Эстонский язык живет в малоизвестной деревне у большого сибирского болота (2)

Яанус Пийрсалу
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Клава Ярик открывает свой магазин "Виктория", который они держат с мужем Вальтером.
Клава Ярик открывает свой магазин "Виктория", который они держат с мужем Вальтером. Фото: Jaanus Piirsalu

На границе сибирской тайги и Васюганского болота целая деревня Николаевка говорит на сочном южно-эстонском диалекте, но на родине в Эстонии о них неизвестно почти ничего. 

ГЛАВНЫЕ ГЕРОИ

Вальтер Ярик (64) – собственник местного магазина и снабженец. Правильная фамилия была – Ярг, но в советское время была изменена на Ярик.

Клава Ярик (девичья фамилия Лангер, 59) – хозяйка местного магазина и продавщица, жена Вальтера.

ВТОРОСТЕПЕННЫЕ ГЕРОИ

Раиса Менская (67) – в 1968-1996 работала учителем и классным руководителем в местной начальной школе. Школу закрыли в начале 2000-х годов.

Лариса Приманн (47) – заведующая клубом, крупнейший собиратель домашних историй в деревне. Три года назад сфотографировала все дома деревни и сделала из этих фотографий карту деревни.

Херманн Приманн (47) – бывший председатель совета деревни (1996-1999), держит пасеку. Брат Клавы.

Мила (Людмила) Лангер (61) – жена Херманна, сестра Вальтера.

Владимир Подсадников (58) – фельдшер деревни. Один из немногих русских в деревне, но эстонский язык понимает. 

Николаевка - это не только эстонская деревня, где люди говорят на эстонском языке с южно-эстонским диалектом, но не умеют ни читать, ни писать на этом языке. За Верхним Суэтуком это единственная деревня в России, где я побывал за последние десять лет, лучше всех сохранившая эстонский язык. Но на родине об этой российской деревне эстонцев знают лишь единицы.

Даже по российским понятиям деревня Николаевка находится на краю света: рядом с крупнейшим в мире, по размерам, даже больше Эстонии, Васюганском болотом на границе Западной Сибири, в 700 километрах от Новосибирска. Дорога от деревни ведет в никуда. Единственная ведущая в деревню дорога, которая начинается от местного районного центра Кыштовки (заместитель руководителя района и прокурор по национальности эстонцы), в нашем понимании это – 50-километровая лесная и полевая дорога, которая после дождя становится совершенно непроходимой для обычного автомобиля. Даже автобус из районного центра не каждый день заезжает в Николаевку.

Именно поэтому эта деревня осталась эстоноязычной и эстонской, поскольку они живут – как бог на душу положит: русские и многочисленные для этого региона татары и казахи не особо забредали так близко к болоту. После распада Советского союза людей, попавших в деревню непосредственно из Эстонии, можно пересчитать по пальцам одной руки.

В деревне я испытал легкий шок, когда услышал, насколько они смогли сохранить знание эстонского языка. В том числе и молодежь, которая переезжает из деревни в многомиллионный Новосибирск, что является редкостью для молодых эстонцев, живущих в России.

После того, как я уехал из деревни, встретил в Новосибирске выходца из Николаевки 27-летнего Сергея Прикманна, который говорил хоть и на корявом, но абсолютно понятном эстонском языке. «Мы постоянно, когда встречаемся или созваниваемся, говорим с сестрой на эстонском языке, - сказал Сергей, который очень мечтает побывать в Эстонии. – Нужно еще заработать денег. А для этого нужно больше думать головой».

Но писать и читать по-эстонски не умеет большая часть жителей Николаевки потому, что они этому никогда не учились. По словам Анну Корб, которая изучала сибирских эстонцев, такая же история и с сетуской деревней Хайда в Красноярском крае, где сетуский язык еще в ходу, но писать ни на сетуском, ни на эстонском языке уже не умеют.

