В этом репортаже открывают свою душу люди, от которых зависит завтрашний день не только всех стран Европейского Союза, но и маленькой Эстонии.
Солнечные впечатления от августовской Греции
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Маленький ресторан возле автовокзала в Афинах. Автобусный вокзал совершенно не типичен для одной из европейских столиц — тесный, маленький, потный, дымный... какой-то совершенно неприглядный. Люди и автобусы вперемешку. Автобусный вокзал любого из наших небольших городов рядом с ним выглядит весьма современно и просторно.
Зато ресторан очень домашний, подносы обильно уставлены запеченными в масле баклажанами, томатами, рыбой и еще чем-то таким, что идентифицировать могут только сами греки. Набираю только то, что точно знаю, как назвать. Пара взглядов, улыбок, глоток вина побольше — и хозяйка заведения уже у моего стола. «Ах, так вы из Эстонии! У вас же был коммунизм, и что он вам дал?» — вопрошает она.
Неожиданный вопрос, и я начинаю рассказывать ей о высылке, первых годах советской власти, пропаганде, уничтожении элиты, сибирском рабстве. О том, как люди пропадали в никуда, и какой страх это создавало в обществе.
«Да, я так и думала, что это не могло быть просто. У меня тут работала официанткой одна грузинка. Она тоже говорила, что коммунизм не был божьей благодатью.
У ее семьи была очень тяжелая судьба. А мой сын, который учился на архитектора, говорит, что он хочет коммунизм, чтобы все были равны и жизнь обеспечена. Вы согласны рассказать ему о том, какова была реальная жизнь при коммунистической власти?»
Даю женщине свои контактные данные и прошу, чтобы ее сын связался со мной. По крайней мере дам ему ссылку на какие-нибудь англоязычные книги.
Все знают друг друга
Греческий город Йитион. Сидим с Петросом на балконе его дома и любуемся видом на порт. «Знаешь, каждого я сюда не приглашаю, но тебя я знаю, и ты мне нравишься. С некоторыми людьми так случается, что встретишься с ним и открываешь ему свое сердце, а другому даже 50 центов не хочется давать. Сколько ты заплатил за ночлег в Skoutari?» Услышав цену, он только покачал головой.
«Это никакая не дружественная цена. Вот приезжай ко мне в гост в мае или июне, и я поселю тебя в гостинице за 15 евро в сутки, вместо официальных 60. Вот это и будет дружеская цена!» — предложил мне Петрос.
«Знаешь, Петрос, живущие в Греции эстонцы читали мою предыдущую статью о пакистанцах и поедании собак, и в своих комментариях они пишут, что это какая-то очередная байка из тех, которые время от времени рассказывают туристам», — сказал я ему.
Петрос явно задет таким замечанием. «Сам же говорил, что первый раз ты писал о каком-то анонимном портовом городе и о каком-то Костасе. Мы тут не какие-то анонимы! Так и пиши, что это рассказал тебе Петрос из Йитиона. Здесь живет лишь несколько тысяч человек, и я всех знаю. И они меня тоже знают. Мой зеленый Nissan каждый день тут крутится. Я не вру!» — заявил он.
Супруга Петроса украинка, и она тоже приехала сюда как эмигрантка. Я спросил у Оксаны, тяжело ли ей было? «Да не особо», — игриво ответила она. Ее русский по-прежнему безупречен, хотя она не говорит на нем годами. За десять лет жизни в маленьком портовом городе они с Петросом нажили двух детишек.
Шутки на греческий лад
Перед отъездом лихач из Йитиона врезается прямо в мой автомобиль, который достался мне от друга Костаса — в его отеле Skoutari я ночевал. Как же мне теперь разобраться с этой ерундой в чужом городе? Страховка, полиция, чертежи, фотографии, подписи? Получается, что у меня нет при себе фотоаппарата.
Вышедший из автомобиля молодой человек явно нетвердо стоит на ногах, он покачивается и что-то лопочет. О чем-то бормочет на греческом языке.
Я приветствую его на греческий лад: «Ясас! Что же мы теперь будем делать, у тебя есть страховка? Наверное, вызывать полицию смысла нет?» — спрашиваю я совершенно конкретно и безо всякой улыбки.
