Март Раннут: Зарплата и госязык

Март Раннут. Фото: Egert Kamenik

Применительно к национальным группам различия в зарплатах довольно заметны: в Эстонии разница в уровне оплаты труда эстонцев и русских составляет примерно 15%. Вдобавок показатель безработицы среди русских намного выше, считает языковед Март Раннут.

Равенство является понятием, ко­торое не обязательно распространяется на зарплату: кто-то зарабатывает больше соседа, а кто-то меньше. Применительно к национальным группам различия в зарплатах заметны: в Эстонии разница в уровне оплаты труда эстонцев и русских составляет примерно 15%.

Вдобавок показатель безработицы среди русских намного выше (по данным Касеора и Трумма 2008 года — в два раза), выше и уровень преступности: русские в два-три раза чаще, чем эстонцы, попадают в тюрьму. По этой части Эстония не отличается от других стран: во многих из них различия в зарплате и связанных с этим характеристиках между коренным населением и населением иммигрантского происхождения намного контрастней.

По этой причине распространенное накануне Иванова дня в СМИ утверждение, что от владения государственным языком зарплата не зависит, противоречит действительности и в научном мире ново. В основе этого утверждения лежали исследования экономиста Оття Тоомета и социолога Герли Ниммерфельдт, в которых, наряду с другими любопытными результатами, рассматривалась взаимосвязь между владением языком и зарплатой. В обоих исследованиях использовалась т.н. субъективная оценка респондентами своего владения языком.

Данный метод хотя и позволяет расположить языки в соответствии с применением их в своей среде и зафиксировать изменения по этой части, однако реальное владение языком они все-таки не определяют, для этого существуют соответствующие тесты. Языковеды скептически называют соответствующий метод «определением языкового самоощущения», при этом расхождения с реальностью здесь могут быть пугающими, например, в начале 1990-х годов проведенные с помощью этого метода исследования показали снижение в Нарве уровня владения эстонским языком!

Оценка здесь зависит от конкретной языковой среды, от образования и его типа (языковое погружение, школа с эстонским языком обучения, обыкновенная русская школа), от языка домашнего общения и друзей, привычек потреблять СМИ и от многого другого. Например, в ходе проведенного в 2009 году исследования некоторые медицинские работники из Южной Эстонии отметили, что плохо владеют эстонским языком, хотя в языковом тесте они не допускали ошибок, в то же время некоторые их коллеги из Нарвы, полагавшие, что хорошо владеют эстонским, были не в состоянии обнаружить у пациента otsmik (лоб. — Ред.), а выражение «süda on paha» (тошнит. — Ред.) понимали как «инфаркт».

Взаимосвязь между владением эстонским языком и дальнейшей карьерой рассматривалась и ранее (например, исследование 2005 года Эльвиры Кююн), при этом полученные результаты ясно свидетельствовали о том, что те, кто имел в русской школе более высокие оценки по эстонскому языку, в дальнейшей жизни (5 лет спустя) также добивались больших успехов. То, что они не просто отличались более высокой успеваемостью и предположительными способностями, подтверждается тем, что в жизни преуспели и те, кто в школе особо не блистал, однако при этом одним из домашних языков у них был эстонский.

Когда в 1990 году на работе были введены требования владения эстонским языком, количество тех людей, которым приш­лось по этой причине подтверждать свое владение языком, составляло около 80 тысяч. В связи с увеличением удельного веса обслуживающего персонала имеется вероятность, что сейчас эта цифра значительно выше.

Именно здесь выше удельный вес женщин, при этом на руководящих должностях, на которых требуется владение государственным языком, в т.ч. и письменной речью, преобладают мужчины. Среди квалифицированных и неквалифицированных рабочих, преобладающих среди русского населения, зачастую не возникает потребности во владении эстонским языком.

У сформировавшегося отношения к языку имеется статусная подоплека. Налицо т.н. сегрегационное противостояние: при слабом владении государственным языком возникает противостояние по отношению к государству, в котором это требуется. Возникает ощущение ассимилятивного давления, которое связано не с посягательством на родной язык и национальную культуру (этого может и не быть), а с преподаванием государственного языка и требованием владения им.

 И здесь Эстония тоже не является исключением, во многих странах Европы с многочисленными иммигрантскими общинами наблюдается такая же тенденция.

Причина кроется в воспроизводящей наше общество системе образования: нынешняя система русских школ имеет сегрегационный характер, она ограничивает формирование общего чувства «мы» и порождает языковую дискриминацию, ограничивая возможность усвоения равного с эстонской школой стандарта письменной речи.

Результат именно таков, каковым мы его видим: выпускник русской школы крайне редко становится чиновником, работающим с эстоноязычной документацией, или руководящим работником (по данным Марье Павелсон, различие здесь более, чем в два раза), обычно вершиной карьеры для него становится уровень квалифицированного рабочего.

В последнее время в связи с повышением уровня владения разговорным эстонским языком в русских школах (госэкзамен!) резко возросла занятость русских в сфере обслуживания. Вместе с тем для производства продавцов гимназия является не самым целесообразным выходом.

Результаты исследования Ниммерфельдт и Тоомета содержат еще кое-что интересное. Оба автора отмечают в качестве негативной тенденции изоляцию русских: друзья среди эстонцев являются для них маргинальным явлением, проживание и обучение проходят раздельно. В качестве положительного решения указывается срочная служба в армии, которая вольно или невольно приводит к появлению новых друзей и формированию эстоноцентричного мировоззрения. Но эта возможность распространяется только на небольшую часть русскоязычного населения. По утверждению Ниммерфельдт, значительная часть русскоязычного населения живет рядом с нами, но не вместе с нами.

Связь с нашим обществом является территориальной, основанной на идентитете местности, охватывающей рабочее и жизненное пространство. Вместе с тем внутренний настрой (отождествление на основе культуры) так и остается не достигнутым, поскольку отсутствует интегративная сеть общения и проживание в едином информационном пространстве и среде общения.

Данные Оття Тоомета относитель­но сокращения различия в зарплате сопряжены с повышением уровня владения эстонским языком в последние годы, когда на рынок труда вышла русская молодежь, лучше, чем прежде, владеющая эстонским языком. Взаимосвязь между владением английским языком и размером зарплаты, видимо, обусловлена способностями: в программе русской школы изучение английского языка начинается позже, чем в эстонской школе, и результаты оказываются хуже. Таким образом, владение английским языком может быть достигнуто посредством более основательного и систематического образования, что, видимо, и является причиной более высокой зарплаты.

Исследования также показали, что распространенное среди социологов Эстонии рассмотрение фактора национальности в качестве важного критерия не является обоснованным, поскольку русские не считают данный критерий существенным. Измерять следует объективный уровень владения языком и его взаимосвязь с окружением, только тогда мы сможем избежать распространяемых СМИ ложных интерпретаций данных.