Скоро в каждом доме Николаевки появится собственный настольный телефон, за который нужно заплатить 3000 рубля (42 евро). / Яанус Пийрсалу.
Скоро в каждом доме Николаевки появится собственный настольный телефон, за который нужно заплатить 3000 рубля (42 евро). / Яанус Пийрсалу. Фото: Jaanus Piirsalu

Клава: «Моя бабушка, Хямара Линда, родилась в 1902 году уже здесь. Прадедушка, Кеввай Самуэль, приехал из Эстонии. Но откуда он приехал – ничего не знаю. Когда мы были молодыми, нас эта история не интересовала. Теперь конечно было бы… Но эстонцы тут заканчиваются. Еще 10-15 лет эстонский язык тут будет и тогда все».

Вальтер: «В старости тут было как минимум 50 домов и человек 200 тут жили точно. Теперь всего 28 домов. Я сейчас пересчитаю. (Он считает так: сначала с одной стороны улицы, потом – с другой, всего коло 50 человек. Вся Николаевка – это одна длинная улица, около полутора километровЯ.П.) В соседней Березовке живут еще 20 эстонцев, все они уехали из Николаевка. (До Березовки – шесть километровЯ.П.)

Клава: «Когда 13 лет назад я еще была почтальоном, то у меня тут было 88 пенсий. Все они теперь уже умерли. Но 50 человек еще живут. У одной женщины муж – русский, и у одного мужчины жена – русская. Все остальные – эстонцы. Но в магазине все говорят со мной по-эстонски. Тут все говорят по-эстонски. У меня дети говорят со мной на эстонском языке, когда мы созваниваемся по телефону». (Сначала я в это не поверил, но позже Клаве позвонил 36-летний сын из Кургана, и Клава говорила с ним по-эстонски: «Я не могу сейчас говорить, перезвоню тебе позже». После разговора Клава почему-то сказала: «Трудный язык этот эстонский язык».Я.П.)

Вальтер: «Только ругаются все на русском языке. Эстонский язык хороший, чистый язык, мы его не оскверняем. Только слово «kurat» говорим иногда».

Лариса: «Каждый праздник я собираю людей тут в клубе, делаем концерты. Сами поем, частично на эстонском языке: «Я хотела бы быть дома» или «Мои красивые синие глаза». Мы остались втроем, те, кто тут поет: я, Лангер Марина и Репкова Лариса. Раньше у нас был девичий ансамбль, назвался Vikerkaar, но последние девочки уехали в город. (Ансамбль «Радуга» действовал в 2000-2011 годахЯ.П.) Конечно, отмечаем Иванову ночь. Танцевали вокруг костра, но мошкара долго не дала. Пошли в клуб. Время было около четырех часов, когда люди разошлись».

Клава: «Все, кто знали эстонские песни, умерли. Эстонские танцы мы еще танцуем: караян, танец кузнеца (танцуется под песню кузнеца), полька. Брат Вальтера играл на гармошке, а мы все отплясывали танец кузнеца. Теперь брат Вальтера умер, на Иванову ночь некому было играть. Так жалко!»

Вальтер Клаве: «Говори по-эстонски!» (В какой-то момент Клава перешла на русскийЯ.П.)

Клава: «Мы тут все говорим на сибирском эстонском языке. Настоящий эстонский язык мы не понимаем».

Лариса: «У нас «omõpõrõnõ“ (своеобразныйрус.) эстонский язык».

Вальтер: «Я знаю, что это такой язык, на котором у вас на говорят на юге. Но я не был в Эстонии. Не знаю, где она находится. (Смеется). Раньше дети были маленькими, а теперь нет денег».

Клава: «Я же не умею читать по-эстонски. В школы мы учили немецкий и буквы. Я по-своему могу прочить на эстонском языке, но смысла не пойму».

Херманн: «А я умею читать по-эстонски. Ты пришли нам свою газету, глянем, что ты о нас написал. Нам приятно, что нас не забыли. Только поп, или как это по-эстонски, который приезжает сюда из Новосибирска». (Имеется в виду пастор сибирской лютеранской церквиЯ.П.)

