Две печальные песни о главном в российской жизни

, театральный и кинокритик
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
В «Безразличии», стилизованном под старое черно-белое кино, явно ощущается ностальгия по 1960-м.
В «Безразличии», стилизованном под старое черно-белое кино, явно ощущается ностальгия по 1960-м. Фото: SCANPIX

 Самыми яркими фильмами Недели российского кино, завершающейся сегодня в Таллинне, стали «Безразличие» Олега  Флянгольца и «Перемирие» Светланы Проскуриной.


Если бы бессмертному начальнику над культурой Савве Лукичу из комедии Булгакова «Баг­ровый остров» попались на глаза эти фильмы, он бы чуть перефразировал свою реплику из комедии: «Снаружи, вроде, авангардизм, а внутри, посмотришь, такой экзистенциализм, что хоть топор вешай!». И был бы по-своему прав. В культуре Савва Лукич кое-что понимал — и безошибочно душил все оригинальное и талантливое.

«Безразличие» Олега Флянгольца, начавшего снимать эту картину в 23 года,
в 1989-м, и закончившего 20 лет спустя, и «Перемирие» 64-летней Светланы Проскуриной, почему-то занесенной организаторами Недели российского кино в список молодых режиссеров, самые яркие фильмы недели.

Между этими картинами в самом деле много общего. В обеих ощутимо влияние романа Альбера Камю «Посторонний».

Обе сделаны с бесспорным мастерством; режиссеры, каждый по-своему, стремились создать на экране собственный художественный язык; это — кинематограф в высшей степени, артхаус, визуальный ряд здесь главный, он создает неповторимую атмосферу фильма — и в какой-то момент «как снято» начинает превалировать над «о чем снято». Обе картины стали лау­реатами «Кинотавра».
 
Бегут от реальности
В «Безразличии» жюри, вероятно, было пленено стилизацией под старое черно-белое кино, в первую очередь под французскую же «новую волну»: Годара и Трюффо. Крупное «зерно» и повышенная конт­растность кадра, геометрия прямых линий, непривычная, прячущаяся в закоулках и подворотнях Москва, от которой ныне мало что осталось.

Сейчас так тщательно не прорабатывают «картинку». Ностальгия, одним словом. Усугубляющаяся тем, что в фильме снялись тогда еще тонкий, интеллигентный и способный воплотить нежную и ранимую душу героя Федор Бондарчук и тогда еще не заштамповавшийся Александр Баширов.

Если Баширов в роли философствующего забулдыги еще более-менее узнаваем, то Бондарчук совершенно непривычен. И, право, жаль, что в нем ничего не осталось от того романтического юноши.

У Проскуриной визуальный ряд тоже великолепен. Голубая дымка, в которой растворяются ландшафты, длинные коридоры с чуть бликующими половицами, бескрайняя степь, над которой замирает стоящий на холме герой.

Немножко от Тарковского, немножко от Дыховичного, немножко от Кайдановского, чуть-чуть от «Дикого поля» Калатозишвили, но все же свое, с собственным, вложенным в это безукоризненно скомпонованное зрелище мессиджем.

Флянгольц снимал сам, с помощью оператора Анастасия Михайлова. У Проскуриной оператором был Олег Лукичев, и он, конечно, соавтор успеха.

Заметьте, что названия у обеих картин схожие и какие-то, скажем, абстрактные. Передающие то ли состояние души персонажей, то ли состояние общества. Скорее, и то, и другое.
Флянгольц в конце 1980-х снимал о начале 1960-х и с резкостью молодого и наглого дебютанта отвергал восторженную традицию восприятия той эпохи, сложившуюся после «Заставы Ильича», «Я шагаю по Москве» и других картин.

Герой фильма Петя (Федор Бондарчук), молодой рабочий, который заочно учится на дирижера самодеятельного хора, инстинктивно бежит от повседневности, куда угодно, хоть в тьму подвала.

Ему и его приятелю, сыг­ранному Башировым, подвал представляется лабиринтом Минотавра. Друзья ведут абсурдистский диалог, общее ощущение бессмыслицы педалируется анимационными кадрами, которые вносят в картину иронию, отстранение от судеб персонажей: героям безразлична жизнь, которая навязывается им официозом того времени; автору (вероятно, с его сегодняшней точки зрения), в принципе безразлична судьба героев, хотя и интересна. Он рассказывает, но не сочувствует, скорее, посмеивается.

Параллельно с линией Пети и историей его любви к странной девушке Жуже Папаниной (Ольга Шорина) развертывается история пса Тузика. Его готовили в космонавты, но он сбежал к понравившейся ему сучке и бродит по городу — в ошейнике с передатчиком, по которому Тузика пытаются запеленговать. Любовь выше обязанности быть полезным членом общества.

К сожалению, картина Флянгольца опоздала на два десятилетия, и ее центральная коллизия: чистый юноша влюбляется в девушку, которую содержит уголовник, — была использована и Сергеем Соловьевым в «Ассе», и Алексеем Балабановым в «Мне не больно». И на «Безразличие» лег отпечаток вторичности. За который режиссер не в ответе.

