Если муза окажется подстилкой, а плут плутом

, критик
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Гламурный интерьер петербургского салона в опере Умберто Джордано «Сибирь». В центре Андрей     Вылегжанин в роли Сутенера.
Гламурный интерьер петербургского салона в опере Умберто Джордано «Сибирь». В центре Андрей Вылегжанин в роли Сутенера. Фото: Харри Роспу

Пятый раз в рамках театрального фестиваля «Биргитта» проходят оперные вечера. До сих пор на них по очереди, через год, свои спектакли показывали два московских музыкальных театра — «Геликон-опера» и «Новая опера».

В этом году подошла очередь «Геликон-оперы», которая в музыкальном мире и среди культурной общественности Эстонии известна как труппа гениального постановщика Дмитрия Бертмана.



Простой подсчет показывает, что в течение последних десяти лет, начиная от «Русалки» в театре «Эстония» и до нынешнего фестиваля, мы увидели десять спектаклей в постановке великого режиссера, причем два из них он поставил у нас. Так что мы в какой-то мере тоже можем считать его своим режиссером.



Радует, что наряду с современной режиссурой (которой, как известно, на оперных сценах явно не хватает) Бертман предлагает публике удовольствие познакомиться с операми, которые нечасто идут на театральной сцене, что делает их для нас особенно ценными.



На нынешнем фестивале в Пирита были представлены «Фальстаф» Джузеппе Верди (1893) и «Сибирь» Умберто Джордано (1903). За последние сто лет «Фальс­таф» ставился в Эстонии только раз, а «Сибирь» никогда.



«Сибирь» являет собой образцовый пример веристской (реалистической, от латинского veritas — истина, правда) оперы, а «Фальстаф» — это лебединая песнь классической opera buffa (комическая опера, итал.).



Как в части музыкальной, так и вербальной драматургии мы имеем дело с двумя стилистическими крайностями, которые, будучи представлены друг за другом, неожиданно перекликаются между собой, демонстрируя человеческое величие (через трагедию) и человеческую пустоту (через комедию).



Сюжетный конфликт в обоих случаях разворачивается на поле между полюсными парами: любовь и распутство, любовь и ревность. В «Фальстафе» в конце концов все побеждают, в «Сибири» — проигрывают.



«Сибирь» Умберто Джордано сплавляет в себе итальянскую веристскую оперную традицию и искупительный мазохизм, знакомый нам по классической русской литературе.



Действие начинается в петербургском салоне и заканчивается на каторге в Сибири. Вместе с географическим смещением места действия меняется и внут­ренний мир главных героев, и их ценностные ориентации.



Вся жизнь Сибирь

Сутенер (Aндрей Вылегжанин) узнает, что проститутка (Карина Григорян) влюбилась, что, понятное дело, непрофессионально да и вообще неуместно. Она же счастлива, но ее избранник (Дмитрий Пономарев), не подозревающий о занятии возлюбленной, в порыве гнева убивает одного из клиентов дамы.



Суд отправляет его на каторгу в Сибирь, а его любимая добровольно следует за ним, поняв, что лучше быть супругой любимого человека, пусть и каторжника в Сибири, чем шлюхой в столице.



Для героя проблемы, оказавшиеся страшнее каторги, начинаются, когда он узнает, что его невинная, как он думал, муза оказывается на самом деле подстилкой со стажем. Но все же любовь побеждает во всех раундах, в том числе и в последнем. Для других участников драмы все так хорошо не заканчивается.



Режиссерская работа Бертмана по-настоящему превосходна на стыке двух действий, так что для того, чтобы достичь большего эффекта, он даже немного сместил время антракта.



Гламурный столичный салон за какие-то секунды превращается в бесконечные сибирские просторы, коридоры дворца — в рудники, где работают каторжане. Фраки, платья, цилиндры — те же самые, но, словно тюремные робы, становятся серыми и в полоску.



Лирическая сторона произведения, его драматизм и динамика были прекрасно переданы в игре оркестра (дирижер Владимир Понкин), исполнении великолепного ансамбля солистов и в мощном чувственном почерке режиссуры.



Образный язык, разделяющий и одновременно объединяющий действия спектакля, предлагает и вот еще какую трактовку: на самом деле настоящая любовь, как и ссылка в Сибирь, — неожиданна, холодна, ведет к одиночеству и у нее нет дороги назад. А жизнь — это, в свою очередь, Сибирь без любви: витальна, но неуютна; приятна и удобна, но бессодержательна.



Вся жизнь шутка

Если в «Сибири» два героя, а все остальные — вредители, то в «Фальстафе» все действующие лица — вредители. Эта комическая опера по мотивам шекспировской плутовской комедии «Виндзорские насмешницы» рассказывает о негативных свойствах человеческой натуры: распутстве, пьянстве, плутовстве и т.п.



Эту оперу Бертман поставил как сказку, может, даже немного напоминающую сон: декорации и реквизит не меняются на протяжении всего спектакля, действующие лиц передвигаются по сцене словно сквозь вату, вместо героев из плоти и крови на сцене суетятся скорее куклы или маски.



Тем самым режиссура отдалилась как от Шекспира, так и от Верди, которые всегда добивались, чтобы комические персонажи были не только смешны, но и психологически убедительны.



Во-вторых, Бертман намеренно отказался от одного из источников непосредственного, грубоватого комизма: его Фальстаф в восхитительном исполнении Сергея Топтыгина не толстяк, а молодой, симпатичный, спортивного вида любитель приключений и секса, хотя и несколько примитивен и ограничен. Таким образом, большая часть иронии либреттиста и композитора (дирижер Теодор Куртентзис), отведенная для героя, пролетела мимо.



К сожалению, одна из изю­минок спектакля — импровизированная клоунада, которая постоянно сопровождала вокальные партии солистов, — из-за гигантских размеров встроенного в стены Пиритаского монастыря 1300-местного зрительского зала во многом просто потерялась для пуб­лики.



Самый большой из трех залов «Геликон-оперы» примерно раз в шесть меньше. Подозреваю, что, пытаясь на скорую руку компенсировать этот недостаток, решили играть «по-большому», заполняя сцену бессодержательным снованием, чего никогда ранее не встречалось в работах Бертмана.



Скрещение постмодернистской свободной игры с пышностью Ренессанса приводит к тому, что вместе с замечательным музыкальным впечатлением зритель покидает зал, получив вполне конкретное послание: все шуты и останутся шутами! Вся жизнь — это шутка и, похоже, еще и сон. Главное — чтобы было весело, причем любой ценой.



С новыми плодами творчества Бертмана и его команды (художники-постановщики Игорь Нежный и Татьяна Тулубьева) наша пуб­лика сможет познакомиться уже в январе следующего года, когда в «Эстонии» пройдет премьера «Любви к трем апельсинам» Сергея Прокофьева.



Опера


Умберто Джордано «Сибирь»


Джузеппе Верди «Фальстаф»


Постановщик Дмитрий Бертман


Московский оперный театр


«Геликон»


Театральный фестиваль «Биргитта 2009»


Таллинн, 20 и 22 августа

Комментарии
Copy
Наверх