Раиса: «Когда я еще работала в школе, то на переменах все дети говорили по-эстонски. А в 1970-х появился телевизор, только тогда дети стали больше понимать по-русски. А то было так, что шли в школу и не знали русского языка. До того, как в Крутихе в 1960-х открыли восмьилетку и была только школа на четыре класса здесь в деревне, то эстонка редко выходила замуж, или эстонец женился на ком-то другом. А когда начали ездить в школу в Крутиху, то начали больше знакомиться с другими молодыми».

Лариса: «Тут обычно брали жену из своей деревни. Но если жить вместе сто лет, то все становятся родственниками. Возьмешь одну, возьмешь другую, смотришь – мы же родственники». (Смеется.)

Лариса Прикманн с дочерью Юлией. Юля уже много лет живет в Новосибирске, но эстонский язык она не забыла. / Фото: Яанус Пийрсалу.
Лариса Прикманн с дочерью Юлией. Юля уже много лет живет в Новосибирске, но эстонский язык она не забыла. / Фото: Яанус Пийрсалу. Фото: Jaanus Piirsalu

Раиса: «Мы существуем тут, это уже никакая не жизнь. Ноги так болят, что просто невозможно больше терпеть. Ну, на самом деле, все болит, со всех сторон».

Клава: «Все начали существовать после того, как пришел Горбачев. Так мы тут и перебиваемся до сих пор. Даже дороги больше нет».

Вальтер: «Я каждое утро езжу в семь часов (в Кыштывку) за товаром. Если идет дождь, то дороги нет, но на Ниве можно пробраться. Иначе, ни одна машина не пройдет, но Нива хорошая машина. Поверь мне».

Раиса: «Самым лучшим временем был Советский союз. Никто богатым не был, все жили одинаково. Деревня была такой красивой, повсюду были сады, нигде не было крапивы. Молодых было много. Но тут исчезла «вирма» и все пошло. У нас была очень передовая вирма». («Вирмой» она называет местный колхоз «Красная Звезда» - Я.П.)

Вальтер: «После того, как колхоз развалился, я сказал мужчинам: создадим свою вирму. Десять лет занимались, но тут я умыл руки: солярку воровали, урожай воровали. Смотрите сами, как сможете, я всегда найду себе работу. Я уже с 17 лет начал шоферить. Много лет работал на севере на «Уралах» (грузовые машины Я.П.). В 1972 году я был в Вилюйске (город в ЯкутииЯ.П.), там было минус 72 градуса! А обычно было минус 55-60 градусов. Как осенью заведешь машину, так она и работает до весны, выключать мотор не решались. Только если нужно было поменять масло, останавливали».

Клава: «Путин дал эту волю: делай, что хочешь. Но никакого толку нет. Путин должен приехать и посмотреть, как мы тут живем! Мы еще годик тут проживем. Тогда переедем к детям в Омск. Нам еще хорошо, что есть куда к детям ехать. А тем, у кого нет детей? Они должны тут умереть! Это – медвежий угол, где мы живем. Предки приехали сюда, и теперь мы тут мучаемся. А что делать? Судьба такая».

Раиса: «Смотри теперь, что делают: начали всем телефоны раздавать. Деревня вымирает, и теперь сюда добралась цивилизация» (Мобильной связи в деревне, конечно, нет, настольные телефон до сих пор были только в паре домов и в фельдшерском пунктеЯ.П.)

Клава: «Тут люди вымирают. Умереть в 50-60 – это обычно, в основном – рак. Тут же радиация: в Васюганское болото падают ступени ракет. Мужчины из соседней деревни привезли ступень домой, и сделали из нее разные вещи. Совсем дураки, это же все радиация. Ну и таких семей, которые не пьют, тут, может быть, пять штук. У меня Вальтер не берет ни капли. И мы в своем магазине морро не продаем. Это все делают, и к нас пьяницы не ходят». (Морро Клава называет водку. Слово происходит от эстонского «mõru» - горькая – рус. – Что касается загрязнения, то траектория стартующих с Байконура ракет такова, что их вторая ступень обычно падает в Васюганское болото, что несет с собой загрязнение ракетным топливом, которое не успело сгореть во время подъема Я.П.)