Пойди туда...
«Перемирие», при всех его достоинствах, тоже кажется вторичным. Проскуриной фатально не повезло, так как одновременно с ее фильмом вышла блистательная картина Сергея Лозницы «Счастье мое», очень близкая сюжетно, но сделанная с таким мастерством, до какого, при всем моем уважении к Проскуриной, ей не дотянуться.

В обеих картинах герой-дальнобойщик отправляется в рейс, цель и назначение которого расплывчаты — и по ходу действия становятся еще туманнее. Герой — современный Иванушка-дурачок, отправленный в странствие (пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что), по ходу которого ему придется столкнуться с лихими людьми, пережить гибель и чудесным образом спастись. А главное — обрести себя.

Только у Лозницы сюжет выстроен четко, каждая деталь пригнана к месту без видимых швов и допусков, напряжение не гаснет на протяжении всего фильма, а у Проскуриной в голубоватой дымке тают не только очертания пейзажа, но и поступки и мотивировки героев. Не говоря уже о характерах. Они не обозначены, они только функции в не очень ладно выстроенной конструкции сценария.

Главный герой Федор Матвеев (Иван Добронравов) — созерцатель, наивный юноша, готовый прийти на помощь кому угодно: хоть другу, которому оторвало палец, хоть дядьке, боящемуся одному ехать в сбербанк за деньгами, хоть не очень близким знакомым, собирающимся воровать провода линии высоковольтных передач.

Кто-то из рецензентов сравнил его с князем Мышкиным, но герой Достоевского, при всей своей неискушенности, четко отличал добро от зла. Да и с местными «Настасьями Филипповнами» Федор обращается, мягко говоря, не совсем благородно.

В самом сценарии смутно ощущается некоторая фальшь, и это не случайно: кинодраматург Дмитрий Соболев грешил этим уже в «Острове». Энергичная манера Павла Лунгина, доверившегося сценаристу, привела к тому, что фальшь буквально выпирала. Режиссерская стилис­тика Проскуриной растворяет сюжет в мизансценах, ландшафтах, игре света, женской наготе и прочих чисто кинематографических моментах.

Почерк сценариста назойливо вылезает наружу только почти в финале, когда Федор берет попутчика — молодого священника, торопящегося на свадьбу, но не венчать новобрачных, а спеть им — у него прекрасный голос.

Священник, которого играет один из самых обаятельных и талантливых молодых актеров России Андрей Феськов, в ответ на просьбу Федора спеть что-нибудь божественное исполняет… «Королеву красоты». Тем не менее, после встречи со священником Федор испытывает душевное просветление.

На войне как на войне
Светлана Проскурина явно покривила душой, объясняя, что «Перемирие» — это избыток мира (в смысле: вселенной) в душах героев, избыток, с которым трудно справиться.  На самом деле речь идет о настоящем перемирии, непрочной передышке в войне, которую в распавшемся обществе ведут все со всеми.

Дядя Федора (Юрий Ицков, сыгравший мужичка себе на уме с пронзительной достоверностью) уверен, что его ограбят. Его предчувствие сбывается: деньги, которыми он должен расплатиться за покупку машины, украл сосед-башкир. Преступника ловят, он упирается, и тогда участковый Тимоха пытает его, поливая ноги кипятком. На войне как на войне.

Местный философ Генка Собакин (Сергей Шнуров в этой роли удивителен;  знаменитому рок-певцу удалось убедительно совместить почти люмпенскую неприкаянность своего героя с высоким интеллектом) увлечен образом Пугачева; кровопролитие, учиненное бунтарем, приобретает в глазах Собакина несомненную эстетическую ценность.

Кругом тьма, насилие, опасности. После того, как Федора, помогавшего приятелям спиливать высоковольтные провода, ударило током, становится не вполне ясно, жив ли герой или все последующие события просто возможности его дальнейшего существования.

И сквозь всю картину проходит образ полигона и ракетной установки, готовящейся к пуску. Намек на конец перемирия? Не знаю. Эмоциональная составляющая картины вообще намного сильнее логической.

Тем не менее — это кинематограф. Странная, противоречивая, страшная, но выполненная с бесспорным мастерством картина. Печальная песня о мире, в котором живет режиссер. Как «Безразличие» — печальная песня о мире, которого уже нет.

В адрес Проскуриной сыпались обвинения в очернительстве, нелюбви к своей стране, русофобии. На самом деле позиция Проскуриной была выражена гораздо раньше — и талантливее — Александром Блоком. В стихотворении «Грешить бысстыдно, беспробудно». Последние строки там таковы:
Да, и такой, моя Россия,
Ты всех краев дороже мне.

Рецензия

«Безразличие»
Россия, 1989-2010
Режиссер и автор сценария Олег Флянгольц
В ролях: Федор Бондарчук, Алексндр Баширов, Ольга Шорина, Сергей Брагин и др.
«Перемирие» Россия, 2010
Режиссер Светлана Проскурина, сценарист Дмитрий Соболев, оператор Олег Лукичев, композитор Сергей Шнуров («Шнур»)
В ролях: Иван Добронравов, Юрий Ицков, Сергей Шнуров, Надежда Толубеева, Наталья Седых, Андрей Феськов и др.

Комментарии
Copy

Ключевые слова

Наверх