Директор «Новой оперы»: я терплю что угодно, кроме безразличия

, журналист
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Дмитрий Сибирцев.
Дмитрий Сибирцев. Фото: архив

Директор московской "Новой оперы" – о предстоящем Фестивале Чайковского в Хаапсалу, маэстро Эри Класе и о том, почему постановки русских опер должны быть классическими.

Уже совсем скоро, с 28 июня по 1 июля в Хаапсалу пройдет организованный Eesti Kontsert Фестиваль П.И. Чайковского. Главным гостем фестиваля станет московская «Новая опера» – один из лучших оперных театров России. Портал Rus.Postimees продолжает рассказывать о людях, которые будут представлять «Новую оперу» в Эстонии.

Сегодня наш гость – директор театра, пианист Дмитрий Сибирцев. К слову, на Фестивале Чайковского Дмитрий Александрович выступит именно в этом качестве – 30 июня он вместе с солистами «Новой оперы» исполнит арии и дуэты из русских опер в историческом актовом зале гимназии Видемана.

– У «Новой оперы» – старые и добрые связи с Эстонией, – рассказывает Сибирцев. – Один из наших главных дирижеров, Эри Клас, оставил в истории «Новой оперы» значительный след, хотя расставание с ним – еще до моего прихода в театр – было неоднозначным: тогдашнее руководство не интересовалось его проблемами со здоровьем, в конечном итоге Эри Клас из театра ушел, и этот уход было для него обидным. Я очень рад, что уже после этого мы с ним случайно встретились в жюри «Золотой Маски» – и восстановили отношения.

И я был безумно рад тому, что Эри Эдуардович получил премию «Золотая Маска» за честь и достоинство, наш театр считает эту «Маску» и своей тоже. Его вклад в то, что происходило с театром, переоценить невозможно: Эри Клас подхватил театр в тот момент, когда он лишился основателя и художественного руководителя, Евгения Владимировича Колобова – и «Новая опера» осталась на плаву. После Эри Класа то же самое благородное дело продолжает наш маэстро Ян Латам-Кёниг. Получилось так, что дирижерского безвременья в театре просто не было.

– Это правда, что в «Новой опере» Эри Класа называли просто «наш Эри»?

– Да. У меня вообще ощущение, что Эри Клас был всегда. Я был студентом – Эри уже был... Он обладал удивительно спокойным чувством юмора, всегда давал точные оценки творчеству других музыкантов. Он очень любил в оперных постановках классическую составляющую, в этом смысле мы с ним двигались в одном направлении. Были планы нашего приезда на ваш фестиваль «Биргитта».

Эри Клас был настоящим музыкальным фанатиком, на таких людях держится многое: они – энтузиасты, они смотрят на музыку не как на продукт, который надо продавать, несмотря ни на что, а как на искусство, с высочайшими образцами которой зрителей нужно знакомить, иногда даже испытывая определенные сложности. В наше время, когда всё нужно делать быстрее, и если опера у композитора длится три часа, давайте ее исполним за два, а лучше – сделаем какой-то дайджест, когда шоу-бизнес стал оказывать на культуру большое влияние, –в эту эпоху такие люди, как Эри Клас, нужны как воздух.

Кстати, именно благодаря Эри Класу «Новая опера» продолжила работать с директором Eesti Kontsert Юри Лейтеном – и в результаты мы едем на Фестиваль Чайковского.

– Как вы отреагировали, когда вам поступило предложение стать первыми гостями нового фестиваля?

– Идея организовать фестиваль Чайковского – это история из того же ряда: стремление сделать что-то красивое, значимое, пусть на небольших площадках, которые заведомо не окупаются. Когда возникло такое предложение, мы расценили его как очень лестное для «Новой оперы» и постарались минимизировать расходы где только было можно, чтобы приехать. Да, если сравнить условия нашей поездки в Хаапсалу с условиями гастролей в Израиле, в Ирландии, в Австрии, это величины несопоставимые. Но здесь много моментов, которые нас привлекают, и музыка Чайковского – в первую очередь. А еще, мне кажется, мы выполняем важную функцию культурных дипломатов, посланников искусства – показываем, что мы готовы к общению.

И, конечно, я был очень рад тому, что Юри Лейтен предложил сделать камерную программу. Я сам играю редко, но все равно основной профессией считаю профессию аккомпаниатора.

– Насколько важно для вас то, что музыка Чайковского будет исполняться в маленьком западноевропейском городе с настоящим замком, городе, который оставил след в судьбе и творчестве композитора?

– Меня такие вещи всегда вдохновляли. У меня был опыт таких выступлений в Австрии, в Испании – в замках, в соборах, на площадках, где работать – одно удовольствие. На таких концертах нет казенщины. Мы много выступаем – и в правительственных дворцах, и в залах-трансформерах, – но от таких аутентичных площадок, как настоящие средневековые замки, мы просто обалдеваем. Это площадки для души.