Лариса: «Я заведую клубом с 2010 года. Сейчас я на полставки и получаю 4000 рублей (60 евро) в месяц. Раньше была на полной ставке, тогда было хорошо, получала 13 000 рублей (185 евро) в месяц. Справляемся, у нас огород и животные. Продаем молоко, мясо и овощи. Скажи, сколько человеку нужно денег? (Говорю, все тратится, сколько не заработайЯ.П.) И если денег нет, все равно справишься!»

Вальтер: «А я говорю, что если ты так не сидишь, то голодным не останешься. Нужно, конечно, крутиться, но из сада и леса получит тут все. Каждый раз, когда идешь в лес, то четыре-пять ведер грибов получишь всегда. Раньше у нас было 40 свиней, больше содержать не можем. Мы, конечно, много вкладываем в картошку. Собираем картошку две недели, 450 мешков!»

Местный житель Вальтер Ярик говорит по телефону. Мобильной связи в деревне нет, а настольные телефоны были только в паре домов и в фельдшерском пункте. / Фото: Яанус Пийрсалу
Местный житель Вальтер Ярик говорит по телефону. Мобильной связи в деревне нет, а настольные телефоны были только в паре домов и в фельдшерском пункте. / Фото: Яанус Пийрсалу Фото: Jaanus Piirsalu / Postimees

Владимир: «Я работал киномехаником, тогда пошел закончил медицинскую школу. В 1983 году закончил и направили сюда. Я только тут работал. Когда приехал, то у меня в списке были 230 взрослых и 80 детей. Сейчас у меня 60 человек, из них 20 – пенсионеры. Детей трое: двухлетний Богдан и двое ходят в девятый класс. (Мать младшего Богдана тоже эстонка Ояперве НастяЯ.П.). Последние роды принял 15 лет назад. С лекарствами у нас нормально, как везде. Хорошо с этим нет нигде. Зарплата 10 000 рублей (145 евро) в месяц. Все время сокращают, хотя я считаю, что должны платить больше, за то, что ты тут работаешь. Жена (Ярик Мила) у меня санитарка на 0,7 ставки, ее зарплата 4000 рублей (60 евро) в месяц».

Мила: «Разве это больница? Там только уколы делают». 

Местный фельдшер Владимир Подсадников. / Фото: Яанус Пийрсалу
Местный фельдшер Владимир Подсадников. / Фото: Яанус Пийрсалу Фото: Jaanus Piirsalu

Раиса: «Нам много историй рассказывали, как тут прошел 1937 год. Даже с детьми не дали попрощаться. Босоногими выводили, только маленький мешок с собой. Отправляли отсюда в Куйбышев (город в Новосибирской областиЯ.П.) и там расстреливали».

Клава: «У нас было то же (в семье). Белые пришли, сабли к боку и увезли».

Раиса: «Это были не белые. Это была уже наша милиция».

Клава: «Кто трудился, кто лучше жил, всех сделали кулаками. У моего деда были десять коров и десять лошадей, сделали кулаком и расстреляли».

Вальтер: «Васюганское болото начинается у меня тут за садом. Через болото, в 300 километрах – Томск. В 1937 году многих увезли отсюда еще дальше в болото. Подумай, тут уже полная тайга! В прошлую осень у нас тут медведи много плохого натворили, пришли в деревню и разбили ульи, тогда их застрелили. А сам я больше рыбак». (В подтверждение последнего Вальтер ищет фото недавно пойманного в пруду соседнего колхоза 16-килограммого карпа и рассказывает, как он полчала его вытаскивалЯ.П.)

