Публикация части переписки и документов, связанных с войной, которую ведет мама одного из подопечных дневного центра «Кяо», где заботятся о людях с особыми потребностями, вызвала резкую реакцию руководства учрежения. При ближайшем рассмотрении, однако, оказалось, что выявить правых и виноватых в споре между этими сторонами невозможно.
Напомним, что в предыдущих материалах речь шла о том, что, как утверждает Марина Лавриновская (она позволила теперь раскрыть свое имя), в центре «Кяо» услуги ее сыну не оказываются в должной мере. Руководство центра с этим категорически не согласно и настояло на встрече, целью которой было разъяснить допущенные в предыдущих статьях неточности и обрисовать истинное положение дел.
Недовольство руководства «Кяо» в связи с публикациями было вызвано тремя существенными обстоятельствами, которые основывались на предоставленных правозащитником Сергеем Середенко материалах. Первое: у центра весьма сложная структура (которую мы здесь описывать не будем) и физически он располагается не только на улице Паэ, но и на улице Кяо. Второе: центр не увольнял русскоязычный «работающий с клиентами» (важное уточнение) персонал. Третье и главное: словами, которые могли составить впечатление о том, что центр не уделяет должного внимания русскоязычным клиентам, репутации учреждения нанесен ущерб, это клевета. Центр оказывает услуги на русском языке, причем в объеме даже большем, чем должен.
Как журналист я приношу извинения руководству и работникам центра «Кяо» за эти и другие возможные обиды, а также за стилистические обстоятельства, которые могли и могут вызвать раздражение. Вовсе не потому, что мне предложили кофе с печеньками.
В отделении дневного центра «Кяо» на улице Паэ заботятся о взрослых подопечных с тяжелыми физическими и душевными недугами. В сущности, да - он так и выглядит, и атмосфера такая, – это детский сад для людей, возраст которых около трех лет, несмотря на паспортные 20-30. Работа здесь – чрезвычайно нелегкий и очень нужный труд, достойный всяческого уважения.
Но всяческого уважения и понимания достойно и желание родителей устроить своего ребенка в самое лучшее профильное заведение, а именно таким, по заверению самого руководства, властей города (которые финансируют учреждение) и даже недовольной мамы, центр «Кяо» является. Ведь центр уникален еще и по объему и спектру предоставляемых услуг, в чем ваш покорный слуга мог лично убедиться на протяжении полутора проведенных там часов. Здесь спорить не о чем. Но спорит Марина Лавриновская.
Ее сын в этом центре уже несколько лет. Все это время она стучалась во все мыслимые и немыслимые инстанции – от руководства центра до местной управы, от различных департаментов до мэрии и многих-многих других – пишет неисчислимые жалобы. То на недостаточную вентиляцию, то на отсутствие камер наблюдения, то на неправильную с ее точки зрения посуду... И, наконец, на дискриминацию по языку.
Сын Марины Лавриновской посещает одну из русских групп центра «Кяо», там общение ведется на русском языке, воспитатели русские. Однако клиенту нужен особый уход – помимо предоставляемых на русском языке услуг по уходу и поддержке в повседневной жизни (это такие термины), нужна еще и т.н. реабилитация, которая подразумевает услуги психолога и логопеда. А их в центре «Кяо» на русском языке не оказывают – и, согласно уставу, согласно заверенному властями столицы документу, – не должны. Поэтому Марине приходится регулярно за свой счет возить ребенка в Мустамяэ, где работают русские психологи и логопеды, замечательные, по ее словам, специалисты, которые очень нравятся и мальчику. «Это для него кусочек солнышка», – говорит Лавриновская.
Что же касается центра «Кяо», то там, хоть и есть русские группы, хоть и проводятся дополнительные занятия на русском языке, специфические услуги по реабилитации на русском не оказываются – да судя по уставу организации, и не должны. Как не должен оказываться на русском и ряд других услуг, которые все же осуществляются из гуманитарных побуждений, добровольно.
Между тем из-за непрестанного потока разнообразных жалоб Лавриновской в коллективе «Кяо» ситуация напряженная, людям реально тяжело делать свою и так нелегкую работу. Воспитатели просят перевести их в другую группу, а администрация по закону обязана рассматривать кипы заявлений от г-жи Лавриновской (я лично видел несколько толстых папок с ее собственноручными жалобами, а также дневник группы, в котором она солирует).
И это длится много лет!
Казалось бы, чтобы прекратить террор, можно было бы пойти судебным путем. Однако администрация центра этого не хочет. Ведь если они даже выиграют и избавятся от мучительницы (хотя и непонятно, на что подавать иск – на психотеррор?), пострадает ребенок, а он-то ни в чем не виноват.
Марина Лавриновская безмерно долго рассказывала мне о своих претензиях к «Кяо», их у нее накопилось огромное множество – от очевидных до тех, что из серии теорий заговора. Безусловно, во многом это недовольство обоснованно, не понять это невозможно. И да, конечно, в любой организации при желании можно заподозрить и даже выявить массу неприглядного – и ненадлежащие условия, и отлынивание от работы, и кумовство, особенно в нашей-то микроскопической стране, и даже коррупцию.
Но факт остается фактом: центр «Кяо» – лучший в Таллинне и окрестностях, и поэтому Лавриновская не хочет забирать оттуда ребенка.
«Я просто хочу жить, как все люди! Хочу устроиться на работу, но не могу, ведь надо ухаживать за сыном. Если бы здесь было то, что в Мустамяэ, и на русском...» – говорит Марина. Но в Мустамяэ нет дневного центра, там есть только русский психолог и логопед. А дневной центр «Кяо», находящийся на балансе города, не обязан оказывать такие услуги, город этого не предписывает, специалистов не найти.
Поскольку «Кяо», в который, кстати, огромная очередь, является муниципальным учреждением – все вопросы к горуправе. Оттуда на официальные запросы мне отвечали, что, да, там все в порядке, но не полагается таких услуг. А где полагается? Где в Таллинне можно совместить на русском языке услуги по дневному уходу и реабилитации (и лучше не с 9 до 17, а официально на несколько более длительный период, чтобы родители тоже могли успевать работать)? И же был ответ – нигде.
Где принцип равного обращения? В нашей стране ведь русский язык родной для трети населения, что уж говорить о Таллинне. Это факт.
Другое дело, что Марина решила педалировать именно тему русского языка. Она мне призналась, что это сейчас – в надежде на то, что на волне борьбы за русские школы удастся достичь большего результата.
Марина Лавриновская при всей ее безудержной напористости – такая, какая есть, ее не в чем винить, ею можно только восхищаться и уважать ее за то, что она изо всех сил старается, чтобы ее ребенку и многим другим детям было как можно лучше. «Потому что иначе ничего не изменится!»
А пока проблемой предоставления хотя бы в Таллинне услуг по реабилитации на русском языке для людей с ограниченными возможностями и формирования комплексной системы вплотную занялся Русский омбудсмен Сергей Середенко. Пожелаем ему удачи и, конечно, ждем результатов. Сегодня 11 июня – спросим у него, например, через полгода, 11 декабря, заведем римайндер и не забудем.