Услышав слово «полиция», грек начинает яростно размахивать руками. Он хватает меня за руку и упрашивает: «No police, no police my friend; I am — Money, Money, Money». Плачущий пьяный мужчина, который не говорит по-английски, разбитая машина моего друга, вокруг радостно воркующие греки. Звоню Петросу.
Я уже готовлюсь к получасовому ожиданию и волоките, но не проходит и пяти минут, как Петрос тут же приезжает на своем мотороллере. По части времени первый подобный опыт в Греции.
Петрос и молодой человек знакомы друг с другом.
Петрос утешает его и хлопает по плечу. Они обмениваются несколькими фразами, молодой человек пишет что-то в углу на клетчатом листочке бумаги, бурно благодарит, обнимает меня и Петроса и спешно удаляется в бар к своим друзьям. Его автомобиль на радость всем водителям остается стоять посреди дороги, мигая габаритными огнями.
Стою на тротуаре, в руках держу замасленный клетчатый листок бумаги и вновь поражаюсь тому, как ведутся дела в Южной Европе.
«Я знаю отца этого молодого человека. Он в этих краях уважаемый и честный рыбак, их родственник автослесарь в Спарте. Позвонишь ему завтра утром, расскажешь о повреждениях машины и он запишет тебя на какое-нибудь время. Все будет сделано как надо. Не волнуйся!»
Оузо и Старый Таллинн
Сижу на балконе отеля моего друга и читаю новости Postimees в онлайн. «Посмотри, здесь в статье Eesti Päevaleht в виде таблицы приводятся цены в Эстонии и Греции. У вас, наверное, цены немного выше». Костас смотрит в таблицу и от удивления открывает рот.
«Я должен быть вообще сумасшедшим, чтобы покупать продукты по такой цене. Цена томатов около двух евро за килограмм. Безумие! Больше 40 центов за кило я не плачу. Апельсины покупаю большими мешками по несколько десятков килограммов, поскольку зимой мы каждый день делаем свежий апельсиновый сок. Когда температура падает до десяти градусов тепла, человеческий организм слабеет и нуждается в поддержании тонуса — пчелиных сотах и витамине С».
Мы убеждаемся, что цены на мясо и молоко схожи, но в остальном цифры в таблице сильно перевешивают в пользу Эстонии. Большинство продуктов питания в Греции стоят столько же или даже дешевле. Хотя у греков дороже горючее и выше НСО.
Вместе с товарищем иду из единственной таверны Skoutari в сторону отеля и уже предвкушаю удовольствие от плавания в теплой морской воде под луной и звездным небом. На часах еще нет и десяти, а беседы в греческих садиках становятся все веселее.
У меня возникает непреодолимое желание заглянуть в один из них и попросить разрешение сфотографировать. Мы останавливаемся возле шумного сада.
Сидящие за столом женщины что-то громогласно обсуждают, девушки снуют с посудой туда-сюда и громко смеются. Звенят бокалы с национальной греческой водкой — оузо. Я обращаюсь к стоящей у ворот седовласой женщине по имени Катарина, которая и является здесь хозяйкой.
«А вы знаете, молодой человек, вы не первый эстонец у нас, — сообщает Катарина. — Ко мне уже приезжала одна эстонка из Калифорнии. Это было лет 30 тому назад, но я хорошо все помню. Здесь, в деревне, мы никогда не жили шикарно, и нам всегда чего-то не хватало. Вместе с ней мы пили хорошее вино, а я все жаловалась на свою грустную жизнь.
Так эта эстонская дама посмотрела на меня и сказала: «Знаешь Катарина, ты лучше замолчи и будь довольна тем, что у тебя есть своя родина». У нее тогда родины не было, она была оккупирована, я знаю... Она рассказала мне историю своей маленькой страны. Так что у нас, в Греции, жить можно. Как у вас в Эстонии? Теперь все хорошо?»
Я подтверждаю, что по сравнению с тем, что было 30 лет назад, действительно произошли большие положительные изменения, но есть и такие, кто говорит, что все могло бы быть и лучше.