Клава: «Люди живут тут в лесу, но лес должен разрешить. В прошлом году мы получили разрешение только в июне. Куда ты пойдешь в лес, если полно мошкары. Другие занимаются сеном, а мы должны заниматься лесом!» (На следующий день к Ярикам пришла соседка Ольга, которая сказала, что начинают возить лет – с расстояния в полутора часах езды на тракторе!Я.П.)

Вальтер: «Что я хотел спросить у тебя об Эстонии… Ааа, там тоже есть вирмы? Работа есть?» (Под вирмами он подразумевает последователей колхозов в сельском хозяйствеЯ.П.) «И я тут удивлен, что вы в Эстонии так поздно выходите на пенсию, у вас там кто-то доживает до нее?»

Мила: «Заберите нас с собой в Эстонию, так нет так много мошки!»

________

Место, данное богом​

По данным Аугуста Ниголя, сто лет назад основательно исследовавшего эстонские деревни на царско-российской территории, переехавшие в Сибирь во время Столыпинских реформ эстонцы основали Николаевку в 1887 году, то есть одновременно с тем, как в 300 километрах от нее была основана Беличья деревня (Oravaküla). Жители обеих деревень были родом из одной местности – прихода Вастселийн Южной Эстонии. 

Единственная улица Николаевки. / Фото: Яанус Пийрсалу
Единственная улица Николаевки. / Фото: Яанус Пийрсалу Фото: Jaanus Piirsalu

О первых жителях деревни известно, что эти были Гяммер Юхан со своей женой Мийной и семью детьми, а также Кеввай Адам с женой Трийну и шестью детьми.

Согласно живущей в Николаевке легенде, на самом деле первые прибывшие из Эстонии должны были обосноваться в другом месте, но по дороге сюда, во время остановки, женщинам понравилось именно это место, и они сказали: мы не пойдем дальше, это место дано нам богом. После мужчинам нужно было просить разрешения, чтобы остаться именно здесь.

Во время Первой Мировой войны в получившей еще в Царское время название деревне Николаевка жили 300 душ и было 45 хуторов. «Ни школы, ни молельного дома не было», - писал Нигол. Эстоноязычная школа все же после появилась, одним из учителей был человек с красивым именем Оскар Ламбакахар.

В 1931 году в деревне основали колхоз, в который в 1937 году вступили 75 семей, всего – 333 человека. В это же время большая часть мужчин деревни стали жертвами сталинского террора. Во Второй Мировой войне погибли 37 жителей деревни, преимущественно эстонцы. Из большого семейства Гяммеров погибли восемь мужчин.

После войны в деревне поднялась волна отъездов. Многие переехали в Оравакюла, поскольку там жизнь была легче. Переезжали и обратно в Эстонию. К 1988 году в деревне оставались 48 домов и 158 душ. Самой известной жительницей деревни тогда была животновод Ольга Ояпер (Ояперв), которой в 1971 году было присвоено звание Героя социалистического труда.

В конце 1990-х, побывавшая в Николаевке исследователь фольклора Эстонского музея литературы Анну Корб насчитала в деревне 193 жителя, 156 из которых были эстонцами. Тогда Корб высказала мнение, что в березовской школе, в которую ходили дети из Николаевки, могла бы быть перспектива для обучения эстонскому языку. Сейчас в школу в Березовку ходит всего один эстонский ребенок. 

Жду помощи от читателей, родившихся в эстонских деревнях!

Очень прошу помощи от людей, которые сами родились в эстонских деревнях на территории бывшего Советского союза или чьи родители родом оттуда. Я жду ваших воспоминаний, или воспоминаний ваших родителей или родственников, а также фотографии об их жизни в тех деревнях. Также меня интересует всевозможная информация о том, как в таких деревнях живут сегодня. Пожалуйста, пишите мне на адрес jaanus.piirsalu@gmail.com, или на адрес редакции газеты Postimees: Jaanus Piirsalu, Postimehe uudistetoimetus, Maakri 23a, Tallinn, 10145.

Яанус Пийрсалу

Комментарии (2)
Copy

Ключевые слова

Наверх