Правда, тут я должен оговориться: мы не разделяем выступления в родных стенах и гастроли, для нас важно, чтобы человек, который выходит с концерта, знал: артисты отработали на сто процентов. Я вообще терплю всё, кроме безразличия. Не могу видеть, как музыканты что-то делают с отсутствующими лицами.

– Интересно, что на фестивале будут исполнены и последняя опера Петра Ильича, и его последняя симфония, автобиографическая и самая философская из всех...

– Программа фестиваля – результат переговоров маэстро Яна Латэма-Кёнига с принимающей стороной. Ян у нас очень любит решать сложные задачи, и прочтение именно этой симфонии для него – это творческий вызов. Он всегда вдумчиво и интересно читает русскую музыку, а Патетическая симфония ему интересна тем более.

И в опере «Иоланта» в музыке заложено куда больше, чем в сюжете, и мне даже кажется, что концертное исполнение оперы в чем-то интереснее и правильнее, чем собственно спектакль. В «Иоланте» бездны смысла – и в очень глубоком образе Эбн-Хакиа, и в том, что происходит в душе короля Рене, и во взаимоотношениях героев вплоть до Марты, Бертрана и Альмерика.

– Какую роль играет Чайковский в вашей жизни?

– Петр Ильич – уникальный композитор. Когда я был маленький, в моей жизни был город Пермь и театр имени Петра Ильича Чайковского, в котором были поставлены все оперы композитора. Представьте себе, что первой оперой, которую я увидел в свои четыре года и восемь месяцев, была опера «Опричник». В ней главную теноровую партию пел мой папа, Александр Сергеевич Сибирцев. И уже тогда я понял, что Чайковский – это серьезно.

Так что когда я осознал, с каким огромным интересом эстонская сторона относится к этому фестивалю, я сразу решил, что поеду обязательно, – как обычный музыкант, не выполняя директорских функций...

– «Иоланта» будет исполнена в Хаапсалу скорее в концертной версии и, во всяком случае, не в той авангардной постановке, которая шла в «Новой опере» несколько лет назад. Как вы сами относитесь к новаторским постановкам?

– Мне вспоминается история с итальянцем Пьером Луиджи Пицци, который приехал ставить в Большом театра «Сомнамбулу» Беллини. Его спросили: в каком стиле вы будете ее ставить? Он удивленно ответил: «Я – итальянский режиссер, я ставлю классическую итальянскую оперу, и любой итальянец в такой ситуации будет руководствоваться только тем, что написал композитор». Итальянцы всегда делают классические постановки, такое у них отношение к своему культурному наследию. Более того, когда в Италию пытаются привезти постановку другого плана, итальянская публика ее обязательно забукает...

Я считаю, нечто подобное могло бы быть и с русской оперой на русской сцене. Тем более, что русские композиторы были не дураки: они всегда всё четко прописывали в ремарках. Так что когда ставятся непонятные эксперименты, мне всегда делается неловко. Ни поставленная до меня «Иоланта», ни «Пиковая дама», которую ставили уже при мне, не удержались в репертуаре театра. Для нашей публики это неприемлемо, она желает видеть, скажем, вполне определенного Германа. У Чайковского четко написано: «Герман встает на колени и поет “Прости, небесное созданье...”» Можно как угодно это назвать – скрепы, еще как-то, – но следовать ремаркам композитора, я уверен, правильно.

Что до авангардных постановок, наш молодой режиссер Екатерина Одегова поставила не так давно два спектакля, «Саломея» и «Фауст», и в этих операх история сделана достаточно современной, но грань не перейдена. Всегда хочется понимания: зачем режиссер сделал то и это? И не мешает ли это взаимоотношениям героев? Современное режиссерское сообщество может тут меня не поддержать, конечно. Но уж такой я есть, я таким воспитан...

– Какой зарубежный оперный театр для вас – эталон?

– Для меня таким остается «Ковент-Гарден» начала 80-х. Именно тогда там были поставлены «Богема», «Сказки Гофмана», «Митридат», «Травиата»... Это был неизменно высочайший музыкальный уровень с потрясающми певцами, всегда яркие и красивые постановки не последних режиссеров, выдержанные в классическом стиле. Если сравнивать этот театра с «Метрополитен», я бы сказал, что «Мет» все-таки держит зрителей на расстоянии, а «Ковент-Гарден», наоборот, приближает их к себе.

Меня привлекают и постановки Глайндборнского фестиваля, иногда экспериментальные. Я помню, как Английская национальная опера поставила «Риголетто», перенеся действие в XX век и сделав герцога мафиози, – тогда у всех был шок. Но вот что важно: в програмке того спектакля было четко сказано, что действие перенесено в такое-то время, Герцог – кличка героя, Риголетто – его бармен и так далее. Мне кажется, это очень важно: не обманывать зрителя. Зритель, который ждет классической постановки, должен ее и увидеть, иначе стоит честно написать: наш спектакль – другой.

Комментарии
Copy
Наверх