Фотографируемся и, сердечно обнимаясь, прощаемся. После купания возвращаюсь в гостиницу, и из головы долго не выходит рассказ Катарины об эстонке из Калифорнии и ее родине.
Откладываю для нее последнюю бутылку Vana Tallinn, планирую зайти к ней перед отъездом и рассказать о замечательных встречах и т.д., но случилось то, что всегда бывает во время отпуска в теплых краях — я так и не успеваю к ней зайти. А Vana Tallinn остается хозяевам и обслуживающему персоналу приморской таверны.
Как-то жарким летним вечером мы завели разговор с Костасом о мучающей его проблеме — об иммигрантах.
«Новый начальник афинской полиции хочет сделать так, чтобы в каждом микрорайоне круглосуточно патрулировал хотя бы один полицейский. Для этого он набрал примерно еще тысячу полицейских. Каждые выходные проходят большие облавы.
Всех нелегалов задерживают и отвозят в специальные лагеря, откуда после допроса их отправляют на родину».
«Но они же порождают преступность! — восклицает Костас. — Я не говорю только о карманниках и мелких жуликах. В моем районе два иммигранта вторглись в один частный дом, поставили женщину на колени и, приставив пистолет, потребовали, чтобы она отключила сигнализацию.
Дом хорошо охранялся, вся сцена была заснята на пленку камеры слежения. Двое сыновей были дома, спали на верхнем этаже. Еще до того, как прибыл на место полицейский экипаж, братья сбежали вниз и увидели все своими глазами.
Грабители удрали. После того, как полиция сделала свою работу и уехала, а в доме наступила тишина, жулики вернулись и снова все продолжили с того места, на чем их прервали. Сыновья уже открыли свои оружейные шкафы и на этот раз без длинных разговоров пристрелили одного из преступников на месте. Именно того, который разбудил их мать и угрожал ей оружием. Это ж надо быть такими нахалами!»
Афины — это не Греция
«После этого случая полиция решила предъявить братьям обвинение в превышении пределов необходимой обороны. Народ это так разозлило, что уже через пару часов люди вышли на акцию протеста. Пару тысяч человек собралось протестовать перед зданием суда», — продолжил Костас свой рассказ.
«У тебя подобных конфликтов с ними не было?» — интересуюсь я осторожно.
«Почему не было, — восклицает собеседник. — Почти такой же случай произошел.
Три года назад я с 14-летним сыном остался один дома. На втором этаже было чуть приоткрыто кухонное окно. Вдруг слышу, что кто-то ходит наверху. Точно, вор в доме. Я даже увидел, как он спрыгнул из открытого кухонного окна на траву».
Костас все продолжал что-то бубнить себе под нос. Чувствовалось, что эта история волнует его до сих пор.
«Полиция сняла опечатки пальцев, несколько часов во–зилась на втором этаже. Вор уже успел упаковать часть украденного, но забрать вещи все-таки не успел. После ухода полицейских все легли стать, а утром примерно в шесть часов я уехал на работу.
Видимо, вор увидел, как я уехал, и вернулся. Но на этот раз проснулся сын (а он у меня смелый мальчишка!), побежал на второй этаж и спугнул вора. Тот завис на окне, но до того, как спрыгнуть, поранил сыну руку складным ножом.
Какие-то вещи он успел прихватить, но большого ущерба не нанес. Теперь мы охлаждаем комнаты с помощью кондиционера, а окна плотно закрываем», — закончил свой рассказ Костас.
В этом смысле в Skoutari, да и в одноименном городке мне хорошо, это не Афины — здесь все окна и двери нараспашку, кошельки могут лежать прямо на столах, а в автомобилях оставляют ключи в замке зажигания.
Костас говорит: «Тут я и останусь жить. Заберите у меня всю мою зарплату, развалите всю систему социального обеспечивания, чтобы ни один иммигрант больше не захотел здесь оставаться. И дайте мне простую рыбацкую лодку — я выживу. На еду заработаю и детей воспитаю. Афины — это не Греция. Да, так и напиши!»