстонский на достаточно хорошем уровне, ценят этот язык.

Еще одно отличие между эстоно- и русскоязычными проявляется в связке между знанием эстонского и английского. Согласно комментарию профессора Тийта Таммару к статистике, по-английски эстоноязычные говорят чаще, чем русскоязычные, в том числе молодежь.

А значит, эстоноязычные ориентированы на большой мир, в то время как русскоязычные ориентированы в основном на русскоязычное инфопространство.

Нам нужна общая система образования

Про обучение эстонскому часто рассуждают в том ключе, что нет смысла осложнять кому-то жизнь двуязычным обучением – скорее следует увеличить число уроков эстонского языка. Несмотря на кажущуюся логичность, этот подход не помогает. Даже если уроков эстонского в школе много, в сегрегационной среде не возникает мотивации использовать эстонский и создавать связи за пределами привычной языковой среды.

Люди в какой-то мере овладевают языком, но его не используют: им это не нужно. Результат – ограниченные возможности в сфере высшего образования и на рынке труда. Разрушение механизма, воспроизводящего языковую и социальную сегрегацию, имело бы определяющее стратегическое значение.

Вместо сохраняющихся с советского времени двух параллельных школьных систем следует создать единую систему среднего образования с возможностью при желании изучать русский и другие языки и культуры.

Куда примкнут новые иммигранты? Было бы опасно, если б они приноравливались к уже действующей сегрегационной модели: более успешные в социально-экономическом плане, более молодые иммигранты в основном из Европы при выборе места жительства схожи с эстонцами, а те, кто прибывает из бывшего СССР, – с русскоязычными.

Возможно, некоторые новые иммигранты так и будут говорить по-английски, полагаясь на хорошее знание английского у местной молодежи. Исключением могут стать единичные интеллектуалы и активисты гражданского общества, которые в последнее время едут к нам из России, – они могут думать о себе как о русскоязычных, но не отождествляют себя с РФ как с государством и считают эстонский политический климат вполне для себя подходящим. Черный сценарий – сохранение параллельных общин, пополняющихся новыми приезжими, причем разделение лишь углубляется.

Перевод с эстонского.