Сергей Фурманюк: Мне не о чем говорить с Русским театром

Актер Сергей Фурманюк Фото: Фото: Станислав Мошков

Поводом для встречи с теперь уже бывшим актером Русского театра драмы Сергеем Фурманюком была его поездка в Польшу, в Институт Ежи Гротовского, на мастер-класс известного режиссера Анатолия Васильева. Но разговор состоялся не только об этом.

Одиозный, странный и гениальный Анатолий Васильев уже несколько лет живет и работает в различных городах Европы. Кроме постановок спектаклей, которые неизменно являются событиями для театральной общественности, он проводит актерские и режиссерские лаборатории, попасть в которые можно, только пройдя жесткий конкурс. Сергей Фурманюк этот отбор прошел.

Пролог: Васильев – российский Арво Пярт

– Расскажите о том, как вы открыли для себя театральную систему Васильева.

– Когда я учился в школе-студии МХАТ, Анатолий Александрович Васильев приходил к нам на курс. Возник интерес к его творчеству, я стал посещать его спектакли в «Школе Драматического Искусства», на что мои педагоги сказали: «Будь осторожнее – затянет, это же секта, это театр, где не нужен зритель...» Васильев уже тогда говорил: я не могу работать в России. Сейчас он дает мастер-классы для актеров и режиссеров по всей Европе. В лаборатории во Вроцлаве мы работали над методикой театрального языка: анализировали драматургию Чехова, «Чайку», «Дядю Ваню» и «Вишневый сад», занимались методологией разбора, этюдной практикой, диалогическими сценами и построением монолога. Постигали самое главное, суть театрального языка, который, к сожалению, совершенно не изучается сегодня в педагогической практике. А если коротко, то Васильев структурировал мой мозг.

– Европейский театр сейчас интереснее российского?

– Я уже не первый раз езжу работать в Институт Гротовского, и я вижу, чтó там происходит, и не только там, но и по всей Европе. Уровень театра, культуры вообще значительно превосходит наш собственный культурный опыт. Существуют живые традиции, духовная практика, а это и есть наш с вами фундамент, который мы, к сожалению, обмениваем на скидки в универмагах и халявные контрамарки. В прошлом году мы с Татьяной Егорушкиной ездили на театральный фестиваль в Авиньон, там, поверьте, было на что посмотреть. Мы вернулись в «наш» театр, а никому и дела нет до этого... Я хочу от всего сердца, открыто поблагодарить Союз театральных деятелей Эстонии за то, что они предоставили нам такую возможность. Благодаря СТД мне удается получать богатейший опыт, но ведь мне хочется и делиться им, но Русскому театру это не интересно, а мне это, как минимум, странно.

– Давайте вернемся к Васильеву...

– Мамона в его методике напрочь отсутствует. Видимо, поэтому он и один сейчас. У меня сразу провелась параллель с Арво Пяртом. Когда-то Арво Пярт был изгнан из Союза композиторов Эстонии за то, что писал православные каноны, теперь он национальный герой, а Васильев – заслуженный деятель искусств Российской федерации – изгнан из своего театра, в этом есть какая-то историческая закономерность и невежество... Васильев говорит, что каждая секунда твоего существования – это святой момент. Мы не можем поступать с жизнью небрежно и пошло. К сожалению, этому опыту нас учат исключительно мировые катаклизмы. Актеру нельзя стараться, нельзя хотеть, чтобы что-то получилось. Если будем стараться, получится лишь обычное перемещение физического тела в пространстве.

Кульминация: природа театра по Васильеву

– Странно звучит. Нам же всю жизнь твердят: старайся, старайся... А оказывается, стараться не надо.

– Ощущение жизни должно быть в животе. Это как любовь. Ее невозможно объяснить, но ее чувствуешь. Герман Гессе писал: «Объяснить мы можем друг друга, но понять мы можем только сами себя». Я бы здесь добавил: через опыт переживания, через духовную практику. Театр ведь бывает разный. Надели костюмы, выучили текст, развели мизансцены, вышли и... вот вам спектакль. Звезду пригласили – опять спектакль. Говорят, что спектакль – это зрелище. Но ты выйди на площадь, позови пятьдесят человек и вели им медленно сесть-встать. Они будут садиться в течение минуты и вставать в течение минуты. Это уже будет шоу, которое соберет определенное количество людей. Это уже будет зрелище, но искусства тут нет. Души нет, жертвы, посвящения, отдачи себя. Дело ведь в чем-то другом...

– А кусок хлеба?

– Я в последнее время предлагал дирекции начать сотрудничество с разными театрами. Лаборатории из Италии, Франции, Польши всегда готовы приехать и ставить у нас, делиться опытом... Странно себя начинаешь ощущать, когда ты хочешь работать, а руководство тебе отвечает, что у них нет денег и места. При этом крыша театра ремонтируется уже в четвертый раз за пять лет, фасад театра – второй. Два репетиционных зала, малая сцена, большая – четыре площадки постоянно простаивают! Посчитайте, сколько премьер было в прошлом сезоне, и сравните с первым сезоном после открытия. Разница ощутимая.

– Есть ли практическая польза от такой учебы, кроме упорядочивания мозгов?

– Если вы имеете в виду дальнейшую работу... Я хочу строить свой театр. Есть здесь группа дорогих мне людей. Это Ирина Томингас и Ирина Кротова, многие другие, «Русская театральная школа». Да и вся Европа открыта. Работа есть везде. А языковой барьер – это не барьер вовсе, это вполне решаемая проблема.

Эпилог: спектакль еще не окончен

– Договор на разовые спектакли, который вам предложили в Русском театре, вам не подходит?

– Категорически нет. Только если мне предложат мои же роли и нормальную зарплату, я готов приезжать и играть. Жить ведь на что-то надо. Но только если подходить к этому с утилитарной позиции.

– Теперь не театр будет ставить вам условия, а вы – театру?

– Именно так. Мне не о чем больше говорить с Русским театром, вернее, с его художественным руководителем, это опасный для общества элемент, странно и страшно, что никто этого не замечает. Но я не хочу больше говорить об этом. Сходите на ее спектакли и сами все увидите. Да, только перед этим прочтите оригинал. У нас с худруком Русского театра больше нет предмета для диалога, и это нормально. Каждый должен заниматься своим делом. Впереди три дороги, как у богатыря...

– У богатыря все дороги были чреваты последствиями.

– В любом случае мы себя подвергаем опасности и обрекаем на одиночество. Взять Анатолия Александровича Васильева. Счастливый ли он человек? Не знаю. Кажется, он счастлив, потому что занимается любимым делом. Но он не на родине, оторван от дома. Для меня дом – это Таллинн, это Русский театр. Мы в него пришли детьми с Пашкой Ворожцовым, с Алиной Кармазиной, с Юлей Ботвиной, царство ей небесное. Мы росли в этом доме. Говоря словами Васильева, я взял ситуацию, которая возникла в театре, для действия. Эдакая практика ситуативного театра для движения в глубь профессии. Без жертв невозможно, это тоже факт. А закончить хочу чеховским: хватит шуметь, я устал от шума, пора заниматься делом. Дорогу осилит идущий. А я зла не на кого не держу. С любовью и благодарностью, Сергей Фурманюк...